Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Последнюю фразу Максим сказал тоном мучительной просьбы, в надежде растопить сердце Кира, но тот молчал. Максим разозлился:

— Ну что ж… хорошо. Тогда поговорим по-плохому.

Он подошёл к постели и сорвал с неё простыню.

— Что ты делаешь, брат Максим? — без страха, со жгучей болью спросил Кир.

Максим, не отводя странного взгляда от Кира, разорвал простыню надвое и стал скручивать получившиеся полосы полотна в жгуты, наматывая на кулак, после подошёл и, заведя ему руки за спинку стула, попытался их связать.

— Не делай этого, — строго сказал ему Кир. Он вырвался и встал, бесстрашно повернувшись к нему лицом. Максим, свирепея, коротким ударом локтя в живот согнул Кира пополам. Он накинул жгут ему как удавку на горло и швырнул на стул. Потом особым приёмом привязал его простынёй к спинке так, чтобы любая попытка шевельнуться натягивала удавку, вызывая удушье.

Глядя на него, скукожившегося и задыхающегося, в его сердце на миг шевельнулась жалость. Он вспомнил, как же ему легко становилось от одного присутствия его рядом. Ему захотелось забрать его с собой в обитель, но он понял, что это такая же утопия, как и его жизнь в братстве. Они были из разных миров. Они не могли быть братьями. Они не могли быть вместе.

— Не бойся, Кир. Я не хочу тебя пытать… — попытался его успокоить Максим.

— Не хочешь… меня пытать?.. — задыхаясь, прохрипел Кир. — А что же ты сейчас тогда со мной делаешь?

— Я просто прошу тебя… я умоляю тебя, брат мой Кир… в последний раз прошу тебя: верни! мне! моё! оружие! — срывающимся голосом, выкрикнул Максим.

— Наконец-то… как же я хотел, чтобы ты назвал меня братом! — в страдании произнёс Кир. — Как я об этом мечтал! Но как же больно, что братом назвал меня не ты, а бес…

— Бес?!! — вскричал Максим.

— А бес… мне не брат… — сквозь зубы процедил Кир.

Страшный холод охватил Максима. От несправедливости ему стало обидно и больно. Его руки сжались в кулаки и задрожали. Он в волнении произнёс:

— Знай, Кир, что я не бесчувствунный… Я… я тоже где-то в глубине души смог полюбить тебя… Я даже какой-то частью своего разума смог понять, какие вещи для тебя являются ценными… И поэтому знаю, что ты меня не простишь… Кир, я правда очень сожалею… но сегодня я…

Он перевёл дух, с вызывающим и отчаянным видом взглянул ему в глаза и проговорил:

— Но сегодня я навсегда лишу тебя возможности стать священником! И я это сделаю и без моего оружия! Прощай… любимый брат Кир…

Кир издал стон и попытался ему что-то сказать. Чтобы ничего не слышать, Максим в каком-то сумасшествии схватил полотенце, висящее в изголовье кровати и плотно затолкал его ему в рот. Потом трясущейся рукой перекрестился, подошёл к двери и оглянулся:

— Пожалуйста… если выживешь… помни меня… — с помертвевшим лицом сказал Максим, глядя на борющегося за каждый вздох некогда близкого ему человека. — Хоть ты, Кир, помни меня…

Он быстрым шагом, насколько ему позволял экзопротез, спустился вниз, быстро надел свой верховик, ботинки и вышел на улицу. Он на несколько секунд растерялся, не зная куда идти. Мимо быстро проходила какая-то сестра. Увидев Максима, она помахала ему рукой и спросила:

— А где Кир? Вы же обычно всегда вместе?

Сердце Максима сильно застучало, но он быстро сказал:

— Он вперёд меня ушёл… А я провозился, пока одевался, сейчас спешу за ним…

Сестра с пониманием кивнула и сказала:

— Давайте скорее! Отец Александр уже ждёт вас в трапезной.

У Максима сердце забилось так, что стало больно. Он, как замороженный, кивнул, и, покрыв голову капюшоном, озираясь, пошёл к трапезной.

Когда он вошёл в дом, в нос ему ударил острый запах готовящейся еды, приправленной специями и чесноком. Оставив в прихожей верховик, он вошёл в зал и остолбенел: за трапезным столом сидели противоречащий и отец Александр. Они о чём-то переговаривались и смеялись, при этом что-то резали на больших разделочных досках. По трапезной туда-сюда деловито сновали сёстры, пробегая на кухню, расставляя на столах приборы, улыбаясь братьям и подбадривая их шутками или добрым словом.

— В нашей роте прибыло, — с улыбкой сказал Александр, увидев его. Он махнул ему ножом, подзывая к себе. — К нам пришло неожиданное подкрепление, брат Питирим!

Максим, не чуя ног, подошёл и встал напротив них. Он опустил глаза и увидел, что они режут кабачки. Перед ними аккуратной горкой лежала целая куча кабачков, перед каждым стояло по большой кастрюле. Он поднял глаза на противоречащего. Ощутив его взгляд, тот также поднял свои глаза на Максима и внимательно вгляделся, как будто свои руки по локоть погружая ему прямо душу. Максим почувствовал липкий ужас, от страха его стало мутить, внутри всё задрожало. Он не выдержал взгляда и быстро отвернулся. Максим сильно боялся не совладать с собою и выдать свои намерения. Он машинально схватил с полки, висящей на стене какую-то книгу, сел на стул напротив них и, раскрыв её где попало, опустил глаза вниз, пытаясь справится с адским волнением.

— Максим, ты поможешь нам? — с улыбкой спросил его отец Александр. — Втроём мы быстрее порежем все эти кабачки! Брат Питирим, ну скажи ему, чтобы он помог нам!

Максим содрогнулся… Он где-то это уже слышал…

Противоречащий рассмеялся:

— Брат Александр! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно! Брат Максим же избрал благую часть, которая не отнимется у него.

Они засмеялись. Вот опять… опять он однозначно это уже слышал. Каким страшным было это дежа вю. Максим вдруг вспомнил, к чему это было сказано: та книга, которую он взял, была, скорее всего, Евангелие. Он посмотрел на книгу, и от испуга кровь забилась в его височных венах: это действительно было так.

— Максим, как же ты умудряешься читать? — всё ещё смеясь, сказал ему отец Александр. — У тебя же Евангелие перевёрнуто?

Они засмеялись снова. Евангелие перевёрнуто… Максим сфокусировал мутный взгляд на тексте и задрожал: он держал Евангелие вверх ногами! Это было не дежа вю, всё это уже происходило с ним по-настоящему, и он знал, что будет дальше. Через несколько мгновений. Он в обречённом ужасе перевернул книгу, и сразу посмотрел на Александра: сейчас он отложит нож и уйдёт на кухню и тогда…. Отец Александр отложил нож, сгрёб нарезанные кабачки в большую кастрюлю и, наполнив её до краев, понёс на кухню.

Максим понял, что сходит с ума. Он поднял глаза на противоречащего, но тот спокойно продолжал нарезать кабачки. Максим перевёл помешанный взгляд на оставленный Александром нож. В один момент перед его глазами пронеслись ужасающие картины: нож в сердце и угасающие глаза еретика; жуткий взгляд Наставника; тело, бьющееся в агонии и лужа крови на полу; любимый Наставник, обнимающий противоречащего, с ножом, торчащим из спины; экзопротез, запутавшийся в траве; Наставник, со словами прощения и любви, скорчившийся и умирающий у его ног; алая кровь, текущая по его телу; тяжёлые капли крови, падающие в тёмную воду…