Дэвид Митчелл - Костяные часы

Поэтому я и приехал , отвечает он мысленно, а вслух произносит:

– Конечно.

– Скажи от меня «до свидания» Иззи и всем О’Дейли и… вообще всем, – просит Лорелея; глаза у нее слезятся, но не от холода.

– И за меня тоже с ними попрощайся, – добавляет Рафик, – и пусть мистер Мурнейн меня простит, потому что я так и не выполнил домашнее задание на деление.

– Вы сами им все это скажете, – говорит Маринус, – по планшетам.

Я не могу вымолвить «Прощайте!», потому что это слово исполнено мучительной неотвратимости, но и сказать «До свидания» тоже не могу, потому что вряд ли когда-нибудь снова встречусь с этими самыми дорогими для меня людьми. Этого уже не случится. Я улыбаюсь, хотя у меня до боли сжимается ветхий лоскут сердца, и смотрю, как лейтенант Эриксдоттир помогает Лорелее и Рафику сесть в лодку, а за ними следует молодой и такой древний Маринус.

– Мы выйдем на связь, как только прибудем в Рейкьявик, – кричит он мне из лодки. – Скорее всего, послезавтра.

– Отлично! Буду ждать, – кричу я в ответ; мой голос тонок и напряжен, как туго натянутая скрипичная струна.

Рафик и Лорелея смотрят из лодки, не зная, что сказать. Маринус мысленно желает мне удачи, и я понимаю, что ему известно и о вернувшемся раке, и о надежно припрятанных ампулах «чернички» на крайний случай. Не доверяя своему голосу, я киваю Гарри Маринусу-Веракрусу. Высокий морпех отвязывает шлюпку и отталкивается от причала. В соснах Нокруэ ухают совы. Подвесной мотор с урчанием оживает. Лорелея застывает, как изваяние, а потом вздрагивает, и я вдруг ощущаю, как ей страшно, потому что страшно и мне. Вот он, рубеж невозврата. Моторка по крутой дуге отходит от пирса. Пряди волос хлещут Лорелею по лицу. Взяла ли она шерстяную шапку? А, уже все равно. Над горой Нокнамадри на мысе Мизенхед покачивается пара расплывчатых, перекрывающих друг друга лун. Утираю глаза обшлагом старой флиски, и два спутника Земли снова становятся одним. Бледно-золотым и исцарапанным. Я поеживаюсь. Нас ждет холодная ночь. Моторка несется прочь на полной скорости по темным волнам, и Рафик машет рукой, и Лорелея машет, и я машу в ответ, пока не перестаю различать их силуэты в шумной туманной синеве, а за подвесным моторчиком ширится белый бурун… Но недолго. Набегающие на берег волны стирают следы исчезающей лодки, и я тоже словно бы стираюсь, исчезаю, превращаюсь в невидимку. Прежде чем начнется новое путешествие, старое должно подойти к концу, ну, типа того.

Мишель ван дер Аа, Лайза Бабалис, Том Барбаш, Авиде Баширрад, Мануэль Берри, Джон Бойн, Доминика Бояновска, Адам Брофи, Эмбер Бурлинсон, Никки Бэрроу, Кен Бюлер, Хуан Габриэль Васкес, Лана Вачовски, Дэниел Галера, Талли Гарнер, Клэр Гатцен, Сэм Гринвуд, Доминик Гриббен, Луиз Деннис, Уолтер Донохью, Маргарет Дрэббл, Кадзуо Исигуро, Триш Керр из книжного магазина «Kerr’s Bookshop» в Клонакилти, Джессика Киллингли, Мартин Кингстон (основатель Килкрэннога), Кэти Китамура (прости, что я разбудил Рю), Рейчел Клементс, Патрик Кокберн и его книга «Оккупация», Тоби Кокс, Эван Кэмфилд, Хари Кунзру, Сьюзен Кэмил, Кэти Макгоун, миссис Макинтош, Кейтлин Маккенна, Салли Марвин, Сет Марко, Ник Марсонт, Мерик Мекик – искатель сокровищ, Иэн Монтефиоре, Рэй Мурнейн, Нил Муррен, Лоуренс Норфолк и его семья, Аласдер Оливер, Хейзел Орм, Дэвид Пис, «Фиаско» Томаса Э. Рикса, Джина Сентрелло, «Вес горчичного зернышка» Уэнделла Стивенсона, «Нет истинной славы» Бинга Уэста, Сьюзен Флетчер, Доминик Фортье, Кирстен Фостер, Софи Харрис, Александр Хемон, Кейт Чайлдс, «Имперская жизнь в Изумрудном городе» Раджива Чандрасекарана, Ноа Чейсин, Камилла Янг. Прошу прощения у всех, кого я не упомянул – не от неблагодарности, а по забывчивости.

Спасибо Кэтлин Холланд за лабиринт Джеко.

Отдельное спасибо Джонни Геллеру, Дугу Стюарту, Кэрол Уэлш и Дэвиду Эберсхофу.

И огромное спасибо моей семье.

«Костяные часы» – мой шестой опубликованный роман, и читатели, знакомые с моими предыдущими книгами, наверняка узнают некоторых персонажей. Хьюго Лэм, один из главных героев «Костяных часов», впервые упоминается в единственной главе романа «Под знаком черного лебедя» [100] Ранее публиковался по-русски под названием «Лужок Черного лебедя». (2006) – это харизматичный двоюродный брат Джейсона Тейлора. В то время нет ни намека на то, что впоследствии Хьюго ждет карьера псевдобессмертного пожирателя душ, потому что сам я еще не представлял такого будущего. О персонаже по имени Левон Фрэнкленд мне все еще известно очень мало – в «Костяных часах» на литературном фестивале в 2015 году он беседует с Криспином Херши, убеждая его простить и понять покойного отца, а потом исчезает из повествования, но обязательно появится в моем следующем романе, на этот раз молодым человеком в конце 1960-х годов. По моим книгам кочуют не только люди, но и предметы, животные и даже парусник. Доктор Айрис Маринус-Фенби обнаруживается в романе «Тысяча осеней Якоба де Зута» как доктор Лукас Маринус, в его двадцать восьмом воплощении.

Это ни в коем случае не новый литературный прием – их вообще до смешного мало, – но у него достойная и благородная родословная. Гомер, кем бы он/она/они ни был, сделал Одиссея героем его собственного сериала, а Шекспир возродил Фальстафа в буколической комедии «Виндзорские проказницы» после его закулисной смерти в «Генрихе V». Любая из бесчисленных литературных трилогий или книжных серий является таковой из-за единства или преемственности персонажей, а также в силу временной последовательности, связности сюжета и стиля изложения. Литературные циклы могут быть условно связаны между собой местом действия, как, например, городок, где живут Том Сойер и Гекльберри Финн, или как великолепный цикл Розмэри Сатклиф «Орел Девятого легиона», где о подобной связи напоминают лишь полузабытое генеалогическое древо и золотой орел – штандарт римского легиона; связь между приквелом и сиквелом может быть прочнее, основываясь на перекрестных отсылках, множестве повторяющихся персонажей и панорамных макросюжетах, как в романах Патрика О’Брайена о Джеке Обри и Стивене Мэтьюрине или в цикле Энтони Поуэлла «Танец под музыку времени».

Я довольно условно использую этот прием в своих книгах, стараясь, чтобы их можно было читать по отдельности, безотносительно предыдущих, но в то же время мне хочется проложить своеобразные тропинки между моими прошлыми и будущими романами. В научной дисциплине «теория повествования», или «нарратология», мне так и не удалось отыскать подходящего термина для этого приема. В первом приближении его можно было бы назвать металепсисом, однако же, строго говоря (если я правильно понял), металепсис – это появление персонажей одного уровня реальности (например, с точки зрения читателя) на другом уровне реальности (собственно, в повествовании), что, в частности, происходит, когда придворный поэт Чосер выведен в «Кентерберийских рассказах» как придворный поэт Чосер или когда актер Джон Малкович играет роль актера Джона Малковича в фильме Чарли Кауфмана «Быть Джоном Малковичем». (В довершение путаницы термин «металепсис» употребляется также для описания риторической фигуры речи, состоящей в переносе значения с одного слова на другое.) Проще было бы назвать его кроссовером, что опять же сбивает с толку, поскольку кроссовером называют художественное произведение, в котором смешиваются элементы и персонажи независимых вымышленных вселенных. Так что я буду говорить о «кочующих» героях за неимением лучшего определения.