Светлана Тулина - Холодная сварка, или Ближе, чем секс [СИ]

Улыбался. Кивал. И делал вид, что не понимаю.

Не понимаю. Как же!

Просто давно лазейку нашёл. Можно попытаться протиснуться. Как раз под размерчик, гы. Если понравится.

Не герой, конечно, но и не мерзавец. Не заведомый грешник, которого надо варить в котле, исправился чтобы. И даже слегка положительный, если режиссёр по жизни добрый попадётся. Или у сценариста настроение хорошее.

Клоун.

Смешной, неуклюжий, эвритаймно влипающий в неприятности. Падающий в каждую лужу. Спотыкающийся на ровном месте. Вечно получающий тортом в мордень.

Комический персонаж, короче. Ржали чтобы. Такого, может, и не пнут лишний раз. Особенно, если он ну уж очень прикольно сам на банановой шкурке навернётся. И заверещит. И вообще смешной по жизни.

Нравится? Нравится? Нравится?!

Ну так хлопайте!

Чё ручки поопускали? Аплодируйте! Весь вечер на арене и всё такое.

А ведь это — единственный выход… Единственный, понимаете? Бей себя сам. Первым. Пока другие не успели. И первым же смейся над этим. Главное — искренне смейся! Чтобы и другим смешно стало. Тогда эти самые другие будут бить не так часто. И не так больно. Хороший выход, чё. За неимением.

Многие открывают его для себя слишком поздно. Ну и в итоге ужасаются. И начинают ныть или вешаться даже, вены там резать. С этим по жизни повезло — рано понял. И пережить успел ещё до школы. В школе было бы сложнее, да. Хорошо, что ещё в детском саду всё очень наглядно объяснили. Повезло. Ага! Не шучу, в натуре повезло.

Впрочем, тогда так не думал. Маленький был. И дурак. Расстроился очень.

Пять лет было, старшая группа. Или даже четыре. Не помню точно. Ничего такого, ерунда вроде. Подумаешь! На горке застрял. Велика важность!

Детская площадка, мы там всей группой гуляли. Лесенки, качельки всякие, карусель-самокрутка. Тренажёры разные. Горка вот тоже. Хорошая горка, с кучей наворотов. Можно залезать не только по лесенке, но и сбоку, перебирая ногами по трубе, она спиралью идёт. Хорошая такая труба, толстая, удобно лазить. Металлопластиковая, синяя, как сейчас помню. А наверху, вместо дверцы, что-то типа толстого и упругого спасательного круга, сквозь него надо пролезть. Чтобы в домик попасть. А из домика уже две горки, крутая и не очень, для совсем малышни.

Там-то и застрял. Не в домике, конечно. В круге том. Как в мультике про Винни-Пуха.

Вот-вот.

Тоже, наверное, смешно со стороны смотрелось: торчит из толстого кольца толстый пузанчик толстой попой наружу, дрыгает толстыми ножками, орёт толстым голосом. И ни вперёд — ни назад.

Капитально тогда там застрял — воспиталка с нянечкой вдвоём еле вытащили. Воспиталка ещё причитала, типа за десять лет, как горку поставили, впервые такое. Дурра. Это типа как, утешение для ребёнка что ли, да? Типа он — типа я! я! — самый, типа, толстопузый и толстопопый за все эти десять, типа, лет?! Хорошенькое утешение, ага!

А нянечка ржала. Потом конфетку дала. Карамельку.

Терпеть их не могу.

Мы тогда играли по какому-то анимэ. Не помню названия, чё-то про супер-героев. Разумеется, представлял себя одним из. Дурак был, ну. Тяжеловесно топтал газоны с супер-мега-плазмомётом наперевес, делал «Пш-пш! Бд-бд-бд! Бдыщ-бдыщ! Пш-пш-пш!» и проявлял прочие чудеса ловкости. Ага-ага! Прятался за перилами беседки. Пыхтел в кустах. На горку вот тоже полез…

Идиот.

После этого не играл в героев.

Как отрезало.

Стыдно признаться, но я никогда не любила детей. Дети, они такие… дети. Особенно те, что постарше и могут смело именоваться подростками. Сложный возраст, ранимое эго, хрупкая индивидуальность, психологические проблемы пубертатного периода, сюси-пуси, давайте все дружно вокруг танцевать и оберегать всячески, а то не дай бог сформируем комплексы на всю последующую жизнь и будут у них потом ужасные проблемы…

Одна у них проблема — драть их некому!

Шестнадцать годков, на год старше жюльверновского капитана, а Гайдар так и вообще уже два года как полком командовал. А этот — ну просто зла не хватает. Взрослый парень, а ведёт себя как балованная трёхлетка: капризы, обидки на пустом месте, истерики и угрозы. На любую попытку установить хоть какой-то мало-мальский контакт реагирует как викторианская старая дева на подозрительный шорох под старой викторианской кроватью среди целомудренной викторианской ночи: что это?! кто это?! ах-ах!!! спасите-помогите! вторжение на частную территорию, насилие над личностью!!!

Не сдаюсь. Всегда доводила все начатые дела до конца, и это на полпути не брошу, пусть даже и не надеется. И рефлексировать долго тоже не стану. Помните, я уже говорила — я не из тех, кто долго думает, я из тех, кто сразу начинает прыгать. Вот и сейчас прыгаю. А что ещё остаётся? Пытаюсь сгладить — и, о да, загладить, хотя чего там заглаживать? Я-то нормально себя вела, в отличие от некоторых, не будем указывать пальцем… жирненьким таким пальчиком… Спокойно, спокойно. Я — взрослая женщина. Начальница и мать — какая-никакая, но вырастила же не самую плохую девочку. В конце концов — я офицер, пусть и запаса. К тому же дипломированный психолог. А он — всего лишь ребёнок. Великовозрастный балбес, избалованный донельзя, запуганный и изнеженный одновременно, но — всего лишь ребёнок.

Наверное, в этом и причина, я просто не люблю детей, вот и всё. Не люблю и не понимаю, и никогда не понимала, как ни стыдно в этом признаваться человеку моей профессии. И единственный выход, наверное, остаётся как раз именно в ней, в профессии. Подойти к делу с точки зрения именно что профессиональной. Относиться не как к арендодателю, теловладельцу или (тем более) ребёнку — как к работе. Никаких сантиментов и переживаний. Просто ещё один клиент. Сложный, да, с крайне нетипичными характеристиками и плавающими показателями, но и только, ничего личного. Проблема, которую нужно решить. Рабочая проблема.

Так проще войти в нужный настрой и саму себя убедить, что всё обязательно получится. Должно получиться. Главное — убедить саму себя, остальное придёт. С работой я всегда справлялась, в отличие от жизни личной.

Изучаю, убеждаю, пытаюсь крайне аккуратно внедрять в его донельзя зашлакованное сознание основы самых простейших понятийно-поведенческих матриц — незаметно, исподволь, деликатно и осторожно, как балерина на минном поле. Знать бы ещё, что именно послужило причиной нашего изначального конфликта? Почему мой хомячок, мягкий и пушистый, вдруг оказался так негативно настроен именно по отношению ко мне? Что вызвало столь острую реакцию отторжения? Вряд ли этот негатив был изначально, иначе зачем соглашался. Но и за собой я не обнаруживаю никакой вины, хотя и перетряхнула воспоминания о наших первых совместных днях чуть ли не по минутам. Ничего оскорбительного с моей стороны не было — ну, если не считать инцидент в душе. Но это ведь тоже не сознательное оскорбление было, а естественная реакция организма, да он и сам потом извинился. Больше ничего криминального припомнить не получается, но факт остаётся фактом — хомячок обижен, и сильно. Причем обида эта носит чётко выраженный личностный характер — то есть на меня он обижен чуточку более, чем на весь прочий мир.