Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

«Ты всё видел и так ничего и не понял?» — услышал он в себе голос, и не сразу распознал голос Наставника. — Ты, как противоречащий воле Бога, пролил кровь пророка Господнего и теперь обрушится на тебя гнев Его».

Фатум загнал его в угол, вздёрнул на дыбе, заставляя покориться неизбежности. Свинцовые наконечники его плетей сдирали с него кожу, топили в боли разум. Токсины могильника отравляли его душу и тело, заглушая голос, который тихо, как далёкое эхо давно уже звучал в его душе. Максим попытался к нему прислушаться и вдруг услышал, еле различил, еле распознал, как на границе слуха: «Пойдём в твоё новое будущее… Пойдём к твоей новой свободе…» В адской боли от невыносимого душевного страдания, Максим со стоном схватил нож и, что есть силы, воткнул его в стол перед противоречащим. Тот, вздрогнув, отшатнулся. Максим стоял, опёршись одной рукой на рукоять ножа, другой облокотившись о стол, с хрипом дыша, в диком сумасшествии глядел в глаза Питирима. Тот с растерянным взглядом попытался подняться, но пошатнулся, побелел и, схватившись за сердце, чуть не упал, бессильно опустившись обратно на стул.

— Брат Максим… — в дверях стоял отец Александр и с ужасом смотрел на него. Затем бросился к Питириму и, осмотрев его, перевёл взгляд на торчащий из стола нож. Потом он поднял полные слёз глаза на дрожащего всем телом Максима и с выдохом проговорил: — Боже… брат Максим! В тебе Христос своей любовью победил!

— Наставник… я не выполнил твой приказ и нарушил свой обет! — сказал Максим и не узнал собственного голоса, каким он был хриплым и безобразным. — Я не могу спасти тебя от власти противоречащего и не могу выполнить нашу миссию! Ведь я так сильно люблю тебя, что не могу тебя убить, и не могу убить того, кого любишь ты! Я отвечу за невыполнение приказа! Я приду с повинной к владыке, возьму всю вину на себя и приму наказание в Козеозёрском монастыре! Но приму с восторгом, с счастьем, потому что жив и счастлив ты! И… я отвечу за невыполнение обета… я… я больше не имею права быть… Прощай же!

Максим с силой выдернул нож из столешницы и бросился к выходу. В дверях он столкнулся с Андреем, который нёс в руках тяжёлый мешок с картошкой. Андрей, увидев безумство в его глазах и нож в руке, вскрикнул и бросил в него мешок, чтобы сбить с ног, но Максим устоял. Андрей попытался перегородить ему дорогу, но Максим оглушил его одним ударом кулака в лицо и выскочил на улицу.

Он бежал по улице, сжимая нож, и слышал сзади крики. Он достиг края посёлка и бросился к лесу. Экзопротез запутался в высокой сухой траве, и он споткнулся, упал. И это уже было ему знакомо. Со смешком психопата он поднялся, срезав ножом удерживающие его травяные путы, и бросился бежать дальше, но дорогу ему преградил ручей с тёмной свинцовой водой. Максим со слезами расхохотался, затем оборвал смех, в мистическом ужасе перекрестился и отчаянно вступил в воду.

— Брат Максим! — раздался со спины голос Наставника.

Максим повернулся, и Александр бросился к нему в воду, вырвал из его руки нож и выбросил его, затем крепко обнял, расцеловал его в горячие щёки, утирая рукой свои и его слёзы. И тут же понял: тёмной воды больше нет, перед глазами разливался яркий радужный свет, который наполнял его такой любовью и радостью, что его сердце готово было разорваться от восторга.

Александр посмотрел своими сияющими глазами в его глаза и сказал:

— Брат Максим! Радуйся! Тебе не надо сдаваться в архиепископию! Ты выполнил мой приказ!

Максим замотал головой и взволнованно заговорил:

— Наставник, ты сейчас во власти чар и совсем не понимаешь, что сейчас говоришь! Нет, я не выполнил ни твоего приказа, ни своего обета, который ты, пользуясь тем, что я у тебя в послушании, вынудил дать тебе! У меня больше нет сил молчать… накажи меня, отец, если сочтёшь это за непочтение к себе, прости меня за дерзость, но я скажу тебе: то, что ты приказал нам сделать, противоречит Евангелию! Не сразу, постепенно, но я осознал, что тут что-то не так! У нас действительно Евангелие перевёрнуто! Наставник, из-за твоего приказа и того страшного обета я сам запутался и забыл, что нам, сынам Божиим, дана заповедь о любви, и христианин, по сути, только тот, кто выполнит эту заповедь любви к Богу и человеку! Не узнает Бог во мне своего сына и не примет от меня ни моей аскезы, ни моего поклонения, ни моей любви, если цена ей — жизнь человека, даже если он последний еретик! Ведь Христос пришёл в мир на карать, а спасать! Он пришёл не к здоровым, а больным, и всегда до конца надеялся на человека, каждому давал шанс на спасение! Даже Иуде! Наставник, даже Иуде!!!

У Александра от восхищения расширились глаза и он, со слезами перекрестился и сказал:

— О, послушник Максим! Как твой Наставник, я свидетельствую тебе: твоё послушание совершенно! Ты, своею любовью к ближнему, убил в душе противоречие воле Бога и любви Его, ведь оно было не во владыке Питириме, а в тебе!

От похвалы Наставника Максим опьянел. Александр схватил его за капюшон и выволок на берег. К ручью спускался запыхавшиеся Андрей и Питирим.

— Братья, — тихим и красивым голосом позвал Питирим, и они обернулись к нему. Он с любовью посмотрел на Максима и, обняв их двоих, сказал: — Брат, Максим, я же сказал тебе, что всё будет хорошо!

Максим заглянул в его глаза и вдруг неожиданно для самого себя поразился невероятной силе, которая пронизывала его, наполняя восторгом его душу. Он изумлённо произнёс:

— Кир прав: ты не можешь быть злом, ведь в твоих глазах столько сияния и Божьего света! Не мог Бог еретику, предавшему Его, дать столько благодати!

— Брат Максим! — воскликнул Питирим. — То, что ты увидел во мне, мог увидеть только тот, кто сам в Божьем Духе! Ты понимаешь, что это значит?! Это значит, что мы с тобой братья! Братья во Христе!

Для Максима это прозвучало, как откровение.

— Как же так… я и владыка Питирим — братья во Христе? — пытаясь осмыслить это, проговорил сам себе Максим. — Значит, для «Истинной церкви» теперь и я — еретик?

Питирим засмеялся:

— Дух Любви, действительно, ересь для этого мира, который лежит во зле. Так что — да, святой брат, пожалуй, ты — еретик.

Максим слабо ему улыбнулся, всё ещё над чем-то размышляя. Он наморщил лоб, погружённый в себя, и озадаченно произнёс:

— Если я принимаю, что владыка Питирим — мой брат во Христе, значит, всех его братьев и сестёр я принимаю своими братьями и сёстрами? Следовательно, я могу разрешить себе признать, что и Кир — мой брат?..

— Да, Максим! — как музыка в душе прозвучал голос Питирима. — И ты тоже брат ему. Ты ведь знаешь, как сильно любит тебя Кир!

И тут Максима обожгло, да так, что чуть не разорвалось сердце.

— Господи! Брат мой Кир! — в смертном ужасе воскликнул Максим. От осознания произошедшей беды у него сильно заколотилось сердце, от душевной боли все тело покрылось потом. Он стиснул лицо руками и с хриплым стоном повалился на колени.