Гордон Хотон - Подмастерье. Порученец

Он перебил их ссору громовым ревом — с дополнительной пользой: так его голос восстановился до нужного тембра. Почти минуту он угрожающе пялился на пару — и выдал огненный залп из ноздрей. Они пали навзничь, удовлетворительно вопя.

— Так, раз уж я завладел вашим вниманием, — сказал он твердо, — может, перейдем к делу?

— Чего тебе надо? — спросила женская часть пары. — Денег? Вот, бери! — Полуживец достала кошелек и бросила на тротуар.

— Я хочу то, что по праву мое.

Его посетила соблазнительная и захватывающая мысль: может, это вообще конец ожидания! Видение показало ему ключ, объятый пламенем, и достаточно лишь коснуться этих бессчастных полуживцов, чтобы их плоть поглотил огонь его собственного тела. Может, события действительно развиваются так, как он желал? Будь у него в груди сердце, оно бы забилось быстрее.

— Я требую ключ от Великих врат! — вскричал он.

— Слушайте, — спокойно сказала мужская особь. — Если б он у нас был, мы бы его отдали. Но его у нас, очевидно, нет, поэтому давайте мы все пойдем по своим делам и забудем…

— Молчать! — заревел он.

Он потянулся вниз и обвил пальцами талию этого существа. Существо заегозило и закричало — одежда тут же занялась пламенем. Кожа продержалась чуть дольше, но все же начала гореть как полагается. Он оглядел шею существа, а пламя тем временем добралось ему до головы. Это ходячий мертвец, несомненно, однако не из его хозяйства — девятизначный номер означал Центральное хранилище. Держал он существо крепко — и ждал. Оно продолжило гореть, извиваться и орать. Руки занялись, ладони, и вскоре все тело поглотил огонь. Кожа, разжижившись, стала красной, а потом и черной. Чуть погодя существо перестало сопротивляться и просто чадило. Запах очень приятный. Напомнил о доме… Но от ключа и следа не было, и он наконец бросил обугленные останки на землю.

— Приношу извинения, — сказал он. — Меня опять дезинформировали.

И принялся за женскую особь.

Наутро я проснулся, чувствуя себя больным. Что не необычно. Мне скверно от вида рассвета, наваливающегося на шторы снаружи, — перспектива еще одного дня, когда придется вновь прятаться среди живущих, ужасает, и сил чувствовать иначе у меня нет. Но этим утром все иначе: мне было тошно оттого, что я приму предложение Смерти. Как отказать? Так жить я больше не хотел и схватился бы за любую протянутую руку, обещавшую вытащить меня на свободу.

Я загримировался, оделся и отправился в ресторан. Стояло солнечное зимнее утро, по временам налетали ледяные порывы ветра. Всюду вокруг меня живцы тоже шли на работу. Головы склонены против внезапного ветра, тела укрыты толстыми пальто, лица — шарфами. Все слишком заняты, не до меня им.

Впервые за много лет я почувствовал с ними связь. Вспомнил позыв проснуться вовремя, желание прилично одеться, стремление к удовлетворительной работе, жажду делать что-то значимое, надежду на финансовое вознаграждение, нужду хвалить и получать похвалы, обожать и быть обожаемым, хотеть что-то для себя. Вспомнил и усталость утр, и усталость вечеров, когда все тело свинцово, немоту позади глаз — и сердце, как камень на дне глубокого узкого колодца. На один яркий миг я вспомнил, каково это — быть мной, наполненным жизнью и всеми ее противоречивыми чувствами, логикой и мнениями.

И пришлось остановиться, склонить колени на тротуаре и ждать, пока бремя облегчится.

В ресторан я прибыл задолго до начала моей смены. Вопрос, чего я ищу, продолжил донимать мой мозг. Вопрос этот занимал меня до полной рассеянности. Я попытался натянуть форму — не удалось: ноги сунул в рукава, а обе руки — в одну штанину; когда не смог найти дыру, куда деть голову, понял, в чем дело, и попытался заново. На сей раз форма села, похоже, как надо, однако я удостоверился в этом, глянув в зеркало в раздевалке. Увидел высокое, бледное существо в желтом комбинезоне. Кожа серо-белая, губы тонкие, бескровные, уши оттопырены по сторонам головы маленькими радарами. Тринадцатизначный номер, почти полностью скрытый гримом, отпечатан на левой стороне шеи.

Этот человек не улыбался.

— Привет, Пальчик. Это что за урод в зеркале?

Я обернулся. Дэйв, повелитель сковородок. С прыщами нынче утром у него было хуже. Дэйв — ходячая сыпь.

— Я, — ответил я.

— Ага. — Он подобрал корпоративный экземпляр газеты, перелистал. Лицо у него на миг озарилось, а затем снова помрачнело. — Местные, — ощерился он. — Один несчастный абзац, никаких подробностей. Имя парня и какая-то хрень про то, что полиция растеряна. Типа это у нас новости.

— Ты о чем?

Он досадливо хмыкнул.

— Да о преподе, про которого я тебе говорил. Кошмарные полостные раны. Вчера во «Временах» [53] «The Times» (осн. 1785) — ежедневная британская газета центристского толка, одно из старейших бумажных СМИ в мире. сплошняком было. Ты не видел?

— Я не читаю газет.

— Так классно. Куча всего об убийстве — хоть и без снимков. — Он надулся. — Говорят, его выпотрошили. Я проверил: это значит, живот ему разорвали и вытащили потроха. — Он выгнул пальцы, как когти, и взялся иллюстрировать преступление по ходу рассказа. — А дальше — еще круче. Полиция до сих пор не нашла ни голову, ни стопы, ни кисти… Гадость какая, а?

— Да.

— Они раздумывают, уж не съели ли его. — Он просиял. — Это так круто. Типа что-то из «Рассвета мертвецов». Или из «Обители зла» [54] «Dawn of the Dead» (1978) — фильм ужасов американского режиссера Джорджа Ромеро, продолжение его же картины «Ночь живых мертвецов» (1968); «Resident Evil» (1996) — японская компьютерная игра по мотивам фильмов Ромеро, ныне — игровая и кинофраншиза. — ты играл?

— Нет.

— Это компьютерная игра про зомби. Они все прут и прут на тебя. И их прорва. — Он окоченело направился ко мне, вытянув руки, без выражения на лице, усиливая впечатление преувеличенными стонами и поразительно похожей шаркающей походкой. Я не сдвинулся с места, не поморщился — в кои-то веки мне было уютно в его присутствии, — но мое безразличие его огорчило. — Не прикольный ты вообще, — сказал он.

Я сменил тему:

— Зоэ не видал?

— Мортишу? А тебе зачем?

— Без всяких особых причин.

Он лукаво улыбнулся.

— Вы двое?..

— Что?

— Ну, знаешь…

Я мимолетом подумал, не сказать ли ему правду: с тех пор как восстал из мертвых много лет назад, я живу в своего рода эмоциональном чистилище, что отваживает меня от позывов к каким угодно отношениям, а поскольку моя смерть оставила меня без пениса, я в любом случае вряд ли могу заниматься сексом. Но слушать это ему было бы неинтересно, а мне неинтересно рассказывать, и я сказал: