Бен Элтон - Кризис самоопределения [litres]

Она слышала, как он мочится. Это еще одна подмеченная ею особенность. Мужчины не закрывают дверь. Иногда даже если гадят, что для Малики абсолютно за пределами допустимого. Она задумалась, что, возможно, это как-то связано у них с разметкой территории. Как стряхивать на пол.

Джулиан появился из туалета с полотенцем на поясе, а не в банном халате. Малика этому обрадовалась. В полотенце он выглядел довольно мило, а в халатах имелось что-то женское, на женщинах они сидят определенно выигрышнее, чем на мужчинах. Если придется трахаться, – а она подозревала, что, скорее всего, придется, – так будет убедительнее смотреться, что ей этого хочется.

Штука вот в чем: Малика знала, что накануне вечером они пересекли Рубикон. Она это понимала даже из того, как он теперь на нее смотрел. С налетом подозрительности. С налетом враждебности. Возможно, с налетом уязвимости – но лишь возможно . От уязвимости он все же старался держаться подальше.

– Заказала? – внезапно спросил он.

– Что, прости?

– Кофе? Ты заказала кофе? Мне нужен кофе. Прошлой ночью пил с русскими. Если вдруг не помнишь.

– Да. Помню.

К сути дела он перешел быстро. Они пили с русскими прошлой ночью, и он со своими спутниками, своим “начальством”, как он их назвал, обсудил очень много чего.

– Помню очень отчетливо, – продолжила Малика и добавила вполне осознанно: – Потому что была трезвая.

Она заказала кофе. Джулиан осушил еще одну стопку водки. Малика пожалела, что не выпила ее сама, – не потому что ей хотелось, а чтобы не досталась Джулиану. Пьяным его в этом разговоре она видеть не хотела.

– То есть ты теперь в курсе, – проговорил он.

Переспрашивать, что он имеет в виду, не было нужды.

– Да. Теперь я в курсе.

Оно в основном и так было ей понятно. Если работаешь в интернет-коммуникациях и твой начальник везет тебя в Россию на встречу с начальством, ты понимаешь, что работаешь не в обычной маркетинговой компании. Ужин накануне преобразил неуютные подозрения в вопиющую действительность. Не кампания косвенного влияния это: русские буквально правили бал.

– “Сэндвич-коммуникации” – инструмент российского шпионажа и скрытой пропаганды, – сказала Малика, – а ты, по сути, российский агент.

Джулиан сел напротив нее за маленький столик для завтраков. Отломил кусок сдобы с абрикосом и съел его. Затем облизал кончик пальца и принялся собирать им хлебные крошки и чешуйки с крахмальной льняной салфетки. Подобрав последнюю, он подался вперед и поднес палец к губам Малики – жирный кусочек булки налип на лоснившийся кончик. Жест вышел агрессивный – жест обладания и силы. Требование, чтобы она приняла его палец с прилипшей к слюне крошкой к себе в рот.

Она подчинилась, встречая его холодный взгляд таким же своим. Он сунул палец ей в рот, она его пососала, и ей удалось никак не выказать тошнотворного омерзения, какое она ощутила.

– Да и ты, моя милая. И ты, – наконец произнес он, извлекая палец, теперь уже мокрый от слюны Малики, а затем, прежде чем сунуть его себе в рот, добавил: – Ты тоже российский агент.

Малика понадеялась, что держит свой стойкий невозмутимый взгляд, но понимала: если ей удалось – это небольшое чудо, поскольку вообще-то она чуть не обделалась.

Нехилая история.

Малика позволила своей тяге к интриге и приключениям втянуть ее во все это, думая, что успеет нажать на тормоза и выбраться, если станет страшно. Но вчера вечером он сознательно наддал скорости. Он сделал ее сообщницей. Целиком. Жуткая правда состояла в том, что она действительно российский агент, если не выдаст все это властям. И отсюда и далее виновна в равной мере с Джулианом.

Зачем она это сделала? Из-за чертовой дурацкой бравады, вот зачем. Бля. Ну почему не поехала на год с рюкзаком в Южную Америку, как все остальные девчонки?

Если ближе к сути: зачем он это сделал? Он же мощно рискует. Рассказал младшей сотруднице свои жутчайшие секреты, пусть даже у них романчик. Сознательно втянул ее в самую сердцевину своей сети интриг, якшается с преступниками и шпионами прямо у нее на глазах. Ужасно безрассудно. Безумно. Зачем?

Судя по всему, ответ здесь может быть только один. Он хотел привязать ее к себе. В Малике имелось немало тщеславия. И она понимала, до чего глупо могут вести себя мужчины, когда мнят себя влюбленными. Возможно, Джулиан уловил ее крепнувшие сомнения в их связи. Учуял ли он, что его чары над ней развеялись? У него была к ней тяга, как ей казалось, – или, во всяком случае, эгоистичная собственническая влюбленность в нее, единственное романтическое чувство, на какое, предполагала она, Джулиан способен. Ему хотелось ее удержать. А устроить все так, чтобы она не могла его бросить, не скомпрометировав себя, – что может быть лучше? Запереть ее на замок тайны столь серьезной, что с каждой следующей секундой хранения этой тайны Малика становилась все ближе к Джулиану.

И все сработало.

Она увязла. Совершенно увязла. Это Россия, чертова Россия, и она влипла в самое гнусное, что есть в этой стране. В беззаконное, безнравственное, бессердечное, преступное. А Джулиан смотрел на нее поверх корзинки с плюшками, и Малика понимала, что если выкажет хоть тень чего бы то ни было, кроме воодушевленного согласия, если утратит его полное доверие, уехать отсюда ей не удастся – в этом она почти не сомневалась.

“Кошмарная трагедия, миссис Раджпут. Виню в ней себя. Малика настояла на самостоятельном осмотре достопримечательностей. Я ее предупреждал. Такая вот красивая девушка, как она… Надо было настоять. Ее похитили. Бог его знает кто. Остается только молиться, чтобы не секс-торговцы. Делаем все, что в наших силах…”

Далее – краткая суета, посольство, пресса. Пара британских полицейских вылетит в Россию помочь с расследованием. А затем о ней постепенно забудут, пока не останется лишь память родителей и друзей, ежегодные встречи в футболках “Найдите Малику” и обещания, что они никогда не перестанут надеяться.

Джулиан был на такое способен. Малика так считала. Он из тех, кто любит власть, особенно над женщинами, к которым его тянет и которыми он хотел бы владеть. Лучший вариант власти – трахать их когда заблагорассудится и пусть украшают вечер, когда им велено. Но если с этим незадача, наблюдать, как женщину утаскивают из твоих гостиничных апартаментов русские бандиты, может оказаться вполне приятным утренним занятием.

Малика понимала: нужно шевелить мозгами. И шевелить хорошенько. Он знал , что она сообразительна. И соображения ей хватит, чтобы понять: одно то, что она сидит у него в спальне, делает ее по крайней мере пособницей в невероятно серьезном преступлении. То, что она на него не стучит, удваивает преступление. А то, что продолжает на Джулиана работать, полностью осознавая характер его дел, превращает Малику в полноценную преступницу.