Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Помоги мне, Тим, — попросил он.

— А чё делать-то?

— Повязку размочи…

Тимуха взял в зубы фонарик, намочил повязку кипячённой водой и раствором с антисептиком. Через какое-то время запекшаяся кровь размокла, и повязка отлипла.

— Офигеть… — сказал Тимуха, светя на рану фонариком. — Да у тя там ваще пипец!

Максим, вспоминая Серафима, с молитвой подержал повязку в руках. Она вся была пропитана кровью. Затем Тимуха помог ему снять эластичный термолонгслив. В какой-то момент сознание у Максима помутнилось и он застонал, но постарался быстро взять себя в руки.

— Олик, смотри: чел крещенный, — сказал Тимуха, указывая на распятие, которое висело на шее Максима.

— Ага, фигасе… Чел, да ты чё — поехавший? Риальна в эту фигню веришь?

Максим повернулся и глазами, полными боли, посмотрел на неё. От его взгляда девушка вдохнула воздуха и не могла выдохнуть.

— Да. Я верю. Я верю, что Бог создал этот мир. Я верю, что Бог создал и человека, и что Он любит каждого из нас. И тебя, Тим. И тебя, Оля. И меня.

Ребята, открыв рот, переглянулись.

— Слухай, чел риально пришелец. Толька не оттеда, — Тимуха показал на небо, — а оттеда, — он показал себе за спину.

— Фсмысле?

— Чо ниясна-та? Он из прошлаго!

Максим с грустью отвернулся. Он вскрыл упаковку с антисептическими салфетками и сам первую наложил на плечо. Когда она пропиталась кровью и гноем, он её скинул на землю и наложил другую. Наконец, салфетки стали чище, тогда он обработал рану антибиотиком и хотел уже начать накладывать бинты.

— Ну чё, тибе помочь? — робко спросил Тим.

— Помоги… если умеешь, — кивнул Максим и протянул ему бинт.

— Данебоись, справимси, — сказал Тимуха и стал правильно, хорошо и достаточно плотно бинтовать его плечо.

— Ну чё? Зацени! — довольный своей работой, сказал Тим.

Максим левой рукой ощупал правое плечо.

— Ты молодец, Тим, — похвалил он его и подал ему руку. Тот протянул свою, и Максим пожал её.

— Олик, — гордо повернулся к девушке Тим. — Вишь? Я крутой!

— Крутяк ваще!! — поддержала его Оля.

Максим вставил ампулу в автошприц и поставил себе в плечо обезболивающий противовоспалительный укол. После он тщательно смыл в проточных водах реки со всей головы испугавшую ребят оленью кровь. Сильно замёрзнув от ледяной воды, он потянулся за термолонгсливом.

— Погодь, — сказала Оля и кончиками пальцев подняла термолонгслив. — Тычё? Собралси это хрень на себя напялить? Фу же! Она грязная и в крови. Йа простирну её.

— Тычё? — удивился Тим. — А он чё на сибя напялит?

— Дай ему чё-нить.

— Тычё? Он в маё не влезит. Он же — шкаф.

— Тады дай ему одеялко.

— Ну-лано.

Оля накинула Максиму на плечи его китель, а Тим ушел и вернулся с одеялом.

Максим закатал штанину на правой ноге и сделал повязку на колено.

— Слухай, чел, а хде ты так убился-та? — спросил Тим.

— Упал, — тихо сказал Максим. — На камни.

— Ну ваще… а носопырку тоже об камень подбил?

Максим не ответил. Процесс перевязки ран оказался очень болезненным, но начало действовать обезболивающее. Наступивший комфорт без боли… он расслаблял, его разум уже поплыл…

— Тимуха, слухай, атстань от чела. Глянь на его видок: ему нада хде-то упасть и задрыхнуть. Пошли, чувак…

Максим отрицательно покачал головой. Он боялся, что ребята ночью проявят инициативу, и утром он проснётся в тюрьме…

— Так, ты-чё?! — возмутилась Оля. — Ща застирну тебе прикид, завтра сухой напялишь! В мокротень-та влезешь, и хана тибе будет! А так, чё: задрыхнешь в тепле.

Максим сдался. Он действительно больше не мог никуда идти. Он измученно улыбнулся и встал.

Тим и Оля предложили ему свою палатку.

— Спасибо, — тихо сказал Максим, — а вы как?

— А мы пайдем к Вики и Дрону. Заодно там закинемся ихним и перепихнемся вместе.

Максим с ужасом в глазах посмотрел на них.

— Как… вместе? Разве, Тим… Ольга — не твоя супруга?..

Тим расхохотался.

— Не, ну ржака! Слышь, чё чел сказал: Олик, ты чё, мне супруга?

Оля насупилась.

— Да я только в прошлые выхи подцепил её на дримпати после перепиха! Супруга! Не, долбануццо ваще можна…

Максим вплотную подошёл к нему и сверху вниз посмотрел в его глаза. Тим оборвал смех враз.

— Запомни, Тим. Вот здесь, — он положил руку ему на грудь, — у тебя есть сердце. Это образ Божий, который он в тебя вложил. Человек — его самое лучшее и любимое создание. Бог, конечно, любит тебя таким моральным уродом, какой ты сейчас есть, но призывает тебя становиться лучше.

Тим стоял с раскрытым ртом и слушал его.

Максим продолжал:

— Беспорядочный секс делает тебя хуже животных, среди которых даже встречаются однолюбы. Прошу тебя: полюби Олю. Посмотри, как она, как молодая девушка нуждается в тебе, как в настоящем мужчине. Стань для неё таким, и тогда Бог сможет благословить и её, и тебя, и весь твой дом, и ваших детей. Ты понял, меня?

— Ни-понил, — сказал Тим. — Так ты чё, сектант из деревни?

Максим насторожился.

— Из какой деревни?

— Да тут афигеть, как полно сектантов. Они лезут к пацанам и несут вот эту хрень.

— Нет, — медленно ответил Максим, — я не из деревни… А где она?

— Да хрен знает. А чё, тебе зашло?

— Да, — грозно ухмыльнулся Максим. — Мне зашло. Узнай у пацанов, где деревня и доложи мне.

Тим обалдело посмотрел на него.

Максим повернулся и направился в палатку. У входа стояла Оля и полными изумления глазами смотрела на него.

— Оля, — ласково сказал он ей. — Не ходи, пожалуйста, к ним.

— Почемуй-та? — с тупым выражением лица спросила она.

Максим несколько мгновений смотрел напряженно ей в глаза. Потом он мягко произнёс:

— Я не знаю совсем тебя, но, если хочешь, прими мой совет. Я вам всем благодарен, но… Уходи из этой компании. Ты даже не представляешь себе, как прекрасна другая жизнь. Если хочешь, оставайся со мной в палатке. Мне жалко тебя.

Пока он говорил, Оля, замерев, переводила взгляд с его глаз на его губы, а потом обратно.

— Окэч, — кивнула она. — Я простирну и приду.

Максим раздвинул полог палатки, оглядел её содержимое, и не смог войти от омерзения.

— Нет, — с дрожью сказал он. — Спасибо за гостеприимство. Я лучше пойду.

Он забрал у Оли свой термолонгслив, взял бронеразгруз, шлем и после повернулся к Тиму.

— Завтра с утра с тебя координаты деревни, понял?

— Понил, а чё? — поджал губы Тим.

Максим вернулся наверх, к своей наблюдательной точке. У него было ощущение, что он в сильной грязи, ему хотелось отмыться. Он достал иконку Спасителя, поставил её на камень, достал молитвослов, чётки, и со слезами сказал:

— Господи, Бог мой… Я видел много ужасов и смертей… Я видел много грешных людей… Я видел много мёртвых людей… Но как жутко видеть живых мертвецов, у которых мёртвое сердце! Господи, отмой мою душу после прикосновения к мертвечине, и не вмени мне грех, что я сидел в собрании нечестивых!