Владимир Моисеев - Мизантроп [СИ]

Языки развязались. Ребята соскучились по общению и с удовольствием делились воспоминаниями о своих детских приключениях. Повседневная школьная скукотища была забыта. В памяти остались яркие смешные воспоминания.

Было чудесно, но я не мог смириться с тем, что друзья мои — такие замечательные люди, жаль, что мы так редко встречаемся, — совершенно не интересуются будущим. Отправляясь на встречу, я отдавал себе отчет в том, что моя работа, которой я отдаю так много сил, для них полнейшая белиберда и пустая трата времени. Если бы я ограничился парой рюмок, как предполагал заранее, то сумел бы не обращать внимания на возмутительное равнодушие товарищей. Однако норма была превышена, и спиртное начало свое коварное воздействие. Алкоголь обладает неприятным свойством — мизантроп ты или нет, но обижаться по пустякам он человека заставляет.

Я попытался вспомнить, что эти люди говорили о своем будущем тогда, в школе. Наверняка, они мечтали о чем-то и строили планы. Интересно было бы проследить, как менялись их представления о жизни с течением времени. Но сделать это крайне трудно, потому что люди обычно не фиксируют свои отвлеченные желания. Жаль, потому что с точки зрения футурономии именно эти неуловимые импульсы во многом определяют будущее. Я попробовал придумать, как их отслеживать. Но мне помешали.

Ко мне подошел бывший одноклассник, которого я с детства привык звать Прохором — не помню, было ли это его настоящее имя или сокращение от фамилии — и предложил выпить за встречу. Идея была плодотворная. Реализовали ее без проблем. В школе мы с Прохором не ладили. Почему, трудно сказать. В далекие школьные годы я был склонен дружить со всеми подряд, открытый был мальчик. Искал, наверное, родственную душу. Любил поболтать на отвлеченные темы. Это потом, после пятьсот пятьдесят третьей неудачной попытки, я решил стать мизантропом. Прохор был человеком прагматичным, не склонным к схоластике. Вот и причина для конфликта. Сейчас, конечно, все совсем не так. Я стараюсь с людьми без нужды бесед не заводить. Только со своей Лидой. Интересного собеседника найти трудно. И, честно говоря, овчинка не стоит выделки. Что за радость, если вдруг отыщется человек, который поймет меня? Или вдруг, без подсказки, начнет произносить слова, которые я сам могу говорить часами? Детские желания часто бывают такими странными. А сейчас я вырос и понял смысл поговорки: молчанье — золото. Вот и на этот раз, выпив с Прохором за встречу, я постарался ограничиться добродушной улыбкой. Прохор заговорил сам.

— Чем занимаешься, Уилов? Мне рассказали, что ты забросил астрономию. Зря, ребята любили хвастаться перед девушками, что один из их друзей — настоящий астроном. Представитель романтической профессии.

— Ерунда. Какая там романтика! Компьютеры, цифры и формулы.

— Ты, Уилов, всегда старался держаться подальше от народа, никогда не любил людей.

— Наверное. Тебе виднее.

Прохор тяжело вздохнул, мне не понравились его глаза: были они ясными и пронзительными. Показалось на миг, что он был непозволительно трезв.

— Ты не ответил на мой вопрос. Чем занимаешься?

— На встречах одноклассников это самый дурацкий вопрос, — сказал я, не смог промолчать.

— Если дурацкий, так ответь.

— Исследую будущее.

— Не смеши, — сказал Прохор. — Предсказатель из тебя не получится. Нет в тебе достаточной наглости, да и врать ты не умеешь.

— Я не предсказываю будущее, его нельзя предсказать или построить, его можно только изучать.

— Политика? Поменял астрономию на политику? Ну, знаешь ли…

— К будущему политика отношения не имеет. Есть тактика, есть стратегия, а есть реальность. Эти штуки редко пересекаются.

— Ты — политтехнолог?

— Нет. Я уже сказал, что политика меня не интересует. Только будущее.

К нам присоединилась одноклассница Ольга. Она мне подмигнула, потом подумала и подмигнула Прохору.

— Можно я немного помолчу рядом с вами, послушаю умных людей.

— Можно, — разрешил я.

— И меня политика не интересует, — грустно сказал Прохор. — Знаешь, я долгое время был либералом. Меня всегда интуитивно привлекала свобода. Не только своя, но и чужая. Мне кажется, что люди должны быть свободны.

— Согласен, — сказал я.

— Но потусоваться с либералами не удалось, они меня выставили за дверь. Оказалось, что их интересует только экономическая свобода. Чтобы экономика эффективно развивалась, частные предприниматели должны получать максимальную прибыль, а государство не должно им мешать обирать лохов. К остальным проявлениям свободы либералы относятся весьма оригинально — им наплевать на любые личные или общественные фантазии, но при условии, что они не ограничивают возможности частных предпринимателей и не мешают получать прибыль.

— Да, конечно. Это не секрет.

— Понимаешь, стремление к свободе и безразличие к поступкам соседа — это разные вещи. Как в будущем будет решен этот вопрос? Ты, Уилов, наверняка знаешь правильный ответ. Победит ли добро, свет и все хорошее тьму, зло и все плохое?

Мелькнула в голове правильная мысль: «Промолчи!» Но я уже был пьян, а в таком состоянии могу говорить о будущем часами.

— Обычное дело. Характерная претензия к будущему. Если бы плохие ребята захотели уничтожить мир, они бы действовали именно так — призывали бороться за все хорошее против всего плохого. А плохое, как известно, все вокруг. Без исключения.

— И я? — спросил Прохор.

— Безусловно, — ответил я. — Доказать это не составит труда. Нет ничего проще. Если, конечно, это кому-то понадобится. Личная заинтересованность, Прохор, очень тонкая штука. Она способна творить чудеса. Но в каждом конкретном случае надо разбираться отдельно. Особенно, когда речь заходит о жадинах. Ты ведь жадина, Прохор?

— Наговариваешь. Я — человек доброй воли.

— А в детстве был жадиной.

— Но я действительно за все хорошее против всего плохого.

— Это должно настораживать.

— Кого?

— Прежде всего, тебя самого. Это же первый симптом деформации мозга.

— Получается, нужно быть за все плохое против всего хорошего?

— О, это второй симптом деформации мозга.

— Ты утверждаешь, что у всех людей проблемы с головой?

— Только у тех, кому повезло иметь развитый мозг.

Потом Прохор куда-то пропал. Наверное, нашел другую жертву для бессмысленной болтовни. Нет, в самом деле, что может быть глупее выяснения достигнутого за время нашей разлуки жизненного успеха. Я представил, как он задает свой дурацкий вопрос кому-то еще: «Чем ты сейчас занимаешься»? Это было смешно. Мне было приятно, что свой экзамен я уже сдал.

Ольга схватила меня за руку и потащила танцевать. На встречах одноклассников принято заниматься всякой ерундой. Я знал куда направляюсь, и был готов к любым безрассудствам. Все равно день пропал.