Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— И я буду об этом молить Бога с надеждой…

Кир вдруг порывисто его обнял, и Максим ему ответил. С него не убудет, а Киру — приятно, может быть укрепится доверие.

Так они дошли до больницы. Кир оставил Максима перед входом в комнату после того, как Максим заверил его, что сам сможет позаботиться о себе. Попрощавшись, он вошёл в комнату, снял экзопротез, верхнюю одежду, и лёг на кровать. В целом, прогулка и общение с Киром были приятными и плодотворными, и он подумал бы ещё немного об этом, если бы не усталость. Его всё ещё будоражили слова той маленькой девочки. Он отказался от привезённого обеда и заснул.

Сзади кто-то сильно кричал. Экзопротез запутался в высокой сухой траве, и он споткнулся, упал и тут же снова поднялся, срезав ножом удерживающие его травяные путы. Он бросился бежать дальше, но дорогу ему преградил ручей с тёмно-свинцовой водой. Он вступил в его воды и вдруг…

— Брат Максим, — услышал он за спиной слабый голос.

Он обернулся. Сзади него стоял отец Александр. Он, белея лицом, часто и поверхностно дышал, изо рта его текла кровь.

— Я прощаю… я люблю тебя… — еле слышно сказал Наставник и замертво упал у его ног.

— И я люблю тебя, отец Александр! Прошу тебя, подожди совсем немного. Я уже иду к тебе…

Он полоснул ножом себе по горлу и опустил руки. По телу потекла кровь. Она стекала по руке, по лезвию ножа и тяжёлыми каплями падала в ручей…

Максим истошно заорал и проснулся. Перед глазами стояло белое лицо отца Александра, он ещё слышал его голос…

— Нет… О, Боже! Нет!!! Мой любимый отец Александр!!! Прости меня!!! Я иду к тебе!!!

Захлёбываясь воздухом, он, покрывшись холодным потом, ещё метался по постели, когда вбежала сестра Анна и быстро вколола ему успокоительное; он несколько раз дёрнулся и успокоился, тяжело дыша.

В комнату вбежал Кир.

— Что с ним случилось? — с большой тревогой спросил он сестру Анну, но та пожала плечами и испуганно сказала:

— Не понимаю. Что-то случилось с ним, пока он спал.

Кир кинулся к постели Максима:

— Максим, что с тобой?

Максим, тяжело дыша, как безумный, смотрел на него и вдруг зарыдал:

— Это был сон?! Это был всего лишь сон?! Боже милостивый, какой же это был жуткий сон!

Он трясущейся рукой вытащил нательный крестик и прижался к нему губами, затем быстро протянул руку и схватил с тумбы чётки, сполз с постели на пол и, неуклюже выворачивая больную ногу, попытался преклонить колени перед иконой, но не смог и грузно упал на пол, как в бреду без остановки произнося молитву Иисусову. Взволнованный Кир тут же встал рядом с ним на колени и вошёл в его молитву. Прошло какое-то время, а Максим всё лежал, скорчившись на боку. Наконец, его шёпот стал спокойнее и тише, он открыл глаза, увидел молящегося рядом Кира и привстал, опираясь здоровой рукой на пол. Кир помог ему подняться.

— Сколько я спал? — тихо спросил Максим.

— Пару часов, не более. Что произошло, Максим?

— Боже… Кир… мне приснился жуткий сон… такой реальный сон… Он мне уже снился, но тогда я как будто бы видел его конец. Теперь же мне снилось не продолжение, а начало. Мне ещё никогда не снились такие яркие и страшные сны…

— О чём же был этот сон? — мягко спросил Кир.

— Мне приснилось, что я убил того, кого люблю больше жизни… — с ужасом произнёс Максим.

— Это дьявол тебя посетил, — серьёзно сказал Кир. — Но не поддавайся страхам. Давай, немного поешь да одевайся. Братья и сестры уже собираются на службу, и нам тоже надо вовремя поспеть.

Максим с большим трудом съел принесённый ему обед, Кир помог ему одеться и заключил его ногу в экзопротез. Максим с ужасом посмотрел на механизм и сказал:

— О, Боже… И он тоже был в моём сне!

— Господи, помоги брату Максиму справится с этим наваждением, — произнёс Кир и перекрестился. Он подал Максиму руку, чтобы его поднять. — Пойдем скорее в дом Божий, там все страхи от тебя отступят!

Максим испытывал сильную слабость, ему не хотелось никуда идти, тем более туда, где соберутся все сектанты посёлка. Больше всего ему сейчас хотелось уединиться в молитве, запереться в келье. Но в то же время, страшнее богослужения с сектантами, его страшило одиночество. Он боялся отпустить от себя Кира, от которого воспринимал спокойствие и твёрдую уверенность, которой ему сейчас так не хватало. Он подал ему руку, и тот поднял его. Они вышли из комнаты и прямиком направились в храм.

Начало темнеть, и по краям дорожек загорались шарообразные фонари. К храму со всех концов стекались люди. Все друг друга радостно приветствовали, как будто давно не виделись, все улыбались Киру и Максиму и кивали им головами.

Они вошли внутрь. Это был просторный притвор, по периметру которого было много дверей, за которыми были помещения непонятного назначения. Тут они сняли верхнюю одежду, двинулись дальше и вошли непосредственно в храмовую часть, архитектура которой представляла собой базилику. Максим огляделся и онемел от увиденной красоты. Остановившись, как вкопанный, у входа, он смотрел, задрав голову вверх, на прекрасные мозаики на тему Воскресения и Вознесения Христова, составленные из мелких матовых и сверкающих камней и стёкол, которыми были покрыты потолок и верхняя часть стен храма. Ниже стены были однотонными и на них, под чудесными мозаиками, висели древние иконы, которые совершенно не сочетались с блеском мозаик, но, по-видимому, для братства они имели такую большую ценность, что этому никто не придавал значения. Даже алтарная часть была необычной: она не была закрыта иконостасом, а располагалась вообще в центре, где на небольшом возвышении, огороженном низким заборчиком, стоял престол, на котором лежали Библия и богослужебные предметы. Но стена, противоположная входу не была пустой: на ней, между живописными витражными окнами было выложено мозаикой изображение Христа.

Получалось так, что Он взирал с другого конца базилики на всех, кто входил, и все, кто входили, взирали на Него. Христос также воззрел и на Максима, а Максим воззрел на Него. То, что в этот момент он испытал, передать было невозможно: его пронзила тишина, тело стало лёгким, потеряло вес, и он провалился в Его взгляд как в наполненную пустоту. Увидев неутешимое страдание и боль в кротких глазах Иисуса, он силился понять, почему это так сильно волнует сейчас его, и вдруг понял, что причина этой боли — это он сам. Он помертвел. Как же могло так случиться, что он, Максим, так страстно жаждущий близости с Ним и так алчущий Его любви, каждый раз, снова и снова распинает Его своими грехами и своим падшим существованием? Это была ужасающая мысль, от боли и стыда он задрожал в страшном трепете, его душила собственная нечистота, осознание невозможности прорваться к божественному свету. Совесть вершила в сердце Страшный суд, на котором он сам себе был обвинителем и палачом, и не было ничего страшнее этого самосуда. Но что-то происходило со взглядом Христа, который смотрел в его сердце. Он вдруг с изумлением понял, что Христос любит его. Любит во всех его грехах и преступлениях. Это откровение стало даже бòльшим счастьем, чем та минута, когда обвинитель требовал для него смертной казни, а суд приговорил его к максимальному сроку заключения. Внутри его прозвучали слова, которые часто в минуты крайнего отчаяния согревали его сердце и возвращали к жизни, а сейчас становились единственным смыслом его жизни: «Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем». Именно за него Иисус умер на Кресте, Он отдал ему всего Себя, даже саму Свою жизнь и любит его до смерти… но почему-то он, Максим, не принимает Его исцеляющей любви. Почему? Но как понять, что нужно сделать, чтобы принять Его любовь?