Гордон Хотон - Подмастерье. Порученец

Он направился сквозь ивы к реке. Глад принялся карабкаться по крутому заросшему деревьями склону — чтобы оглядеться. Я сколько-то прошел по тропе вдоль берега, затем остановился. Наконец осознал, что Дебош имел в виду за завтраком, сказав, что наш клиент — П. З. С учетом описания того, что мы ищем, это могло быть лишь одно и ничто иное: преждевременное захоронение.

Меня пробрало холодом, и я содрогнулся.

Снежное покрывало делает все, нам когда-то знакомое, неузнаваемым. Никаких указателей или опознавательных знаков — лишь хрусткая, белая земля, тонкая пелена павших хлопьев. Воздух жгуче холоден.

— Дурацкая была затея, — говорит Эми. — Не надо было тебя слушать.

— Нам уже не вернуться. — Позади нас деревья сомкнулись стеной темноты.

— Почему? Мы идем в никуда.

— Когда выберемся на другую сторону, узнаем, где мы.

— Бесполезный ты. Ничего никогда не делаешь, как надо.

Снег трещит и повизгивает у нас под сапогами. Сосны прорываются сквозь белизну, словно щетина у великана подбородке. Золотой вечерний свет слепит сквозь прогалины между стволами, словно солнечное сияние на воде. Мы медленно бредем вперед, незащищенные, стынем лицами на ледяном ветру.

— Какой смысл продолжать?

— Смысл есть всегда.

— Что-то не то, по ощущениям.

— А как должно быть по ощущениям?

Я гляжу на нее, записываю ее лицо в памяти. Вороные волосы, рот-порез, ведьмин нос, карие глаза-кинжалы. Зубы у нее постукивают. Черты застыли. Черные пряди соскальзывают.

Я архивирую воспоминание и оборачиваюсь. В зазоре между деревьями вижу холмик снега. Вздымается как волна, как дюна.

— Мост.

Она следует взглядом за моим указательным пальцем и кивает, но отчаяние остается. Мы — личности, разделенные временем и пространством. Она была одинокой свечкой в темной комнате, сияла, как звездный свет, была смерчем летящим, была морем и берегом, птичьей песней — и я был для нее всем этим. И я — задутая свеча, черная дыра, слабеющий ветер, пересохшее русло реки и долгий, громкий стон.

И она для меня — все это.

Бледная болезненная фигура Глада быстро шла по снегу у меня в голове. Сухие сосновые иглы усыпали его майку. Его появление застало меня врасплох. Я шагнул назад и вверх по склону и споткнулся о корень.

— Незачем так нервничать, — отметил он, протягивая мне руку.

— Незачем подкрадываться к людям, — возразил я.

— Нашли что-нибудь?

— Нет.

— И я нет. — Он остановился и коротко вгляделся в меня. Открыл и закрыл рот, как рыба. — Не читали Дело жизни, верно?

Я покачал головой.

— Не беда. Не очень-то и нужно, в самом деле. Простое похищение с выкупом. — Он поджато улыбнулся. — Нам главное добиться, чтобы все пошло не так.

— Я устал от всех этих смертей, — пожаловался я.

— Всегда непросто… Но привыкаешь. — Взмахом руки он позвал меня с собой по тропе. — Сегодня, к примеру, мне предстоит наблюдать процедуру уморения голодом. Убедиться, что тело истощило все запасы гликогена и жира. Если клиент выказывает серьезное истощение, под угрозой оказываются тканевые белки. Хороший признак. — Желтые глаза разъехались в разные стороны, как у ящерицы, затем вернулись на место. — И придется удостовериться, что воды она не получает… И что голод она действительно ощущает. — Он остановился. — Не люб и те все это, но и не отвергайте — делать все равно придется. Приказы Шефа.

— Смерть, похоже, думает так же, — предположил я.

— Ему, Смерти, — как мне, а возможно, даже хуже. Устал от всего этого. — Он умолк и вздохнул. Мы присели на клочок травы под плакучей ивой. — Работать на Агентство непросто. После первой тысячи лет начинаешь распознавать закономерности. Закономерности, что затем повторяются, и повторяются, и повторяются тысячелетиями. Трудно не заскучать напрочь. — Он вновь вздохнул. — Все прекращения разные, но все, по сути, одинаковы. Все, чего мы добиваемся творчески, — приятное дополнение… Но у Смерти нагрузка серьезнее. Не сами особенности работы допекают его, а причина ее. — Он поскреб безволосую голову длинными черными ногтями. — Мор и Раздор — другие. Всегда от своей работы получают удовольствие. Не задумываются.

— А Дебош?

— Новенький. Все еще задорный. С большими затеями. — Глад улыбнулся. — Может быть опасен.

Мы пошли по тропе обратно к тому месту, где исчез Смерть.

— Шеф пытается устраивать нам прекращения поувлекательнее… Но ему недостает сострадания. Никакого опыта взаимодействия с живцами лицом к лицу. — Он нахмурился. — Если б прочитали Дело жизни, как я, вы бы знали, что сегодняшнее прекращение нашему клиенту совершенно не подходит. Она не прожила свою жизнь так, чтобы подобную смерть заслужить. — Мы остановились в затененной живописной точке над сонной серой рекой. — Такое чувство, что Шеф режиссирует прекращения. Мухлюет с данными, какие мы собрали, чтобы получалась работа, удовлетворяющая его на личном уровне. У такого могут быть очень серьезные последствия.

— Почему вы с ним об этом не поговорите?

— Я бы хотел. Но ни разу с ним не разговаривал. Я никогда его не видел. — Он кратко хихикнул. — Иногда сомневаюсь, что он существует.

Издали донесся возглас:

— Сюда. — Вниз по склону, левее от нас, у реки.

Смерть стоял у размытого участка берега, окруженного деревьями. Узкий бурый бумеранг илистой воды изгибался к нам и от нас гладкой дугой, ее концы изрыгал и заглатывал лес. Приблизившись, мы увидели тонкую пластиковую трубочку, торчавшую над низким холмиком сырой земли.

— Еще жива? — спросил Глад.

— Едва, — ответил Смерть.

Он полез в передний карман джинсов и достал оттуда три пары солнечных очков, похожих на те, что я видел у него на рубашке-поло в понедельник утром. Вручил по паре мне и Гладу, последнюю оставил себе.

— А это зачем?

— Примерьте, — предложил он.

Я оглядел очки, держа их в руке. Толстый пластик, черные линзы. Простая оправа. Ничего необычного. Я пожал плечами и надел их.

Снял их тут же — испугался увиденного.

— Все в порядке, — успокаивающе сказал Смерть. — У всех так поначалу.

— Что произошло?

— Наденьте. Не снимайте. Поймете.

Я нацепил очки еще раз, и снизошел мрачный полусвет. Двое серых пришельцев лыбились среди смутного пейзажа призраков. Все было тенью, ничто не имело плотности. Я взбудораженно снял очки.

— Я не понимаю…

— Они помогают нам наблюдать, — пояснил Смерть. И на нем, и на Гладе очки были, и глаз их за черными линзами я разглядеть не мог. — В таких вот случаях очень полезны — когда нужно записывать точный миг прекращения. Но в целом мы применяем их, чтобы убедиться, что нашли правильную могилу, когда людей выкапываем. Взгляните сами. — Он показал на холмик.