Алексей Мальцев - Это не моя жизнь [litres]

Аркадию непривычно было смотреть, как ветер на улице треплет причёски, срывает головные уборы, развевает полы пальто и курток, а ему – хоть бы хны! Словно они с ветром заключили договор о добрососедском сосуществовании, и теперь ни при каких обстоятельствах не трогали друг друга.

Ему ничуть не жарко в парилке, ему не холодно в холодильных камерах. Он благополучно проходил сквозь сталеплавильную печь, безболезненно «просачивался» сквозь летящий поезд. Жизнь проносилась мимо, её радости призраку недоступны. Ради развлечения посетил кабинет гинеколога и женскую баню. А кто ему запретит? Ему можно видеть всё! По ту сторону и эту!

Слетал в Москву, понаблюдал за подготовкой новогоднего «Голубого огонька». В доперестроечной столице царила эпоха сотрудничества Аллы Борисовны с Раймондом Паулсом. Кристина Эдмундовна к тому времени ещё не утратила подростковой угловатости и только-только закончила съёмки в фильме «Чучело», поставленном Роланом Быковым.

Зачем-то призрак спустился в метро. Вернее, залетел. Чёрт дёрнул! И уже в который раз на память пришёл фильм с Патриком Суэйзи в главной роли. Не случайно его герой встретил подобного себе именно в подземке, ох, не случайно!

Видимо, во время строительства подземных станций, так или иначе, повреждаются различные захоронения. Причём не только текущего века, но и более древние. Вскрываются могилы, о существовании которых никто не подозревал; в суматохе времени там затерялись древние скрижали…

То, что Изместьев увидел в московском метро на станции «Преображенская площадь», заставило выразиться на таком гортанном диалекте, который уже через секунду и вспомнить не мог; слова улетучились так же, как и собственная плоть несколько дней назад.

Сквозь спешащих жителей столицы, сквозь летящие поезда, под куполами и на бетонном полу – всюду! – копошились, просили подаяние, кого-то заклинали представители разных эпох, сословий и конфессий. Обезумевшие взгляды, лохмотья одежд, включая рясы, сарафаны и кокошники… Словно несколько измерений решило вдруг пересечься в одном месте, здесь и сейчас, в подземке образца тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года!

Красноармейцы с маузерами в руках и мастеровые со своим нехитрым инструментом, крестьяне-старообрядцы и дворяне, представители духовенства и еретики – каждый занимался своим делом, сливаясь воедино с толпой москвичей на эскалаторе. Из-за отсутствия чёткой фиксации всё мерцало перед глазами. Пролёткам с удалыми извозчиками поезда ничуть не мешали – каждый мчался по своим делам, беспокоясь о своём, насущном.

Многие из призраков замечали Изместьева, пытались до него дотянуться, но их прикосновений он не чувствовал.

Призраками были наводнены не только станции, но и тоннели, где мчались поезда, мрачные тени обходчиков высматривали что-то в кромешной темноте на путях, не уступая дороги мчавшимся поездам.

На глазах призрака какой-то парень кинулся под прибывающий состав. Женский визг смешался с визгом торможения, но остановить вагоны мгновенно не было возможности. Доктор отчётливо услышал хруст костей под колёсами, из-под которых в его сторону вылетело нечто, напоминающее его самого. Он встретился глазами с самоубийцей. И показалось, что сама смерть взглянула ему внутрь.

С тяжёлым сердцем Изместьев вылетел на земную поверхность на станции «Сокол», поклявшись себе больше никогда не спускаться в подземку.

Позже он посетил за один день Мадрид, Париж, Варшаву. На бреющем «пробороздил» Нью-Йорк, Сиэтл, Чикаго. Не переводя дух, смотался в Австралию, посетил Бали, Сейшелы, Таиланд и Мальдивы.

Как ни странно, голова от всего этого не закружилась, сердце не выскочило из груди. Последнего просто не было, оно осталось в бренной плоти где-то на просторах России. О нём не хотелось думать.

И даже не запыхался от… кругосветного путешествия. Вот это возможности!

Доктору ничего не стоило взглянуть с высоты птичьего полёта на городскую суету, на Индийский океан и на льды Арктики.

Когда он вернулся в Пермь, то обнаружил десятиклассника Изместьева на той самой заброшенной стройке, где, собственно, и произошло историческое столкновение парня с Фёдором Доскиным.

Как ни пытался доктор вспомнить своё пристрастие к прогулкам по царству торчащих из земли железобетонных конструкций, – не смог. Возможно, эта привычка у «него» появилась недавно, скажем, в пределах двух или трёх недель. И она как раз попадала на провал в памяти, связанный с последствиями клинической смерти в новогоднюю ночь…

Юный Изместьев кого-то ждал, перетаптываясь у остова недостроенного дома. Нетрудно было догадаться – кого.

Казалось бы, доктор должен был радоваться – парень дружит с Аленевской. Бог даст, перерастёт первое чувство в нечто более глубокое и серьёзное… И после фиаско в ночь выпускного бала что-то останется между ними. Доктора смущала лишь собственная забывчивость.

Получалось, в декабре тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого произошло нечто исключительно важное, о чём забыл из-за ретроградной амнезии. А этого не следовало делать! Возможно, тогда по-другому сложилась бы его никчёмная жизнь. И не пришлось бы так рисковать здоровьем.

Эта треклятая пробка!

На горизонте «нарисовалась» Жанна. Ею залюбовались оба Изместьевых: как старший, так и младший; как состоящий из плоти и крови, так и призрак. Только младший не так откровенно, как старший, которому ни к чему было скрывать свои эмоции.

– Привет, Ракеша! – девушка чмокнула одноклассника в щёку. – Я чертовски рада тебя видеть! Очень скучала, считала оставшиеся дни. А ты считал? Ты вспоминал обо мне на больничной койке?

– Лучше скажи, как там наш «Экзюпери» поживает? – мгновенно «заземлив» лирический настрой девушки, буркнул одноклассник. – Остаётся всего ничего, а я ещё плана квартиры не знаю.

– Так навести его! – слегка раздражённо выдала Жанна. – Вернее, квартиру, когда его не будет дома. Я тебе всё начертила на схеме, ты её не потерял?

Доктор лежал, опираясь на воздух, словно на ковре-самолёте, на уровне двух симпатичных ему голов, и ничего не понимал. Если в классе диалогом управляла и «диктовала тему» Аленевская, то здесь явно верховодил Изместьев. Проступала во всём этом какая-то наигранность, несерьёзность. Как будто спектакль разыгрывался специально для него. И кто такой этот Экзюпери? Не Антуан де Сент же, в самом деле!

Будучи не в силах ответить ни на один из возникших вопросов, доктор страшно нервничал. Если, разумеется, данный глагол вообще можно было применить к «ангелу».

До новогодней ночи оставалось совсем немного, а он до сих пор не придумал, как предотвратить «исторический» выстрел пробкой из бутылки шампанского! Как назло, в голову ничего не лезло…