Максим Мортем - Смотрители (СИ)

– Ты точно умеешь защищаться от душевных терзаний, будто бы спрятался от правды, которая будет вечно тебя резать. Ты боишься признать, что являешься не меньшим убийцей, чем пользователи твоего оружия.

– Что ж. Не нам с тобой судить. Увидим в Аду.

– Если ты вообще будешь иметь право попасть в какой-то там жалкий ад и распугать всех демонов.

– Не принижай мои заслуги.

– Я их превышаю.

– Может быть, я и поступал хреново, но не жалею, об этом, кто бы что не думал. Мне нравилось…

– …быть пособником Смерти?

– …создателем оружия. Я был бы горд, если бы узнал, что именно благодаря моему оружию сумели устроить геноцид. Жаль, что в этот раз его устроил не я; что не умру от собственных рук. Впрочем, я это заслужил, повинен ведь в стольких смертях. Но если не я, так кто-то другой его создаст. Обезоруженных не будет никогда.

– Но хотя бы постепенно от насилия избавляться следует, иначе мы действительно перебьём друг друга. Разоружение необходимо.

– Мы уже перебили друг друга. Да и ты серьёзно думаешь, что война сгинет насовсем? Даже если это слово будет воспрещено к произношению на всех уровнях всех условных государств, даже если войны хоть в каком-то значимом проявлении остановятся, всё равно найдётся какой-нибудь умник, вроде меня, который только ради одной лишь забавы будет называть этим определением любое противостояние, состязание, гонку или что-то ещё. Убийства у нас в крови. Называть животными борющихся на ринге людей – так себе практика, ведь это способ вывести пар. Да и тебе ли не всё равно, что там они делают, людей же не жалко? И называя нас животными, ты оскорбляешь зверей. Не обижай бедных зверюшек.

– Да ладно тебе, ты всегда любил охоту. Тебе ли не знать, как лучше всего их “обижать”?

– Знать. – Его лицо искривилось, лицезрея слабую злость. – Но я уже очень давно начал жалеть бедных животных, а потому и охотиться перестал.

– Или она всего лишь оказалась запрещена, а твои благородные повести – пустой звук. Греховно это, – Он усмехнулся, – проливать кровь ради крови. Впрочем, у тебя же была лицензия на убийство. Считай, что ты был в самом конце солдатской пищевой цепи, высшим звеньям которой дозволено убивать людей. В то святое время, ты – собака на привязи, которая уходит охотиться, а военные – прирученные львы, такие же обезображенные человеком животные, которые раздают зрелища всем и каждому, войны ведь начали нести в основном развлекательный и поэтический характер.

– К твоему сведению, охота предназначена не только для личного обогащения, потребления, трофеев и охоты ради охоты, но и для регулирования видов.

– Столько плюсов. Впрочем, я тебя ведь не виню. Какая разница, кем ты был, кем стал, если нам с тобой немного осталось, неважно уже, были охотники когда-нибудь или нет… Раз уж я вспомнил религию, то всё-таки встаёт такой вопрос: если Иисус Христос взял на себя все грехи человечества, то почему он сейчас не в Аду?

– Уверовавшие в Бога являются сыновьями божьими, но я почти полностью уверен, что все они греются в царстве тепла, а раз так, то у Него есть любимчики? Кто-то больший сын, чем другие? Он всего лишь не стал кланяться другим людям вместо Бога, за что и получил Его милость. Он захотел остаться рабом. Понятно, что после смерти Иисус просто домой вернулся, формально-то он не раб в любом случае.

– Очень удобно рассуждать о религии, когда знаешь о ней на уровне “Бог – мужик на небе”. Ты и близко не изучал божественный вопрос на академическом уровне, а потому имеешь ли ты право вообще рассуждать о Боге без таблички “невежда”?

– Да, не спорю, я – невежда в отношении религии. Тем не менее, я открыт для новых познаний поболее некоторых верующих, которые ни одной книги, кроме библии, в своей жизни не видели, и атеистов, для которых обсуждать Бога – плохой тон, зачем же устраивать разговор по поводу пустоты?

– Кем же ты тогда называешь себя, не юным ли агностиком?

– Агностик? Нет, слишком отдалённое понятие, да и не нравится мне, как оно звучит. Я – человек, и не стыжусь этого… Знаешь, мне импонирует то, как звучит солипсизм в вакууме: “Нет человечества, нет Бога, нет Смерти, ты – мысль, блуждающая на задворках Вселенной, всё вокруг – странный сон.”; но я не хочу причислять себя к его сторонникам. Я хочу составить своё личное мировоззрение, собранное из множества других.

– Так ты даже не отрицаешь, что все мы состоим из чужого мнения, что своего-то у нас и нет?

– В определённой мере. Я люблю что-то придумывать, даже если это что-то останется до скончания времён в глубинах моей ДНК, но всё-таки хочу понять, являюсь ли кем-то большим, чем просто каким-то там человеком с мёртвого булыжника, а труды людей прошлого мне отлично в этом помогут. – Он сел на кресло прямо перед множеством мониторов кабинета.

– Пытаешься построить мировоззрение абсолютного знания?

– А почему бы и нет? Времени на самопознание нам хватит. А даже если нет – что же, не судьба… – Он повернулся куда-то в сторону, обращаясь к стене, а не мониторам. – Я не знаю, неотвратима ли она; я не знаю, может ли она управлять чужими жизнями, от неё ли только зависит, когда и кто умрёт. Неужели над самой Смертью стоит кто-то ещё; неужели Смерть – не естественный порядок вещей, а всего лишь чей-то больной умысел? Кто является судьбой? Тот ли, кто её творит, или всё-таки тот, кто сам принял на себя роль судьбы, управляя чужими? – бог, правитель; убийца, вор? Убийство – это точно такое же решение чужой судьбы, жить ли другому человеку или умереть. Воровство – выбор, жить ли кому-то благополучно и дальше. Бог и правитель государства совсем недавно разделились, до того момента они приравнивались к одному статусу: “Быть богом – быть правителем; быть правителем – быть богом”. Они оба решали, кому жить-умереть, кому кутить-существовать, даже если это разные существа с точки зрения метафизики. Все они творили судьбу, свою или чужую… Но что сейчас? Множество атеистов, монархия свергнута, эти два высших существа утратили свой статус Судьбы. Они проиграли. Да и кто последний раз выиграл в гонке со Смертью? Даже Фидиппиду скорости не хватило. Или он слишком быстро бежал и начал выигрывать, что Смерти не понравилось, кто знает…? Я это всё к чему: никто не судьбоносен. Смерть всему голова. Она сама определяет наши судьбы… Или нет, я у неё не спрашивал.

– Не думал ли ты о фатализме, о неотвратимости судьбы, несмотря на причины?

– Я не хочу умирать просто потому, что так захотела старуха Судьба. Я хочу умереть по некой причине, например, из-за созданного мной же оружия. Фатализм неинтересен. Что интересного в смерти без причин? Я люблю причинно-следственные связи.

– Тогда детерминизм тебе явно ближе.