Ннеди Окорафор - Кто боится смерти [litres]

– Рабы , – сказала она.

Почти все, что построили океке, рассыпалось под новым солнцем. Кое-что у нас осталось – компьютеры, устройства, вещи, небесные объекты, которые иногда говорят с нами. А нуру до сих пор тычут пальцем в океке и говорят «раб» , и океке должны склонить голову в знак согласия. Таково прошлое.

Барабанный бой замедлился, и несколько людей, в том числе Мвита, положили деньги в чашку. Я не двинулась с места. Я читала Великую книгу много раз. Я училась читать на этой самой истории. К тому времени, как я смогла прочесть ее бегло, я ее возненавидела.

– Вести, что я несу с Запада, более свежи, – сказала женщина. – Меня обучили родители, которые были сказителями, как и их родители. Моя память хранит тысячи историй. Я могу рассказать вам из первых рук, что происходило в Гади, откуда я родом, когда началась резня. Никто не думал, что все так вспыхнет. Мне было восемь лет, и я видела, как погибла моя семья. А затем я убежала. Папу и братьев зарубили мачете. Я три дня пряталась в шкафу, – сказала она дрогнувшим голосом. – И пока я пряталась, в той самой комнате мужчины нуру насиловали мою мать. Много раз. Они хотели сделать ребенка-эву, – она взглянула на нас с Мвитой. – И пока мать насиловали, ее разум помутился, и все, что она помнила, полилось наружу. Съежившись в шкафу, я слушала, как она рассказывает истории, которые утешали меня в детстве. Эти истории подчинились ритму, с которым мужчины насильно входили в нее.

Когда они закончили, то забрали мать с собой. Больше я ее не видела. Я не помню, как собирала вещи и убегала, но я это сделала. Через некоторое время я встретила других людей. Они приютили меня. Это было много лет назад. У меня нет детей. Наш род сказителей умрет со мной. Я не выношу мужских прикосновений.

– Убийства продолжаются, – сказала она после паузы. – Но теперь осталось мало людей океке там, где раньше их было много. В считанные десятилетия они сотрут нас со своей земли. Это была и наша земля. Так скажите же мне, правы ли вы, что живете тут в довольстве, когда творится такое? Здесь вам ничего не грозит. Может быть. Возможно, однажды они передумают и придут на Восток завершить то, что начали на Западе. Можете прятаться от моих историй и моих слов, или можете…

– Или можем что? – спросил какой-то мужчина. – Это написано в Великой книге. Мы те, кто мы есть. Не надо было нам бунтовать! Пусть те, кто восстал, и гибнут за это!

– Кем написано? – спросила она. – И мои родители не участвовали в восстании. И я тоже.

От злости мне стало жарко. Она рассказала всего лишь легенду о нашем так называемом сотворении. Она в нее не верит. Что этот мужчина думает о Мвите и обо мне? Что мы как-то заслужили нашу участь? Что родители Мвиты заслужили смерть? А моя мать – изнасилование? Мвита гладил меня по плечу. Если бы не он, я накричала бы на того мужчину и на всех, кто поддерживал его. Меня переполняла моя травма, как я вскоре поняла.

– Я не закончила, – продолжила сказительница.

Барабанщик выбил негромкую дробь. Он обливался потом, но не сводил с нее глаз. Было легко заметить, что он в нее влюблен. А из-за ее прошлого его любовь обречена остаться безответной. Наверное, с помощью барабанного ритма он пытался хоть как-то к ней прикоснуться.

– Раз мы страдали в прошлом и страдаем в настоящем, то мы спасемся в будущем. Существует пророчество, его сделал провидец-нуру, живущий на крошечном острове на Безымянном озере. Оно гласит, что грядет мужчина-нуру, который заставит переписать Великую книгу. Он будет очень высок, с длинной бородой. Манеры его мягки, но он хитер, он полон силы и ярости. Он колдун. Когда он придет, наступят перемены и для нуру, и для океке. Когда я уходила, на этого человека шла охота. Убивали всех высоких бородатых нуру с мягкими манерами. Все эти мужчины оказались целителями, а не бунтарями. Так что верьте, надежда есть.

Аплодисментов не было, но калебас сказительницы быстро наполнился. Никто не задержался, чтобы с ней поговорить. Никто даже не смотрел на нее. Люди уходили в вечернюю мглу тихие и задумчивые, и шагали быстро. Мне тоже захотелось домой. От ее историй я чувствовала тошноту и вину.

Мвита хотел сначала поговорить с ней. Мы подошли, и она нам широко улыбнулась.

– Добрый вечер, дети-эву. Примите мою любовь и уважение, – сердечно сказала она.

– Спасибо, – ответил Мвита. – Я Мвита, а это моя спутница Оньесонву. Ваши истории нас тронули.

«Спутница?» – подумала я, удивившись такой рекомендации.

– Пророчество – где вы о нем услышали? – спросил Мвита.

– На Западе только о нем и говорят, – серьезно сказала она. – Провидец, который его сделал, яро ненавидит народ океке. Если уж он такое говорит – это, должно быть, правда.

– А зачем он тогда о нем рассказал?

– Он провидец . Провидцу нельзя лгать. Умолчание – это ложь.

Я подумала, не хотел ли этот провидец спровоцировать охоту на того человека. Провожая меня домой, Мвита казался озабоченным.

– Что такое? – наконец спросила я.

– Я просто думаю об Аро, – ответил он. – Он должен тебя учить.

– А почему ты думаешь об этом сейчас? – раздраженно спросила я.

– Я в последнее время много об этом думал. Это просто неправильно, Оньесонву. Ты слишком… Это неправильно. Я сегодня его попрошу. Даже буду умолять.

Я видела Мвиту на следующий день. Он не рассказал, как «умолял» Аро, но я и так поняла, что меня снова отвергли.

Три дня спустя я пошла к Нане Мудрой в Дом Осугбо. Я решила – либо буду учиться у нее, либо уйду из Джвахира. Все лучше, чем сидеть и ждать, когда кровный отец снова попытается убить меня. И так как Дом Осугбо был построен с помощью чар, он умел добиваться своего. Там бывали и работали люди, правившие Джвахиром, в том числе и Нана Мудрая. Стоило попытать удачу.

Я пошла туда утром, решив прогулять школу. Мне почти не было стыдно. Построенный из массивного желтого камня Дом Осугбо – самое высокое и широкое здание в Джвахире. Его стены даже на солнце остаются прохладными. Каждая каменная плита покрыта знаками – теперь я знала, что это письмена нсибиди . Мвита рассказал, что нсибиди – это не просто древнее письмо. Это магическое древнее письмо.

«Зная нсибиди, можно стереть предков любого человека, просто написав что-то на песке», – сказал он. Но больше он ничего об этом не знал. Так что я смогла прочесть только надпись над каждым из четырех входов:

ДОМ ОСУГБО

Я подошла к Дому, а люди ходили вокруг и мимо, не глядя на него. Никто не заходил внутрь. Как будто он был невидим. «Странно», – подумала я. К каждому из входов вела дорожка, обсаженная маленькими цветущими кактусами. Они напомнили мне хижину Аро. Дверей не было. Я ступила на одну из дорожек и пошла по ней. Я ждала, что кто-нибудь меня остановит, спросит, что я делаю, и прогонит. Вместо этого я прошла прямо внутрь и попала в длинный коридор, освещенный розовыми лампами.