Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Надо дать брату Серафиму ещё время, — цепляясь за последнюю надежду, сказал себе он. — Я останусь тут до утра, после надо будет что-то делать…

Безопаснее всего было находиться под уступом, и он сполз туда, чтобы позже здесь и устроиться на ночлег. Спасённый им от дождя молитвослов теперь явился спасением для него. Максим непрерывно молился. Наконец, он понял, что выдохся. Ему казалось, что он сильно устал, и, сидя прямо с молитвословом в руках, он уронил голову на торчащий корень дерева и заснул.

Когда он проснулся, уже светало. Молитвослов валялся на песке. Максим рукой с горячей пульсирующей болью дотянулся до него и спрятал в карман кителя.

Внутри его холодным жалом пронзила мысль, что за ним не придут. Он понял, что пока у него есть силы, нужно выбираться. Но сначала надо было оставить весточку брату Серафиму.

Он с трудом поднялся обратно на уступ и на коре сосны, на которой он подвешивал оленя, вырезал ножом христианский крест, под ним — первую букву своего имени, и ещё ниже — стрелку вниз, в надежде, что брат Серафим поймёт, что он начал спускаться в долину. Потом он подумал и добавил два слова на древнегреческом языке в надежде, что мёртвый язык станет своеобразной защитой от глаз, кому данное сообщение не предназначалось, но будет понятен брату Серафиму. Под деревом он закопал ставшую бесполезной винтовку и пистолет Александра, рассудив, что два пистолета ему не нужны, а если выбирать, то он предпочёл бы свой. Он проверил, достаточно ли осталось патронов в пистолетных магазинах, и положил их в бронеразгруз. Чтобы не повторять мученический подвиг отца Александра, перед выходом он решил основательно подкрепиться. Давясь, он поел мяса, а что не смог съесть, то завернул в обрезки от Серафимового термолонгслива и засунул в бронеразгруз. Из наструганных Серафимом палочек-шампуров он сделал для колена шину: для этого приложил две палочки с двух сторон от колена и обмотал тактическим шнуром. Палка, которой он мешал угли, на первое время подошла под костыль. Опираясь на неё и помолившись, он двинулся вниз в том направлении, куда ушёл Серафим.

Он проковылял совсем немного и понял, насколько мучительным и нелёгким будет его путь. Хотя боли стало ещё больше, но к счастью, она затмевала душевную боль. Движение вперёд явилось бòльшим актом жизни, чем недвижимым оставаться на месте, на том уступе с обжигающими воспоминаниями о произошедшем аде. Его согревала и подгоняла надежда на внезапную встречу с братьями.

К полудню стала сильно мучить жажда. Он сделал остановку и допил всю воду, которая оставалась в «медузе». Максим изучил данные «Следопыта» и, снова не найдя следов, оценил свои шансы на выживание. Судя по карте, он двигался относительно реки под углом в двадцать градусов, постепенно всё более удаляясь от неё. Немного помолившись, он трезво рассудил, что дальше идти в направлении, куда ушёл Серафим, уже бессмысленно. Лучше вернуться к воде и двигаться вдоль реки: имея исток в горах, она точно стекает в низину, что указывает направление возможного выхода из гор. Также понятно, если и есть рядом какие-то поселения, то, скорее всего, они будут у реки. Да и всегда иметь рядом воду для питья в достаточном количестве — это немаловажно. Он последний раз с тоской посмотрел вперёд.

— Брат Серафим… я верю, что ты нашёл Наставника, и что меня ты тоже сможешь найди.

Он вздохнул и, сверившись с картой, пошёл по направлению к реке.

Русло реки оказалось каменистым. Двигаться непосредственно по нему Максиму, имея такие повреждения, было невозможно. Нога распухла, каждый шаг отдавался болью во всем теле. Он просто наполнил «медузу» и решил идти поверху неглубокого ущелья, не спускаясь к реке, просто придерживаясь её направления. Он подобрал две неплохие коряги и сделал себе костыли получше. Идти теперь он мог легче и быстрее.

Ближе к вечеру стали попадаться следы пребывания людей: заброшенные костровища и мусор, окурки и битые бутылки. Цивилизация была где-то совсем близко. Когда оставался час до заката солнца, он наткнулся на две палатки, установленные в непосредственной близости от реки. Рядом с ними на берегу сушился катамаран. Между палатками висел натянутый на верёвках невысокий тент, под которым были свалены рюкзаки и продукты, рядом с ним на костре дымился котелок. Максим заинтересовался. Он подошёл немного ближе, нашёл удобную позицию для наблюдения и, сдерживая мучительную тошноту, стал ждать.

Из палатки вышел парень. Он проверил содержимое котелка и снова вернулся вовнутрь. Максим сосчитал рюкзаки, их было четыре, следовательно, где-то ходили ещё трое. Через какое-то время он услышал сзади себя приближающиеся женские голоса и отполз за камень, пропуская их. Две девушки прошли мимо, что-то шумно обсуждая. На них были одеты спортивные костюмы и шапки. Он вернулся в точку наблюдения. Теперь он знал, где трое. Но где же четвёртый? Вскоре тот появился: он пришёл со стороны реки. В руках он тащил полный бак воды.

У Максима созрел план. Он решил дождаться темноты и, когда они уснут, осмотреть их снаряжение, в надежде найти медикаменты. Ну и конечно, взять что-то из еды. Насчёт последнего Максим сильно сомневался: он понимал, что, украв еду, он нарушит заповедь Бога. Если кражу медикаментов можно было хоть как-то оправдать необходимостью сохранять себе жизнь, то кражу еды нельзя было оправдать ничем. Особенно, если в бронеразгрузке скоро протухнет мясо, на которое даже нет сил, чтобы доесть.

Стемнело. Компания всё не расходилась. Они сидели у костра, что-то ели. Скорее всего, они ещё что-то употребляли, потому что становились всё веселее, развязно гоготали и горланили какие-то песни. Долгое лежание начало усыплять Максима, и он, отметив время, болезненно свернулся калачиком и позволил себе на некоторое время заснуть. Проснувшись, он почувствовал себя сильно больным, не было сил даже подняться. Компании у костра уже и след постыл, стояла тишина. Максим повернулся и, лёжа на спине, смотрел, как в разрывах чёрных туч проглядывают отмытые ливнем звёзды, вспыхивают орбитальные двигатели космических кораблей. Он вытащил нательный крест и горячо прижал его к губам.

— Бог мой, Творец всей Вселенной, — чуть слышным шёпотом сказал он. — Прошу тебя, прости мне то, что я собираюсь сделать, приложить беззаконие к тем беззакониям, которые я уже совершил. Я так ничтожен перед Твоей мощью, я так жалок, нищ, и грешен, что не знаю, как Ты ещё терпишь меня на Твоей земле… Ты наказал меня за то, что я пытал того, кого Ты послал, чтобы спасти мне жизнь. Я страшно напуган силой Твоей ярости и очень боюсь снова совершить грех… Но не могу его не совершить… Я зачат в грехе и вся жизнь моя — лишь преступление против Тебя и против благих заповедей Твоих… И никогда мне не подняться из грехов моих… Я боюсь Тебя, Господи… Прости же, Боже…