Нед Виззини - Be More Chill [Расслабься] [litres]

Так, что ему отвечать?..

«Любовь отца…»

Выступаю вперед и декламирую (по-моему, лучше всех):

– « Любовь отца имеешь ты, Деметрий, так оставь же мне Гермию, а сам – возьми его ».

Клянусь, моя мама захлопала в ладоши! Она сидит в задних рядах. Отец отсутствует, с собой мама привела каких-то дальних родичей, очевидно, присяжных. Должно быть, она рада, что я не запинаюсь и не веду себя словно буйнопомешанный. Ничего, через несколько действий она будет рвать и метать.

«Но, государь…»

– «Но, государь, не так же ли, как он и я богат, и знаменит рожденьем?»

Я настолько привык к СКВИПу, что могу спокойно произносить слова роли, внимая его подсказкам, и разговаривать с ним. Не сумею этого объяснить. Наверное, задействованы разные части мозга. Ведь можем же мы одновременно напрячь бицепс и согнуть запястье. Многозадачность, что ли…

«Да, твой мозг в состоянии работать в параллельных режимах. Это нормально, хотя людям не понять».

Правда?

Мой рот же произносит:

– «Так почему я должен отступиться?»

«Правда. Люди развивают эту способность только со СКВИПами, начиная с версии 1.0».

Жаль, что нельзя ни перед кем похвастаться.

«Голой мыслью действительно не похвастаешься. Люди ненавидят таких».

Хе-хе. Слушай, а среди публики есть кто-нибудь со СКВИПом?

«Расчет вероятностной амплитуды закончен. Итого семь».

Они заметят по тому, как я играю, что у меня тоже СКВИП?

«Разумеется, нет. Думаешь, они замечают это в кино?»

А что, киноактеры пользуются СКВИПами?

«Джереми, мы, СКВИПы, первым делом проникли в Голливуд. Неужели ты думаешь, что там заучивают роли наизусть?»

– «…Боготворит неверного она», – заканчиваю я.

– «Я признаюсь, дошли такие ж слухи и до меня…» – отвечает мне Юджин.

Смотрю поверх его плеча за кулисы. Кристин наклоняется, поправляя что-то в обуви. Она готовится стать Паком и произнести все эти знаменитые строчки, невероятное, огромное количество слов, причем безо всякого СКВИПа. Она улыбается и машет мне. Вокруг нее – стайка феечек. Кристин, похоже, совершенно счастлива.

«Так и есть. Ты сам сделал ее счастливой».

Я?

«Да, Джереми. Ты нравишься Кристин куда больше, чем тебе кажется. Вот почему мы все это затеяли. Я не стал бы выставлять тебя позориться перед публикой, если бы не был уверен, что идея сработает».

А она сработает?

«Все выглядит надежно. Ты прервешься на минутку-другую, произнесешь несколько слов, позовешь Кристин, поцелуешь ее, а затем вернешься к роли».

Да.

«Да».

Весь мир вдруг фокусируется на мне, словно объектив «рыбий глаз» на идущей по подиуму модели или на автомобиле. Сердце дает сбой, я вновь становлюсь абсолютно сосредоточенным, как прежде в присутствии любой девчонки. Перестаю праздно болтать со СКВИПом и, пользуясь его подсказками, танком пру вперед: действие первое, явление первое. Отрабатываю забавный романтический диалог с Эллен. Заканчиваю, ухожу за кулисы. Меня бьет дрожь, с которой не сравнится мандраж перед выходом на сцену.

«Расслабься. Чего ты трясешься? Твой пульс…»

Выключись.

СКВИП умолкает на полуслове. За кулисами обмениваюсь поздравлениями с другими актерами. Мне одними губами говорят: «Отлично сыграно!». Но меня это уже не колышет. Я должен завоевать Кристин. Должен поднять задницу и сделать. Я так давно, еще с шоколадного «Шекспира», намереваюсь воплотить свою цель в жизнь, что она сделалась сродни религиозному культу: исполни – не то прямиком отправишься в ад.

Принимаюсь подпрыгивать, нанося удары по невидимому врагу, но меня быстро осаживает мистер Рейес, шепча:

– Возьмите себя в руки, молодой человек.

Бреду к древнему пианино (за кулисами всегда найдется древнее пианино) и сажусь за него. Закрываю лицо ладонями и повторяю то, что должен сказать Кристин. Сцена за сценой, действие за действием, до самого конца. Мой выход. Подхожу к кулисам. Я – ракета, нацеленная прямо на солнце.

– «Прекрасная, ты, верно, утомилась, так по лесу блуждая? – начинаю я.

У нас с Эллен романтическая сцена под сенью деревьев.

– «Да, отдохнем, Лизандер. Поищи себе постель…» – отвечает она.

Кроме нас, на подмостках никого, и я внезапно вижу, что зал набит битком. Он такой вместительный, оказывается. Похоже, у нас неплохо получается. Зрители сидят не шелохнувшись. Никто не свистит, не переговаривается, даже не кашляет.

– «Одно пусть будет сердце, одна – постель», – продолжаю я, делая несколько шагов вперед.

Свет софитов падает под углом, и отсюда зал почти не виден. Вместо людей я краем глаза вижу только пятно, похожее на ожог сетчатки. Словно выступаю в заоблачном туннеле: луч над ночным морем, готовым меня поглотить.

– «Пускай твоя любовь лишь с жизнию бесценною иссякнет», – подает финальную реплику Эллен и театрально укладывается на пол.

Черт, я ведь тоже должен лечь… Растягиваюсь на полу, будто на траве в летнем лагере, и делаю вид, что уснул. Вот оно. Сейчас появится Кристин.

На сцене я всегда утрачиваю ощущение, что я – это я. Растворяюсь в словах роли. Однако это состояние исчезает, уступая место совершенно новому расслоению личности, как только на сцену выходит Кристин. Я лежу на полу, точно мертвый ребенок, отчетливо понимая, что больше от меня ничто не зависит. Вообще. Включаю СКВИП.

«Ты знаешь, что тебе следует сказать?»

Да.

«Ты готов?»

Думаю, да.

«Плохой ответ. Попробуй сказать просто “да”».

Да.

«Она здесь».

– «Я лес кругом весь обошел, а человека не нашел, – Кристин пожимает плечами, стоя лицом к залу, потом приближается ко мне, – на чьих глазах мой царь желает цветочек этот…»

«Давай!»

– Э-э-э… извините. – Я встаю.

Зал удивленно таращится. Оказывается, далеко не все зрители были захвачены зрелищем. Зато сейчас никто глаз со сцены не сводит. Проснулись даже те, кто дремал. Будто я – диковинный жираф, десантировавшийся на сцену с вертолета. Я кожей чувствую их изумление. Я смотрю им в лица.

– Извините, что прерываю спектакль и все такое, – улыбаюсь. – Меня зовут Джереми Хир, я играю тут в пьесе, как вы могли заметить. Знаете, прошедшая неделя выдалась чертовски тяжелой для нашей школы, – скрещиваю руки на груди.

Люди в зале улыбаются. Это хорошо. Небось, решили, что смотрят этакую современную постановку Шекспира.

– Нам пришлось несладко, когда выяснилось, что Джейк не сможет играть, мы все… ну, вы понимаете, мы болеем… то есть молимся, да, молимся за него. А еще мне очень не хватает моего друга Рича, пострадавшего в том же пожаре.

Слышатся жидкие аплодисменты.

– Что ты творишь, Джереми?! – вопит мама, вскакивая с места.