Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

– Так где жить будешь? – не отвлекся от темы Андрей.

Лиза отрицательно замотала головой, стоя за спиной мужа.

– У подруги Лизы, – солгал Игорь. – той, что ведет семинары по гармонии. Мы смотрели, помнишь?

– Значит, еще и мозги прополощут.

– Это ты грубо. Ты их не знаешь, и САП не знал, а все равно полон предубеждений.

– Предубеждений, значит? – Андрей продолжал гнуть свое. – Я что, был не прав насчет твоей шайки? Кинули тебя коллеги. Чего кривишься? Хочешь, чтоб я заткнулся? Так я правду говорю! Завтра мусор, послезавтра голодовка, а там втянешься. В эльфов поверишь, в единорогов, в потепление глобальное.

– При чем тут единороги? – растерялся Игорь.

Лиза холодно пояснила, будто речь шла о какой-то тяжелой для всех болезни:

– Андрей считает, что глобальное потепление придумали маркетологи.

– Ага, – подтвердил он. – Те самые ребята, что продают вам здоровое масло без холестерина и редкую соль без ГМО. И даже отсыплют целую горсть волшебных червей по цене кро-охотного мусорного заводика.

– Остроумия выше крыши, – ледяной тон Лизы обжигал не хуже сибирских морозов.

– Смотри не порежься, – глупо отшутился Андрей.

– Я пока на лестницу выйду, подышу… – вставил Игорь. – Вы и без меня разберетесь.

Ругаться, как в первый день, он не собирался, но и заступаться за Лизу посчитал неразумным. Это было не трусливое отступление, а грамотный маневр. Лиза должна сама увидеть, кто из них лучше.

Лиза и Андрей остались в гостиной наедине и с несчастными червяками. Тишина в квартире стояла ненастоящая, синтетическая: в нее все равно вплетались гул холодильника, треск лампочек, далекий писк электронных часов.

– Ладно, извини… – Андрей первый нарушил молчание. – Меня что-то занесло. Период тяжелый. Игорь подбешивает, работа буксует. И до Философа никак не дозвониться…

Лиза опустилась на диван:

– Ага.

Все-таки за последние дни она неимоверно устала. Она думала, что коммуникабельная, старалась быть чуткой и внимательной, что бы ни происходило. Но как же сложно оставаться такой, когда никто, практически никто ей в этом не помогает!

Когда все так смело и открыто являют друг другу свою индивидуальность, предъявляют миру свои капризы, выставляя их, как счета, выдавая их за характер, а она вынуждена все время останавливать себя. Ну почему она никого не осуждает, а ее прессуют и долбят, бесконечно долбят просто за то, что она не может отказаться от себя самой? За то, что ей нужно во что-то верить.

– Эй, – Андрей присел рядом и погладил ее коленку, – я не хотел тебя обидеть. Я просто неуклюжий дурак.

– Верно, – согласилась Лиза.

– Ты все дуешься? Дай обниму. Моя суровая богиня жучков и червячков…

Лиза все-таки повернулась, но взгляд у нее был отсутствующий.

– Ты же меня вообще не воспринимаешь всерьез, – тихо и очень отчетливо проговорила она. – Ни меня, ни мое дело, хотя столько лет прошло. Ничего не меняется… так?

– Лиз, ну перестань, – Андрей улыбнулся примирительно, но вовсе не виновато. – Это же не дело всей жизни, это просто хобби. Как вязание или марки…

– Я спасаю планету. Это разве несерьезно?

Он даже удивился. Его Лиза, привычная нежная Лиза, не любила таких громких заявлений. И вроде бы не верила в тупую концепцию черно-белого мира, предпочитая мягкие полутона.

– Ну как-то раньше Земля без тебя обходилась, – уточнил он. – Предыдущие три-четыре миллиарда лет.

Три-четыре миллиарда лет, он был прав, Земля обходилась без нее. Земля обходилась. Обходилась.

Лиза встала и вышла из комнаты, не глядя на мужа.

– Я не это хотел сказать! Ты у меня молодец, правда! – Андрей двинулся следом. – Все-все, я сейчас заткнусь. Хочешь, заклею себе рот изолентой и весь день буду молчать?

Лиза вытащила из шкафа чемодан и, не разбирая, сгребла в него ворох ярких тряпок.

– Лиз, я очень тебя люблю. Гораздо больше, чем себя самого.

– Этого не всегда достаточно.

Лицо у нее уже было ровное и нездешнее. На нем отразилось настроение, нелепое, на взгляд самой Лизы, состояние. Живая и настоящая Лиза становилась собственной тенью, умудрялась сбегать от Андрея, не сходя с места. Можно было звать, кричать, упрашивать, но отзывалась она редко. Голоса плохо пробивались сквозь шум вокзала в ее голове.

– Где ты будешь жить? – Андрей перехватил жену на пороге.

Лиза моргнула и растерянно оглянулась, вынуждая повторить вопрос.

Ответила не сразу, перебрала в голове всех:

– Наверное, у Алины.

– Игорь ведь тоже там будет?..

– И что?

– В смысле – и что? Ты к нему уходишь?

Лиза невнятно качнула головой: то ли «нет», то ли «отстань от меня». Выскользнула из рук шелковым зверьком и исчезла на лестнице.

– Вот так, да? – пробормотал Андрей. – И брат, и жена. Как в анекдоте.

Снизу донесся громкий смех Игоря. Его слова смазывались, терялись в подъездном эхе.

– Ну и валите! – рявкнул Шестаков в никуда. – Кому вы нахер сдались…

Он прикрыл дверь, медленно и осторожно. Самое время отыграться на вещах – выломать пару ножек у стула, вырвать вешалку из стены, растерзать что-нибудь в клочки и закоулочки – лишь бы только отвлечься на первое время.

Но злость не приходила. Зато навалилась тоска – целая тонна тяжелой сырой тоски, прямо как чернозем в аквариуме у червей.

Он уселся прямо на пол и зарыл лицо в колени.

Была жарища, но Лиза все равно носила пиджак. Это была самая дорогая вещь в ее гардеробе, мамина, добротная, почти не поношенная. Пиджак искал за нее работу, пока Лиза умирала от перегрева и страха – молилась, чтобы ее не остановили на улице. Без московской прописки легко могли отправить назад в Питер. Могли отправить и работодатели, но они, в основном, равнодушно принимали резюме и говорили, что перезвонят. Не перезванивали, но и полиции не докладывали. Месяц, что Лиза искала работу, голодала и спала на скамейках, у нее сложилось впечатление, что зло лениво и нелюбопытно. Хоть оно и повсюду. Никто не будет тратить время на то, чтобы досадить ей. Возможно, размышляла Лиза, у меня хорошая карма или я просто слишком маленькая рыбешка: сеть не задевает, акулы проплывают мимо. Возможно, думала она, глядя, как полиция начинает облаву на очередной офис или как бездельники под кайфом бьют о стену пустые бутылки, дело в том, что зло превратилось для большинства в работу, – не важно, платят ли за нее или нет, – а значит, пока ты не значишься в плане, опасаться нечего.

В ее резюме было три строчки – опыт работы в издательстве, волонтерство с животными в хосписе, неоконченное среднее образование. Все в Питере. Считай, нигде. В конце сентября ей повезло – взяли в маленький индийский магазин на Мясницкой. Тут тусовалась в основном молодежь до двадцати и народ постарше – сорок плюс. Первые, с их психоделическим шиком, странным московским сленгом, удивляли и притягивали. Но были чужими. Вторые были ближе, Лиза быстро словила их общий код. Код старых, двадцатого века, книг. В Питере это был универсальный язык выживания. Вовремя сказанная цитата могла спасти, дать крышу, она разъясняла «своего» и «чужого». В Москве эти знания подверглись дефолту. Книга не могла спасти, но все же и здесь она делала людей понятней. «Шафран» был одним из немногих мест, где продавали бумажные книги. Не только антиквариат, но и новые, самиздатские зины. В основном про дыхание, про медитацию, но попадались и монстры – Толстой, Чехов, Пастернак. Всю первую неделю Лиза только и делала, что читала, вспоминая полузабытое ощущение в пальцах от переворачивания страниц. Чтение помогало забыть, где она и что она, помогало, главное, не чувствовать голод. Весь свой бездомный месяц Лиза ела что ни попадя, приноровясь воровать на ашановских развалах. Обретя работу, пообещала себе больше этим не заниматься. Казалось, так она может сглазить удачу. Вторая продавщица – Лена – кажется, догадалась о положении Лизы и в среду, в третий рабочий день, принесла домашнего супа. Он был Лизе спасением и вестью, что добро тоже продолжает оставаться чьей-то работой. И, хорошая новость, Лиза была в его плане.