Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Немедленно сними шлем! — угрожающе сказал Максим. — Никто бы из нас не хотел, чтобы кто-то видел его в минуту слабости!

Потрясенный Серафим снял шлем и, низко опустив голову, сжал её руками.

К вечеру стало холодать, и мы решили, что пора бы вернуться. Ступая босыми ногами прямо по колючим, с непривычки, камням, мы взобрались по дороге на холм. Я шёл, размахивая спидджамперами, которые нёс в руке.

В доме у Марфы Ильиничны уже горел свет. Настя заглянула в курятник и с восторгом умилялась, глядя как «Цыплятки уже легли спать» — по её такому смешному выражению. Мы с Петром вошли в дом.

— Ужинайте и укладывайтесь спать. Насте я постелила в мансарде, тебе, Андрей — в комнате слева от входа. Вы сегодня, как я поняла, встали засветло.

— А как же Пётр? — спросил я.

— А мы с Марфой Ильиничной немного поговорим, есть о чём, — сказал Пётр.

— Можно, тогда и я поучаствую в этом разговоре? — спросил я и требовательно посмотрел на Петра. — К нашему разговору о свободе выбора!

Пётр и Марфа Ильинична посмотрели друг на друга.

— Ох, не полезно ему это. Но ты — смотри, — сказала она Петру.

Я напряжённо посмотрел на Петра. И он махнул мне рукой, приглашая за стол. Я с ликованием сел на предложенный стул.

Марфа Ильинична разлила чай.

— Ну, с чего начнём? — спросила она.

— С вопросов Андрея, — ответил Пётр. — Он и так давно мучается. Пора уже что-то ему ответить.

Действительно! Как же я этого ждал!

— Меня по-прежнему интересует цель нашего путешествия, а также кто эти люди, которые тебя преследуют.

— Ну… это вопрос на целый самовар чая! — рассмеялся Пётр. — Марфа Ильинична, ставь воду кипятиться, и доставай реликвию.

А Марфа Ильинична тоже засмеялась в ответ. Как я понимаю, про самовар — это присказка у них такая, на самом деле самовара-то в доме нет. Реликвией же оказался фотоальбом со старыми, совсем древними чёрно-белыми фотографиями начала прошлого века. На снимках были запечатлены разные люди, которые монументально позировали, глядя в одну точку. Среди них были мужчины с длинными бородами в чёрных одеяниях, с крестами на груди, женщины в белых передниках и в белых платочках на головах, и совершенно простые, какие-то невзрачные люди, необычно серьёзные дети. На одном размытом фото какие-то люди, привязав верёвки к крестам на куполах храмов, раскачивали их, чтобы скинуть, а на другом фото запечатлен храм уже в момент взрыва.

— Ого, — у меня сжалось сердце, — такой красивый храм…

Пётр грустно согласился со мной и начал рассказ.

— Это было в начале прошлого века. Тогда в мире было очень много верующих людей, но потом настало время, когда появились люди, которые стали ожесточённо бороться против Бога, убивать или сажать в тюрьмы тех, кто в Него верил и Ему служил. Масштаб бедствия оказался страшным. Почти везде разрушались храмы или их стали использовать не по назначению: конюшню в них устраивали, кинотеатр или клуб. Но особенно рьяно уничтожались священники, а также те, кто мог из обычных верующих поставлять новых священников, это называется «рукоположить» — епископов. И дошло до такого, что образовались целые области, где не было уже ни одного храма, а все священники или расстреляны, или сосланы в лагеря. Но были и другие священники, которых собрали и организовали из них «Новую истинную церковь» и стали зазывать туда народ. А народ взял, да и не пошёл: люди стали молиться по домам. Некоторые епископы, которые ещё оставались живы и не пошли в «Новую церковь», тайно поставляли священников в тайные общины. Это вообще, конечно, отчасти решало проблему общин, но их выслеживали и жестоко расправлялись с ними. И наступил такой момент, когда их всех можно было уничтожить, но началась страшная война, и некоторое время гонителям стало совсем не до них, хотя, конечно, за ними присматривали и, если что за ними замечали, то и в военное время их ожидали репрессии, расстрелы, ссылки в лагеря.

— Ты имеешь ввиду мировая война? — уточнил я.

Пётр кивнул.

— А после войны?

— После войны гонения продолжались, но уже в другой форме, но ссылки в лагеря и убийства оставались тоже. Священников дискредитировали. Например, образованных людей не разрешали рукополагать, зато пьяниц — рукополагали. Это они делали затем, чтобы люди увидели, какое безобразие творят это тёмные и необразованные священники, и отвернулись бы от веры. Странно, но подобная тактика сработала, а власти этому радовались и говорили, что один такой «священник» может сделать больше, чем целый антирелигиозный отдел. Но в те времена тонким ручейком всё-таки текла река, которая когда-то была полноводной. В тайных общинах ещё оставались люди, которые сохранили веру и традиции тех уничтоженных христиан. И нашлись такие люди, которые эту веру и традиции переняли. Они стали множиться, и вот, уже в начале нашего века так сильно приумножились, что их жизнь и их голос в обществе сделались заметными. Общины возникали уже почти во всех городах, они собирались в братства и перестали быть тайными, вернулись в храмы, самоотверженно рассказывали всем о Боге, создавали свои учебные заведения, давали богословское образование простым людям. И они смогли добиться, чтобы им разрешили самим предлагать кандидатуры своих священников и епископов для рукоположения, чтобы потом они служили в этих же общинах, как это происходило в ранней церкви. Таких священников и епископов стали называть «братскими».

Никогда не думал, что услышу подобное.

Перелистывая фотоальбом, разглядывая необычные сюжеты, я увидел цветные фотографии уже начала нашего века, которые выглядели очень радостными и динамичными. Люди на них улыбались, обнимали друг друга, или сидели за накрытыми столами, или на каких-то конференциях собирались, или стояли в битком набитых храмах. На последних страницах я нашёл и современные интерактивные слайды, которые по радости и динамике также повторяли фотографии начала века, но среди них встречались и такие, в которых ощущалось явное напряжение, тревога: на одном целая толпа людей молились, поставив икону прямо рядом со входом в подземку среди безразлично идущих мимо людей; на другом — десятки людей стояли и пели, своими спинами загородив от какой-то напасти вход в храм.

— А это что они делают? — спросил я.

— Дело в том, — сказал Петр, — что та самая «Новая церковь» тоже дала свои плоды. Она всё больше срасталась с нехристианскими силами и продолжала бороться с общинами. Разумеется, сначала это у них не очень-то получалось. Те времена, когда была возможность физически уничтожать священнослужителей или ссылать их в лагеря, прошли. Тогда они решили поддерживать в обществе ностальгию по тому времени, когда в тюрьмы сажали, но «зато царил порядок». И люди, позабыв своё страшное недавнее прошлое, стали желать, чтобы снова наступили такие времена, когда были безопасность и порядок. И это позволило снова создать исправительные лагеря, куда ссылали последователей тех мучеников-христиан прошлого века. Снова появилась возможность отбирать у них храмы, убирая братских священников и ставя «своих» людей. На этом фото община пытается защитить своего священника и свой храм.