Максим Далин - Зелёная кровь. Собачий вальс

— Как же человек научит звереныша перекидываться? — Локкер был глубоко поражен услышанным, так глубоко, что спина холодела. — Люди же по-другому чувствуют…

— Вот же чащоба! — нервно хохотнул пес. — Так ведь они и не учат! Кто так попал — тот пропал. Раб. Ему над Зверем не подняться, трындец. На всю жизнь дурачок. Калека… Хотя, чтоб ты знал, те, кто не оборачивается, живут меньше. Лет десять живут, максимум пятнадцать. Младшая Ипостась, если она без Старшей, изнашивается бы-ыстро…

Пес говорил много и скоро, будто хотел высказаться за долгое вынужденное молчание. Его суетливые нервные движения сказали Локкеру даже больше, чем слова: он чувствовал себя неприкаянным без Стаи и Хозяина, этот пес, он не мог даже поболтать лишний раз. Локкер торопился, но не мог перебить этого зверя из-за обыкновенной, уже установившейся, живой связи.

— Но ты очень умен, — сказал он даже. — Значит, ты не жил в доме у людей?

— Да нет, жил, — очень подвижные рыжеватые бровки пса печально приподнялись, обрисовав морщинки на лбу. — Только я жил уже большой. Уже самостоятельный был такой щенок. Маманя ж моя в подвале ощенилась, несчастная была сука, не повезло ей в жизни. Не Стая, а так, недоразумение… но я все-таки получил какое-никакое воспитание… настоящее, а не от людей.

— А где твоя Стая?

— А Зеленый знает… Давно дело было. Маманю мою застрелили, облава была на бездомных собак. Нас трое было — так где брат с сестрой, я понятия не имею. Их увезли куда-то, а скоро я их и слышать перестал в голове… может, убили, может, сами померли, может, где-то очень далеко — не знаю я. А меня, вот, подобрали. Я симпатичный был щенок, говорят…

— Ты сбежал?

— Да ладно. Какая собака сбежит? А Кодекс? Ты что?.. выгнали меня.

— За что?!

Пес раздражённо мотнул головой.

— Хватит уже. Что это мы все обо мне да обо мне… Ты ж ко мне зачем-то подошел, так говори, давай, зачем. Что тебе, лесному, надо тут?

Локкер помедлил, припоминая точно, и медленно, четко сказал:

— Я ищу Северное управление Службы Безопасности. Ты не знаешь, как туда пройти?

— Хорошее место, — кивнул пес. — Кормят. Слушай.

Дождь припустил сильнее, и пес встряхнулся… Лось приготовился слушать и запоминать.

Грей сидел на обледеневшей площадке у самых магазинных дверей и нюхал.

Около этого магазина ничем хорошим не пахло, даже наоборот — несло нестерпимой вонью, которой любят мазаться люди, чтобы отбить собственный запах, но из дверей чуточку дуло теплом, и это дуновение иногда задевало совершенно онемевший от холода живот. Зато из кафешки-вагончика шагах в тридцати великолепно пахло пирожками с ливером. Не то чтобы Грей любил пирожки — но сейчас запах любой еды наполнял рот слюной. На третий день голодухи съешь даже вареную картофелину!

Бродяга сказал бы, что сидеть на проходе неумно — надо подойти к кафешке и попросить кусочек пирожка. Но Грей не двигался с места. Во-первых, не дадут. Во-вторых — он совсем мокрый, а голодному и мокрому холодно. Всё тело ломит, шевелиться больно, всё болит, особенно — ноги, и невозможно поджать все ноги сразу — надо же на чем-то стоять.

А стоять Грей устал.

Покупатели сновали туда-сюда, чуть не наступая на хвост, и время от времени гадливо поглядывали — но Грей скорчил такую мину, что пинать его побаивались. Только морщились.

— Вот же мерзкая тварь! — с отвращением бросила толстая тетка. — Надо же, какая противная морда! Злой, наверное…

Ну и злой, подумал Грей и оскалился. Думаешь, у тебя морда очень приятная? Да ничего подобного! Воняет от тебя какой-то кислятиной, губной помадой, дешевым дезодорантом и жирными котлетами! И ты тоже злая, хоть и сытая! Думаешь, я не чую, как от тебя злостью несет? Вали-вали, пока не получила!

Хлипкий мужичок, который шел с ней вместе, толкнул Грея ногой — и тот огрызнулся так, что мужичок подскочил и завопил:

— Тут охрана есть или нет?!

Охране не нравится в дверях торчать, подумал Грей, но охранник все-таки вышел, постукивая дубинкой по ладони. Перекидываться страшно не хотелось — на смену формы тратится слишком много сил и тепла — но Грей перекинулся все-таки. Старшую Ипостась лупят сравнительно реже.

— Пшел отсюда, — лениво бросил охранник.

— Сам пшел! — огрызнулся Грей. — Улицы жалко?

— Ах ты, поганец! — удивился охранник. — Слышь, оборотень, я ща живодерку вызову!

— Что так — живодерку-то? — Грей пригнулся, сморщил нос и показал клыки так подробно, как только губа задралась. — Самому слабо? Ну давай! Давай, врежь — но имей в виду: я — бешеный!

Охранник сплюнул под ноги. Грей учуял запах его раздражения — и слабенький душок неуверенности, почти страха. Связываться ему неохота, ну-ну…

— Хочу тут сидеть — и буду, — хмуро буркнул Грей, чуточку снижая тон. — Никакой ты мне не командир, лучше отцепись.

Охранник замахнулся, Грей отпрянул и лязгнул зубами. Получилось довольно выразительно.

— Развелось тут! — рыкнул охранник с отвращением и ушел в тепло.

Звонить пошел, подумал Грей. В живодерку звонить. Приедут — застрелят. Но он меня все равно испугался. Трус несчастный!

Он вздохнул, съежился и побрел прочь. Идти на двух ногах было гораздо тяжелее и холоднее, чем трусить на четырех, и пришлось снова перекинуться. Прохожие шарахнулись в стороны: «У-у, зеленая кровь — спецкоманды на вас нет! Расплодилось тварей…» — Грей коротко злобно гавкнул в ответ.

Он протрусил мимо кафешки, от которой тянуло теплыми пирожками, потом — мимо ларька, от которого совершенно нестерпимо пахло колбасой. Проглотил слюну и невольно облизнулся — а носу и так было холодно. Лил ледяной дождь, асфальт заливала ледяная вода, лапы онемели, но не было сил выбирать дорогу. Люди уже давно должны были выключить воду с неба. Это нечестно.

Он отследил глазами даму, которая несла в сумке сосиски. Некоторое время шел за ней, потом отстал. Где берут еду? Бродяге уже давно дали бы кусочек — он обаятельный; на Грея только замахиваются: «А ну пшел вон, образина!» Ну и пусть. Просить унизительно. Он не умеет просить. Он не умеет нравиться. В конце концов, он просто не создан для того, чтобы им нравиться.

А мама говорила: «Людям верить нельзя. Люди — отрава. Они только и ждут, как бы сделать вам больно или украсть что-нибудь у вашего Хозяина. Ничего у них не берите, близко не подпускайте и очень тщательно нюхайте — от кого несет падалью, тот хуже всех». От кого несет падалью…

Вон от того, к примеру, несет — который вышел из машины и прется к входу в ресторан. Жрать пошел, злобно подумал Грей. Будет жрать, пока брюхо не треснет — а кому-нибудь голодному не даст ни кусочка. От обиды даже слезы на глаза навернулись. Из дверей ресторана несло теплом и едой — но Грей не стал останавливаться.