Ларри Нивен - Молот Люцифера [litres]

А Мейбл увидела раскинувшийся впереди Нью-Йорк. Вон Эмпайр-стейт-билдинг, статуя Свободы и Всемирный торговый центр. Все выглядело именно так, как она себе представляла, но почему-то было наклонено под углом в сорок пять градусов.

Где-то там, внизу, ее дочь, должно быть, едет в аэропорт имени Кеннеди, чтобы встретить родителей и познакомить их с парнем, за которого она собралась выйти замуж.

Внезапно сорвало закрылки. «Семьсот сорок седьмой» задрожал, завибрировал. Как испуганные бабочки, слетели со стола карты Мейбл. Она ощутила, как самолет рванул вперед, выходя из пике.

В небе мчались черные тучи, похожие на громадную завесу: они неслись быстрее самолета, в них сверкали молнии. Внезапно гигантская огненная стрела ударила в статую Свободы и заплясала по ее воздетому факелу. А потом – поразила и самолет.

За Оушен-бульваром оказался обрыв. Под ним вдоль берега петляло шоссе Пасифик-Коуст. А далее был океан.

На краю обрыва рассматривал горизонт бородатый человек. Глаза его искрились искренней радостью.

Вспышка длилась лишь миг, но была ослепительной. Когда она угасла, на сетчатке глаз мужчины запечатлелся голубой шар.

Красное свечение… Необычные световые эффекты очертили в небе вертикальный столб… Бородач обернулся со счастливой улыбкой.

– Молитесь! – крикнул он. – Судный день настал!

С десяток прохожих воззрились на него. Но большая их часть не обращали на мужчину внимания, хотя он и производил в высшей степени незабываемое впечатление: глаза восторженно сияют, густая черная борода с двумя снежно-белыми прядями у подбородка развевается по ветру.

Кто-то обернулся и заявил:

– Если вы не отойдете от края, для вас действительно настанет Судный день. Будет землетрясение.

Мужчина отмахнулся.

Другой – чернокожий в дорогом деловом костюме – более настойчиво воззвал к его благоразумию:

– Если во время падения кометы вы останетесь здесь, то пропустите почти весь Судный день. Не упрямьтесь!

Бородатый задумчиво кивнул и неторопливо направился к тротуару, где столпились люди.

– Спасибо, брат.

Земля содрогнулась и застонала.

Ему удалось удержаться на ногах. Он увидел, что какой-то бизнесмен в темно-коричневом костюме падает на колени, и последовал его примеру. Все вокруг сотрясалось, и часть круто обрывающегося берега отвалилась. Если бы бородач не убрался оттуда, оползень унес бы его с собой.

– Ибо Он грядет, – закричал мужчина. – Ибо Он грядет судить Землю…

Бизнесмен подхватил псалом:

– И будет судить справедливо мир и людей по правде Своей…

Окружающие присоединились к пению. Почва под ногами дыбилась и ходила ходуном.

– Слава Отцу и…

Резкий сильный толчок расшвырял людей в стороны. Упавшие кое-как поднялись.

Тряска прекратилась, и многие заспешили прочь: найти машину, убраться подальше отсюда, уехать в глубь страны…

– Благословен Ты, Господи Боже отцов наших… – выкрикивал бородатый.

Оставшиеся подхватили. Мужчина знал псалом наизусть, а подпевать было нетрудно.

На поверхности воды были серферы. Она взлетали на гребне мощной зыби. Теперь их скрыла слепящая завеса соленого дождя. Многие из тех, кто окружил бородатого, помчались прочь в сырую тьму. Но бородач продолжал молиться, и люди из дома на противоположной стороне улицы тоже присоединились к нему.

– Благословите, моря и реки, Господа, пойте и превозносите Его вовеки!

Дождь превратился в ливень, но благодаря причудливой игре порывов ветра на том участке, где находился проповедник и его паства, образовался просвет. Бородатый увидел весь берег – вплоть до пустынного пляжа. Уровень воды заметно понизился, вода отхлынула, оставив на песке бьющихся рыб.

– Благословите Господа, киты и все, движущиеся в водах, пойте и превозносите Его вовеки…

Песнопение завершилось. Люди молчали, стоя на коленях под хлещущим дождем и вспышками молний. Мужчине показалось, что он различает, как вдалеке – за самим горизонтом, океан вздыбливается чудовищным горбом, отвесной стеной, перегородившей весь мир.

– Господи, спаси нас, ибо объяли меня воды до души моей! – закричал проповедник.

Прочие не знали Книгу пророка Ионы, но слушали, затаив дыхание. Со стороны океана донесся зловещий гул.

– Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною.

«Нет, – подумал бородатый, – оставшаяся часть не подходит». И он снова начал петь псалом:

– Господь Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться.

Стремительно надвигался водяной вал. Они допели до конца.

Какая-то женщина встала.

– Молитесь, – произнес проповедник.

Грохот океана заглушил его слова, завеса дождя налетела на людей, и скрыла от их глаз огромную волну. Та мчалась к берегу – вздымающаяся водяная стена – выше любого небоскреба, всесокрушающая колесница Джаггернаута, вскипающая у основания грязно-белой пеной с зелеными прожилками. Но бородач успел заметить нечто крошечное, двигающееся поперек ее склона. А потом стена обрушилась на него и его паству.

Гил отдыхал, лежа ничком на доске. В голове медленно кружили мысли. Он ждал большую волну, как и все остальные. Под животом плескалась вода. Горячее солнце пекло спину. С обеих сторон от него подпрыгивали, выстроившись цепочкой, доски для серфинга.

Джанин поймала взгляд любовника, и уголки ее губ лениво поползли вверх. В ее улыбке были обещания и воспоминания. Ее мужа не будет в городе еще три дня. Ответная ухмылка Гила не выражала ничего. Он зевнул. Здесь, на пляже в Масл-Бич в Санта-Монике, хороших волн не бывало, но Джанин жила неподалеку, так что, может, он и передумает… Ничего, океан никуда не денется: будут и другие дни.

По обрывистому берегу вразброс стояли особняки, нарядные и новенькие. Дома на пляже Малибу выглядели совсем иначе: они всегда казались более обветшавшими, чем на самом деле. Но и тут имелись признаки старения, причем самые что ни на есть реальные. Там, где земля граничит с морем, все разрушается быстро. Гил, как и его приятели, покачивающиеся на волнах в это прекрасное утро, был совсем юным. Семнадцать лет, дочерна загорелый, длинные волосы выгорели почти добела, мышцы на животе, как пластины, покрывающие шкуру броненосца. Ему нравилось, что он выглядит старше своих лет. Отец выкинул сына из дома, но юноше не приходилось платить ни за жилье, ни за еду.

Всегда находились женщины в возрасте.

Если он и вспоминал о муже Джанин, то с дружелюбным весельем. Гил не был для него опасен. Он не искал ничего постоянного. А ведь ею мог завладеть любой парень, которому захотелось бы вечно тянуть из нее деньги…

Он сощурился от ослепительного солнца. Оно вспыхнуло еще ярче, и Гил зажмурился. Это был рефлекс – здесь достаточно часто колол глаза отраженный волнами свет. Сквозь сомкнутые веки юноша увидел, как вспышка угасла, и широко распахнул глаза. Оглядел море. Идет волна?