Максим Мортем - Смотрители (СИ)

– Не так. – Отвечал техник сам себе. – Этот метод применяли гораздо реже, чем принято думать. На самом же деле сжигание применяли не в средневековье, а в ренессансе и даже в Новом времени, мужчин, по некоторым оценкам, сжигали чуть ли не столько же, сколько и женщин. Инквизиция боролась с еретиками, и именно эта борьба впоследствии перетекла в охоту на ведьм, которая даже в двадцать первом веке продолжалась какое-то время. В 15-16 веках в Испании умудрялись выдавать оправдательные приговоры обвиняемым в ведьмовстве, которые, между прочим, больше относились к травникам и думающим, будто летали на шабаши. В 1611-ом году ведьмам позволили каяться в грехах, чтобы получить прощение церкви. Охота на ведьм больше была распространена в Англии, Германии и Франции, но проблема в том, что чем больше ведьм сжигали, тем больше ведьм сжигали, ведь они выдавали своих соучастниц.

– Да уж, если нет достойных собеседников – их вообще нет, – то почему бы не поговорить с самим собой, да, приятель? Мы всегда были одни, одни и остались. Повезло хоть, что я пару немного древних книжонок по идеям, что бы такого смастерить, сумел протащить. Всегда есть теперь, что сотворить… Кстати, как считаешь, надежда вообще нужна? Она же может фактически затмить разум. Тем не менее, как по мне, человеку необходима надежда. Только вооружившись ею, каждый сможет в битве с самим собой уничтожить ту часть себя, что тянет его на дно. Но проблема в том, что, разрушаясь, она задевает всё самое ценное в человеке, именно поэтому, теряя надежду на что-либо, человек уже не в состоянии идти дальше после поражения. Надежда – штука полезная, но опасная для использования. Без неё человек способен получить иммунитет к временам отчаяния в своей жизни, но обретя надежду, он получает неведомый доселе прилив сил и эмоций, которые способны подтолкнуть его к действиям в некоторых случаях посильнее самого Гнева. Но разве жизнь без надежды стоит того, чтобы тратить время Смерти, оттягивая момент свершения очередного предназначения? Разве сам такой человек представляет из себя хоть что-то полезное для нашего общества по сути мечтателей; чем надежда не мечта? Живёт ли он, или просто существует? Почему бы не прерывать их бесцельное и апатичное существование?

– Но я же жив. А на что мне надеяться, в кого мне верить, кроме как в самого себя? – Он, как следствие оба, оглянулся. – Да и вообще, Надежда? Ты решил обратиться к этой старой шлюхе? Не думал, что она приходит не ко всем, кто-то не способен чувствовать надежду, кто-то в ней не нуждается, а кто-то жаждет от неё избавиться, потому что она приносит больше всего боли в безысходных ситуациях, когда человек всякого под этим наркотиком может сотворить?

– Подожди-ка, ты выступаешь за этих, за нигилистов? Всё бессмысленно, а? Даже смерть – лучший способ избавиться от неугодных? Не хочешь ли ты сказать, что смерть вынужденная мера для чего-то большего, например, она всего лишь очередной этап эволюции, а мы, живые, лишь новая партия экспериментов природы? Именно мёртвые правят всем и вся? Сама природа мертва?

– В свете последних событий, да, мертва. По крайней мере, здесь. Вопрос в другом: Природа состоит из множества маленьких… природ каждой планеты или Природа везде едина? Что вообще такое природа и что является её частью? Не нам это решать, к сожалению. Даже самообразование не гарантирует, что когда-нибудь ты сумеешь преобразовать всё вокруг себя под свои нужды и желания.

– А жаль, я бы хотел возомнить себя каким-нибудь преобразователем или реформатором, создателем или творцом.

– Богом?

– Богом.

– Удивительно, как ты ещё не сошёл с ума от амбиций.

– Удивительно, как сама Вселенная ещё продолжает терпеть Человечество… да и потом, я же понимаю, что быть богом – гиблое занятие. Делать нечего, уже знаешь всё, что за ересь? Допустим, человечество бы открыло и познало вдруг всё и этой херни, как сейчас, не случилось бы – что мне-то делать в этой утопии, чем себя занять? Не спорю, знать много классно, а эмоции ничто, если нет разума, способного их осознать, интерпретировать, но эта утопия всезнания окажется антиутопией. Люди в конечном итоге начнут деградировать, медленно, постепенно. Либо же люди немного деградируют, снова всё познают, деградируют и так до бесконечности, прямо как старинные аккумуляторы, которым уж полтора века, на зарядке. Поэтому людям лучше бы вымереть на пике своих возможностей и развития, чтобы о нас сохранилось положительное представление и все забыли, что мы вырезали чуть ли не половину видов живых существ Земли, пусть я и утрирую. Посуди сам: легенды стали таковыми, сдохнув в нужный момент, так почему бы нам самим не уйти в легендарный статус?

– Но где гарантия, что на Землю иноземные существа прибудут раньше, чем через несколько миллионов или даже миллиардов лет? О наших подвигах никто никогда не узнает. Да, обнаружат наши скелеты, да, строения всё ещё будут возвышаться над всем миром, но нас причислят скорее к очень сильно развившейся болезни, с которой планета справилась сама или мы себя же и прикончили; не знаю, что и позорнее для нашего вида: смерть от такого же, как мы, или от какого-то жалкого куска камня с сорняками. Придём ли мы с миром, если изобрели столько видов войн: партизанскую, психологическую, асимметричную, на истощение, гражданскую, грязную, гуманитарную; хочешь сказать, что это было давно? – век с небольшим назад верх человеческой мысли сотворил как минимум информационную, но ведь были созданы ещё в будущем. Мы никогда не придём с миром, одно лишь разрушение принесём с собой, а потом уничтожим от нечего делать свой собственный вид, боль ведь приносит огромное удовольствие всем, иначе бы войн не было, ради удовольствия же, коим являются людские, природные и иные ресурсы, господ воюем.

– Ну, знаешь, почти всю нашу историю научный прогресс двигал войну вперёд, создавал новые виды убийства сородичей, только курить люди любили больше, чем воевать. Благо, в случае войны я всегда найду себе работу даже не в первых рядах пушечного мяса, создавать убийствоносные приспособления по моей части…

– Если бы тебе предложили закончить все войны взамен на чью-то бесполезную жизнь, то ты бы согласился?

– Я не в праве решать, кому и когда умереть, я не Бог Вселенной и мне им не быть; бог своей судьбы – быть может, но не более. Я могу лишь наблюдать за тем, что происходит. Меня бы винили, конечно, мол «почему ты не прекратил все войны?» – но я бы замучился страдать от ударов совести, ведь это было бы убийство… – Он сделал какую-то недоверчивую гримасу. – Противоречиво? Не оружие убивает, а тот, кто стреляет, то есть за, так сказать, моих деток я был бы спокоен, в чьи бы руки они не попали, даже если кто-то устроит массовое истребление или выиграет межвселенскую войну, благодаря моему оружию, то это всего лишь будет значить, что я достойно выполнил свою работу.