Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

Дом показался Саше мертвым и покинутым; за плинтусами и под мебелью обосновались пыль и сырость. Саша распахнул окно, чтобы впустить немного воздуха, и закурил. Алина заперлась в ванной.

«Она хорошая девочка и любит меня», — думал Саша, затягиваясь сигаретой. Он вспомнил Соню Мармеладову, та тоже жила где-то неподалеку. «Алина как Соня — чистая душа, ангел. Много ли я про нее знаю? Я к ней несправедлив», — раскаивался он. «Надо проехать и забыть, начать все с нового листа» «Куда прешь, леший?!» — заорал сиплый женский голос во дворе. «Ах ты, стерва!» — вторил ей мужской. Стекло, разбитое об камень. Приглушенный визг. «Сука, блять!» Саша выбросил тлеющий бычок в ночную пустоту и закрыл окно. Окунувшись в уютную мягкость постели, он провалился в глубокий сон.

Саща проснулся ночью — его опутали нежные руки. Они проникали всюду, лезли в лицо и волосы, касались спины и плеч, ласкали враз окрепший член. Отдавшись наслаждению, Саша повернулся к девушке лицом и, захватив ладонями полные груди, впился в податливые губы. С жадностью истосковавшегося по ласке зверя он вжался в нежную плоть. Всем телом навалился он на девушку, и та уступчиво раскрылась для него. И когда он уже вознамерился вставить меч в ножны, чтобы соединиться с возлюбленной, в памяти, внезапно и абсолютно неуместно, всплыла ухмыляющаяся рожа жирного продюсера из галереи. «А ведь, наверное, он тоже… там, в ней, был!» — эта мысль острым лезвием полоснула по сердцу, горькой насмешкой ударила по члену, крученой удавкой сдавила дыхание. Его жезл потерял форму и скукожился, волшебство испарилось, карета превратилась в тыкву, а принцесса в потаскуху. Саша молча отвернулся к стене.

В 8 утра следующего дня Саша подскочил в постели от зычного окрика дневального «Подъем!», но к величайшему удивлению обнаружил себя не на жестких нарах, а в мягкой постели, застеленной салатовым бельем с нарядной в клеточку подушкой. Член стоял. Поясница ныла. В ушах гасли шаги из тюремного коридора.

— Черт! Это наваждение какое-то! — выругался он, протирая глаза: за окном колыхались голые вершки деревьев. Дневной свет насквозь проходил через крупные ядовито-фиолетовые цветки орхидеи, живущей в горшке на подоконнике. Рядом, прикрытая одеялом, носом в подушку спала Алина.

Несмотря на ранний час, сон покинул его безвозвратно. Саша встал, с наслаждением отлил, и долго-долго мылся в ванной, натирая тело колючей мочалкой, отдраивая лицо, волосы, зубы. Вернувшись, он нашел Алину в другой позе — на спине, из под одеяла торчали стройные соблазнительные ноги. На момент мелькнуло внутри сладкое томление, но при воспоминании о неловкой ночной сцене оно сменилось болезненным чувством стыда. Холодильник огорчал пустыми полками. Проглотив чашку «три в одном» Саша вышел на улицу: небо расчистилось и поголубело. Ему показалось, что никогда в жизни он еще не видел столь яркой, насыщенной синевы. Он полной грудью вдохнул соленый питерский воздух, жирно замешанный со смогом, углекислым газом, свинцом, бромом, хлором и оксидом азота — как выпил кувшин эликсира свежести. То был воздух свободы! Трава выглядела кислотно-зеленой, небо бездонно синим, а люди пестрыми и яркими, как клоуны на сельской ярмарке.

— Всего две недели в тюрьме провел, а как вштыривает! — удивился он.

Доехав до «Чернышевской», Саша спустился к Неве. Саша не помнил Неву столь величественной: река пахла морем, водорослями, рыбой, а также сладкой мечтой, недоступной надеждой, недоступными странствиями, бездумными приключениями, сладкоголосыми сиренами и мягкими телами полинезейских девушек. Он закрыл глаза и долго дышал, слушая крики чаек и отстраненные голоса случайных прохожих. Из медитации его вывел телефонный звонок.

— Саша, черт побери! Я тебе уже пять сообщений написала, а ты не отвечаешь! — возмущалась Екатерина из «Справедливости».

— Я первый день в Питере, вчера откинулся! — обрадовал соратницу Саша.

— Вот и молодец! А я штрафом отделалась. Сегодня у нас мероприятие — встреча с нашими американскими спонсорами. В пять. Сэм велел, чтобы ВСЕ были. Про тебя особо спрашивал! Только вздумай не явиться!

— Какой еще Сэм?

— Ну как, Сэм Скотт, куратор нашей организации.

«Сэм Скотт, куратор-референт, — молнией пронеслось в пустой Сашиной голове, — Не может быть! Должно быть, совпадение! Там должно быть каждый второй — Сэм Скотт, вроде как у нас — Вася Пупкин». Саша пообещал быть вовремя.

— Оденься по дресс-коду, пожалуйста! — предупредила Катя. — Пиджак, сорочка, галстук! Чай, не в чайхану идешь!

В пять-ноль-ноль Саша, наряженный как на собственную свадьбу, уже стоял около розовой парадной, обрамленной коринфскими колоннами и с любопытством рассматривал посетителей. Большинство из них выглядели безупречно презентабельно — костюмы-тройки и юбки-карандаши мельтешили перед глазами. Их вид внушал подспудное уважение, но за ним отчетливо проступал колючий вирулентный страх. Подошли Петр с Екатериной.

С иголочки одетые, неразговорчивые сотрудники охраны купчинского ЧОПа тщательно обыскали вошедших — даже носки проинспектировали; с лестницы спустилась хорошенькая блондинка со звездно-полосатым бейджиком на лацкане и без акцента предложила следовать за ней.

Первое, что заметил Саша, зайдя в кабинет, — это хозяина, вальяжно развалившегося в мягком кресле. Холеный, лоснящийся, с надменным взглядом Сэм Скотт выглядел намного лучше, чем он запомнился Саше — жалким полутрупом, харкающим кровью в землю, на фоне желтых кирпичей питерского брандмауэра. Сэм лично, за руку поздоровался с гостями — лишь легкое прихрамывание выдавало в нем человека, пережившего травму.

Сэм открыл совещание.

— Добрый день, дорогие российские друзья! Мы глубоко ценим вашу работу по продвижению демократии и развитию гражданского общества в Российской Федерации. Мы, простые американцы, желаем помочь российскому народу твердо встать на путь реформ и отказа от тоталитаризма, тяготеющего над Россией на протяжении всей истории. Но режим, узурпировавший власть в России с целью персонального обогащения и умножения икры в тарелках, мешает нам это сделать. Сидя на красной кнопке, он угрожает всему цивилизованному миру. Он владеет средствами дезинформации и пропаганды. Поэтому война продолжается, и вы на этой войне — наш передовой отряд. Но речь не идет о войне с помощью ракет или, тем паче, танков, хотя мы о них и не забываем. Мы победим без единого выстрела! Война идет за души людей, за их взгляды, за мировоззрение. А что определяет мировоззрение? — правильно, информация. Сегодня мы с вами поговорим об основных принципах работы с информацией. Вы наверняка и так всё об этом знаете?