Чарльз Соул - Год Оракула [litres]

Ушла она, когда поняла, что «если ты хрен в штанах не носишь, то работать будешь вдесятеро за половину славы и треть зарплаты». Она вышла замуж, завела детей, а чтобы не потерять квалификацию, консультировала бывших коллег и время от времени брала работы поинтереснее, в том числе такие, для которых использовала идентификацию GrandDame. Кэти говорила Уиллу, что почти никогда не берется за работы из Темной сети, но ей нравится знать, чего на самом деле хотят люди. Знать их злобные, болезненные, омерзительные запросы. Воровство, ложь и шпионство. Это было окно в наихудшие части человечества, и в этом был для нее стимул поддерживать профессиональную форму и быть настороже.

А Бекки была классической лонг-айлендской вдовой. Они с мужем переехали во Флориду, когда дети окончили колледж, и она почти всю взрослую жизнь была женой и матерью. До этого времени.

Уилл мало что знал о том, как появились Флоридские Леди. Видимо, женщины объединились после смерти мужей – те умерли примерно в одно время. Встретились в какой-то группе волонтеров музея Форт-Майерса и довольно скоро стали напарницами в небольшом бизнесе по компьютерной безопасности. Что делала в этом содружестве Бекки, Уилл не очень понимал – Кэти явно была техническим гением. Но так или иначе, группа работала, и Флоридские Леди были очень эффективной командой. Кэти никаких даже самых мелких решений не принимала без одобрения неподражаемой миссис Шубман.

Кэти вернулась с кухни с какой-то розовой смесью в высоком бокале. Протянув его Бекки, она села рядом. Уилл смотрел то на одну, то на другую. Бекки Шубман выглядела как белая Ширли Хемфилл, а Кэти Дженкинс всегда напоминала Уиллу Джеки О [6].

Они никак друг другу не подходили. Как побитый старый «Шевроле» к винтажному «Феррари». Но вот работали вместе.

– Так, Джон, – сказала Кэти. – Говори теперь, что у тебя к нам за дело?

Уилл достал из кармана две карточки, на каждой напечатана длинная строка чисел. Перегнувшись через стол, он дал каждой из Леди по карточке. Они посмотрели на них, потом с легким недоумением на Уилла.

– Это что? – спросила Бекки.

– Номерные счета Южно-Кайманского национального банка. Открыты на имя каждой из вас. На каждом пять миллионов долларов.

Они синхронно обернулись к Уиллу, вытаращив глаза.

– За каким чертом? – спросила Бекки. – Вы нам уже заплатили.

Уилл кивнул:

– Оракул читает ваши отчеты по защите. Мы знаем, какие люди пытаются добраться до Сайта. Правительства, прочие невероятно мощные силы. И они не прорвались. Мы все еще защищены. Вы обе сделали невероятную работу и заслужили это. Веселого Рождества!

– Я еврейка, но такое поздравление приму, – сказала Бекки, глядя на зажатую в руке карту.

Кэти встала, положила карту на журнальный столик. Потом подошла к бару и стала смешивать еще коктейль.

– Маслина или лимон, Джон? – спросила она.

Уилл вздохнул:

– Лимон.

Через секунду она вернулась, держа полный до краев бокал мартини с водкой, где лениво в такт ее шагам шевелился завиток лимонной кожуры. Бокал она протянула Уиллу.

– Будем, – произнесла она, поднимая свой бокал.

Они чокнулись, и Уилл пригубил мартини. Ледяное, нежное и одновременно невероятно крепкое. Первый глоток был приятным, и вроде бы мартини не собиралось переставать его радовать.

– Грех жаловаться, Джонни, но это единственная причина, по которой ты здесь? Ты же мог нам и по телефону сказать.

Уилл сделал еще глоток. Восхитительно.

– Сколько раз в жизни тебе приходилось кому-то давать миллион баксов? – спросил он. – Такую работу надо делать лицом к лицу. Хотел видеть ваши физиономии.

Он поставил стакан на журнальный столик.

– Но есть тут и другое. Все это – Оракул, Сайт, – Уилл сделал глубокий вдох, чувствуя облегчение на душе просто оттого, что говорил эти слова, – …все это кончается. И я хотел обсудить логистику лично. У нас будут какие-то проблемы их закрыть, если нам надо будет?

Бекки и Кэти переглянулись.

– Нет, – сказала Кэти. – Это просто. В любой момент можно перевести Сайт в офлайн, если надо будет, и у вас есть коды запуска программы удаления, которую я для вас написала. Как только она будет запущена, почтовая система вырубится наглухо и останется лишь аппаратная точка для контакта. И если даже ее кто-то сможет найти, с вами связать никак не получится – разве что вы случайно окажетесь на месте, когда туда вломятся злоумышленники.

– Это вряд ли, – сказал Уилл. – Оракулу это все больше не нужно. Так, значит, никаких следов? Вообще никаких?

– Никаких, как ты и просил. Не будет способа проследить цепочку до ваших людей, если, конечно, Оракул держался наших правил. Все было анонимно, случайные точки доступа и так далее – соблюдалось?

– Абсолютно, – подтвердил Уилл.

– И выходит, Джон, – сказала Бекки, – что вы в отличие от Кэти в студенческие годы абсолютно неприступны.

Бекки осклабилась, глядя на напарницу, а та пожала плечами и пригубила свой стакан.

– В общем, так, – сказала она.

Бекки повернулась к Уиллу, и улыбка ее несколько увяла.

– А можно спросить, почему вы собираетесь это дело заглушить? Оракул предвидит… то есть что-то случится?

Уилл посмотрел на Флоридских Леди. Обе они подобрались, когда Бекки задала вопрос. Боялись ответа. Столько Оракул для них сделал, а они все еще его боятся.

– Ничего не случится, – сказал он. – Просто время с ним закончить.

– И когда это произойдет, мы получим свое предсказание? Которое Оракул нам обещал?

– Без вариантов. Как только Сайт переводится в офлайн, оно ваше.

Дамы успокоились, явно поверив. Уилл взял стакан и допил его до дна. Потом встал.

– Всего один, Джонни? Брось, посиди еще, – сказала Бекки.

– Спасибо, но мне надо возвращаться. Завтра вылетать рано. Пройдусь вдоль берега, чтобы в голове прояснилось, и поеду обратно в Форт-Майерс.

Уилл встал и вышел, получив на прощание быстрое объятие Бекки Шубман и эскорт до дверей плюс кивок от Кэти.

Он остановился на тропе от дома к своей машине, сделал глубокий вдох, чувствуя плотный, насыщенный запах, почти вкус растительности и морской соли. Запах и вкус жизни .

– Мы на войне, друзья мои! – сказал Хосайя Джонсон. – Но удача на нашей стороне: наши армии насчитывают миллиарды.

Он сунул руку в нагрудный карман пиджака, достал чистый белый платок и вытер лоб. По́том его прошибало, как кабана, а кондиционер вроде бы работал нормально. Интересная штука.

Он сидел в кожаном кресле во главе длинного стола для заседаний – массивного, из полированного черного дерева, занимавшего почти весь конференц-зал. Сидело за столом не меньше двадцати пяти человек, но еще дюжина могла бы рассесться свободно. Брэнсон ожидал напряжения по поводу рассадки, но представители мировых конфессий заняли обозначенные карточками места практически без дискуссий. И это было хорошо. Пакистанский суннит сидел на максимальном расстоянии и от индуистского жреца, и от иранского шиита, которых тоже надо было посадить в разных концах стола, и усложняющим фактором была необходимость разместить еще и рабби Лауфера. Но, наверное, Брэнсон переоценил важность задачи. Все распри – на сегодня по крайней мере – были отставлены в сторону.