Владимир Моисеев - Вот-вот наступит счастье [СИ]

— Простите…

— Мы догадываемся, какой жестокий психологический и социальный удар в скором времени обрушится на нашу цивилизацию. В наших силах предпринять определенные действия, которые позволят минимизировать неизбежные потери при сепарации. Неужели вы откажетесь помочь своим согражданам в этот непростой момент истории?

Вопрос, который задал Нау, показался Зимину намного важнее, чем пустые разговоры создателей новой науки о практическом бессмертии. Он, не отрываясь, смотрел на перстень Нау с огромным драгоценным камнем, который вдруг сменил красный цвет на зеленый. Помогать людям Зимин никогда не отказывался. Или все-таки отказывался? Он попытался вспомнить, когда с ним в последний раз случалось что-то подобное. Но память подвела. Неужели, он всегда был отзывчивым? Почему-то убедиться в этом Зимину было очень важно.

Обязательно должны были отыскаться в его биографии позорные или хотя бы сомнительные факты. Не мог же он, при любых обстоятельствах, поступать исключительно «правильно». Наверняка приходилось совершать и гадкие поступки, которых следует стыдиться. Зимину стало бы легче, если бы что-то такое всплыло в его памяти. Но нет… Пусто.

«Надо отказаться сейчас, и тогда пробел будет заполнен. Каждый раз, когда я буду вспоминать о своем решении, мне будет стыдно. Это будет веским доказательством того, что у меня еще есть совесть», — подумал Зимин.

Следующая мысль была проще: не следует нагружать совесть без необходимости. Легче помочь, если просят.

— Помочь? Почему бы и нет. Я только не понимаю, какой от меня прок? Что я должен сделать?

— На этот вопрос ответить можете только вы сами, — сказал Нау твердо. — Собственно, ничего другого от вас и не требуется. Ответьте на свой вопрос — вот и поможете человечеству.

— А если конкретнее?

— Вы только что потеряли работу? Так? Но сочинять тексты — это единственное, что вы умеете. Более того, — это то, чем вы хотите заниматься и дальше. Так?

Зимин кивнул.

— Вот и прекрасно! Продолжайте работать, как будто ничего не произошло. Только числиться вы теперь будете в районном отделении Коллегии. И рукописи приносить будете не Ручину, а начальнику отделения. Договорились? Разница, скажу вам, небольшая.

— У вас жестокая цензура. Я не умею писать по заказу. Пробовал несколько раз — не получалось.

— Разве я запрещаю вам писать правду? Какая ерунда! Подцензурных авторов у нас хватает и без вас.

— И я смогу писать обо всем, что мне на ум придет?

— Хорошо сформулировали, мне понравилось.

Доводы Нау показались Зимину убедительными. Он почувствовал, что готов подчиниться этому человеку. Так хочется быть полезным! Простая мысль, но почему-то она не приходила в голову раньше, пока об этом не сказал Нау. Зимин почувствовал, что благодарен ему.

— Можно попробовать.

— Вот и прекрасно.

— Не знаю, справлюсь ли?

— Вы хороший писатель. Остальное — сущая ерунда. Поздравляю! Отныне вы член Коллегии.

Все произошло быстро, Зимин не успел, как следует, обдумать предложение Нау. Собственно, это не было предложением. Ему сказали: «Надо»! Допускался только один ответ: «Есть»! Зимин не был уверен, что поступил правильно, согласившись работать на Коллегию. Он не представлял, какие обязательства взял на себя. Было понятно одно — теперь он должен этим людям. Но кто они и что могут потребовать, оставалось загадкой. Например, является ли Нау членом Коллегии? Скорее всего — нет. Достаточно было посмотреть, как он разговаривает с Лобовым, чтобы это понять. Нау был хозяином, для которого Коллегия всего лишь полезный инструмент.

Пришлось Зимину самому придумывать, о чем он должен написать, чтобы стать полезным «человечеству, на которое вот-вот обрушится жестокий психологический и социальный удар». Разобраться, с какой целью создали Коллегию, будет непросто, это Зимин сразу понял, не стоило и начинать, не его ума это дело. Ему показалось, что правильнее написать о Запрете ряда научных исследований. С Запретом было понятнее. Знания — это власть. Проверенный способ стать свободным человеком. Теория практического бессмертия уже создана, чтобы не вводить людей в искушение, разумно ввести монополию на это полезное знание, запретив занятия наукой. Все. Конкуренты будут остановлены.

Сюжет рассказа придумать было несложно. Актуальная тема.

Молодой психофизик Тёма был доволен своей работой. Он не сомневался, что при правильном подходе, собрав волю в кулак, проявив должное усердие, забыв про лень и честно заработав авторитет у начальников, ему удастся сделать карьеру в Институте технологий, как удалось бы в любом другом месте, при наличии желания и терпения.

Он не боялся, что сотрудники лаборатории посчитают его карьеристом. Более того, он не только не скрывал свои планы по поводу продвижению по служебной лестнице, но и лично распространял леденящие слух подробности о собственной беспринципности и готовности совершать самые подлые и бесчестные поступки, если они помогут ему в карьерном росте. Тёма не сомневался, что подобные рассказы, если они дойдут до ушей начальников, обеспечат ему преимущество в гонке за должностями, поскольку те сами когда-то были в его положении и лучше других знают, что тщеславие и жажда власти предпочтительнее любви к чистой науке.

И до поры до времени расчет Тёмы срабатывал самым впечатляющим образом. Он без особого труда завел личное знакомство с главным начальником и сумел ненавязчиво и убедительно доказать ему свою преданность.

Но наступили новые времена, Тёме пришлось сменить тактику. Все началось с выездного заседания философского семинара, на который в принудительном порядке согнали младших научных сотрудников. Ученые, как правило, не любят философов, Тёма не был исключением. Но доклад, который прочитал на семинаре присланный Коллегией функционер, неожиданно захватил его внимание. Потом он часто вспоминал этот определяющий день, пытаясь понять, что заставило его отказаться от огромного труда, проделанного до сих пор ради будущей карьеры, и начать все сначала.

Смешно, но если бы организаторы семинара прислали в Институт технологий грамотного человека, способного внятно объяснять материал, Тёма бы устоял и не поддался пропаганде. Принципы новой науки были смехотворны, разоблачить их в честном споре не составило бы труда. Но только в том случае, если бы докладчик понимал, о чем говорит, и был способен признать поражение, столкнувшись с неопровержимыми фактами и строгой логикой.

Но докладчик не обладал перечисленными качествами. Это был косноязычный тупой болван, который зачитал глупейший текст, составленный каким-то проходимцем. Парадокс, но кое-как прочитанная белиберда, оказалась для Тёмы решающим аргументом, определившим его дальнейшую судьбу. Он понял, что будущее принадлежит лишённым ума, совести и чести ребятам, для которых голос рассудка, диалектика и причинно-следственные связи были не заслуживающей упоминания белибердой. Еще Тёме стало ясно, что ради своего доминирования эти люди не остановятся ни перед чем. Они представлялись ему агрессивной (в хорошем смысле этого слова), серой массой, перед которой не устоит даже самый изощренный интеллект. Вот почему он решил стать одним из них.