Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Нет, не хочу, брат Серафим, — сказал Максим и встал между ним и Питиримом. — Прошу тебя, любимый брат, не делай этого.

Серафим изменился в лице. Он как ошалелый смотрел на Максима, затем обернулся на отца Александра, затем снова на Максима…

— И ты, Брут?.. — потерянно произнёс Серафим. — Вы пришли в Вознесенку… вместе? Как же так, брат Максим?

Он отшатнулся от Максима. Я видел, как он прижал руку к груди, как будто у него заболело сердце. Он повернулся к отцу Александру, его лицо побелело, его нервно трясло.

— Отец Александр, — с болью выдавил он из себя и у него снова полились слёзы, только это, увы, были слёзы злости. — Наставник… Помоги, Боже… Ты отдал противоречащему душу брата Максима?!

Серафим посмотрел на Савватия и ахнул. Я посмотрел тоже и понял причины его удивления: Савватий стоял, опираясь на Ардена, который обнимал его.

— Как… и душу брата Савватия?

Он обернулся кругом, обводя всех глазами:

— Да тут уже полное согласие! Что же… остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять её?! Только я один не предал святую церковь? О, неужели, свершилось, как писал пророк: «Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу»?

— Брат Сера-фим… — вдруг услышал я внушительный твёрдый голос. Это впервые заговорил Савватий. — Ты не о-дин. Ник-то из нас не преда-вал ис-ти-нну-ю церковь.

Его речь была немного заторможена, что было и понятно по его избитому лицу: скорее всего, у него была травма головы.

— Брат Савватий, — сквозь зубы проговорил Серафим. — Я к тебе вопросов почти не имею. Ты честно сделал свой решающий выстрел. Поэтому, пожалуй, я даже закрою глаза на твою любовь к сектанту Ардену!

— Брат Серафим, — тихо заговорил Максим. — Два часа назад я совершил попытку убить владыку Питирима и Наставника… и я не смог. У меня был шанс вонзить нож в сердце Питирима, но я понял, как же сильно любит его отец наш Александр… Брат Серафим… нельзя убивать любовь!

Серафим посмотрел на Максима, как на непонятное ему существо из других миров.

— Ты два часа назад сделал попытку убить Питирима, а теперь грудью защищаешь его? Брат Максим, разве не ты имеешь спецподготовку и многолетний боевой опыт? Не ты ли часто, что другим не удавалось почти никогда, валил меня в спарринге? И ты пошёл на противоречащего с ножом, а он тебя вот так вот просто остановил своими чарами? О какой любви ты говоришь? Это же не любовь, это — морок, это — его чары, которыми он подчиняет всех себе! Вы же все околдованы!!! О, горе мне, братья, что же мне теперь с вами делать?! Убивать вас всех, как я вам и обещал?!!

— Что же тогда есть любовь, брат Серафим? — вдруг раздался голос Питирима. — Как отличить её от чар?

Услышав его голос, Серафим опешил и почему-то испугался. Питирим выждал небольшую паузу и продолжил:

— Если вокруг существует только морок, манипуляции, насилие и принуждение, что же тогда есть любовь? Может быть, тогда её и вовсе не существует на земле? Братья послушники, ответьте мне!

Серафим слушал это и дрожал. Его лоб покрывал пот… Я уже видел это… Да-да, в доме у Олега Федоровича, когда Питирим совершал экзорцизм. Похоже, слова Питирима воздействовали на Серафима таким же образом, как на беса в Марии. Все притихли, и Питирим в полной тишине спросил:

— Так что же, что для вас есть любовь? Скажите?!

Питирим повернулся к Савватию и тихо его спросил:

— Брат Савватий, знаешь ли ты, что такое любовь? Можешь ли ты отличить её от морока?

Савватий растерянно на него посмотрел и также тихо сказал:

— Л-любовь есть жерт-ва… сам Христос-с нам открыл таку-ю лю-бовь… мир н-не знает её… — он замолчал, немного передохнул, и продолжил:

— Подлин-ная любовь соглас-на быть уязви-мой, бес-помощ-ной, излива-ю-щейся, истоща-ю-щей себя… л-любовь д-даёт не только то, что и-имеет… но с-самое себя. Любовь дья-вольска-я… ж-желает властво-вать над ч-человеком… без-раздельно обла-дать его д-дарами или его лич-ностью… г-готова цели-ком погло-тить… извлечь вы-году… Подлин-ная л-любовь даёт другому ж-жизнь… д-дьявольская же есть при-чи-нение с-страданий, истя-за-ние, м-медленное убив-вание другого…

Он сильно устал. Он закрыл глаза, и я увидел, как его по-плотнее обхватил Арден.

— Как это прекрасно сказано! — воскликнул Максим. — Аминь, брат! Для меня любовь — это состояние всего человеческого существа, которое прозревает глубину другого, видит его сущность, постигает её всем своим существом так же, как человек постигает красоту природы, красоту музыки или произведения искусства, когда стоит перед ним в безмолвии, не будучи в состоянии выразить это никаким словом, кроме восхваления Господу, до чего же его создание прекрасно! Да… любовь есть созерцание красоты другого!

Максим, широко распахнув свои удивительные глаза, повернулся к Питириму и произнёс:

— Владыка Питирим, я познал, что есть любовь через нашего Наставника. — Максим обернулся и восторженно посмотрел на Александра. — Наставник! Наш любимый отец Александр! Ты — прекрасное создание Божие, и я преклоняюсь перед высотой твоего духа, красотой души, перед мужеством твоим и силой! Если ты считаешь, что ты тут счастлив, что ты тут свободен, то пусть так и будет! Живи с еретиками! И Бог с этими вашими общино-братскими экклезиологиями, с этими вероучениями! В моём сердце к тебе только безграничная сыновья любовь, а как сказал брат Савватий, любовь даёт другому жизнь.

— Нет ни-че-го цен-нее жиз-ни… — задумчиво проговорил Савватий.

— Да, Савва! Это так! — воскликнул Максим. — Наставник, ты хотел заставить меня принять обет убить тебя, я отказывался, я говорил, что что-нибудь да придумаю, лишь бы не убивать тебя. И я постараюсь твою новую жизнь принять, и от этого не стану тебя меньше любить. Я всегда был готов за тебя умереть, но я готов за тебя и жить. Ибо сказано: «Крепка, как смерть, любовь». — Максим повернулся и посмотрел на Савватия и Серафима. — Ну, братья! И правда, а что нам мешает здесь остаться с отцом нашим? Ведь именно Господь собрал нас здесь! Он знал, что только здесь мы сможем быть по-настоящему любимыми и свободными!

Я во все глаза смотрел на Максима, восхищался им и не верил своим ушам!

— Замолчи, брат Максим!!! — заорал в исступлении Серафим, и я вздрогнул. — Мы не можем так поступить!!! Мы не можем!!!

— Брать-я… — тихо сказал Савватий. Он с трудом сделал несколько шагов, подошёл к Серафиму и Максиму, обнял их и прижал с двух сторон к себе. — Брать-я… Сера-фим прав. И ты, Мак-сим, прав. Ска-жу прав-ду и я: для нас всё кон-че-но.

— Почему, брат Савва?!! — вскричал Серафим.

— По-тому что пос-ле всего того, что произош-ло, мы не смож-жем вернутся… Нам не д-дадут пере-ступить порог оби-тели, без ис-по-веди у влады-ки в пси-режи-ме. После неё нас всех ждёт макси-мальный срок в Козеозёрском м-монастыре.