Олег Богаевский - Покрывало Венеры

Эволюция жизни создала различные виды растительного и животного мира, пока не возникло мыслящее существо. Это мыслящее существо приняло образ человека Земли. Шли тысячелетия, человек Венеры непрестанно совершенствовался, пока не стал тем, какими были Майя и Лай.

Продолжительность жизни организмов на Венере была значительно выше, чем на Земле, — она исчислялась четырьмя-пятью столетиями. Этим в основном и объяснялось то, что эволюционный процесс развития жизни на Венере проходил много медленнее, чем на Земле.

Получался как будто парадокс. Венера возникла позже Земли, эволюция жизни на ней протекала медленнее, а ее человек развился больше земного? Но парадокса не было.

На древней Земле, когда поверхность ее была покрыта кипящими океанами и расплавленной лавой, материалом для строения живых организмов служил, как и на Венере, кремний. Кремнеорганический мир медленно эволюционировал, создавая новые, более совершенные формы жизни. Но вот климатические и географические условия на Земле настолько изменились, что стало возможным построение жизни из углерода. Между кремнистыми, уже довольно сложными организмами и только что зарождающимися организмами, построенными из углерода, началась грандиозная борьба. На стороне углеродистой клетке было огромное преимущество — эволюционная стремительность, которая и решила исход борьбы в пользу последней.

Сравнительно за короткий промежуток времени углеродистая клетка дала многообразие животного и растительного мира, венцом которого явился человек. Более медленная эволюция кремнеорганичеекой клетки на Венере к этому моменту подготовила человека, опередившего по развитию человека Земли. Прогресс на Земле страшно замедляли войны. С развитием техники войны приобретали все более ожесточенный характер, захватывая в свой гибельный круг огромные массы людей. Современное человечество, постигнув тайну материи и научившись извлекать из нее колоссальную энергию, готовилось обрушить ее на самого себя. Результатом этого явилась бы гибель не только людей, их материальных и культурных ценностей, но и всей органической жизни планеты.

Поблагодарив Лая за обстоятельный ответ, Бол сказал:

— Все, что вы здесь поведали мне, безусловно, очень интересно, но не убедительно. Кстати, подобные гипотезы высказывались и у нас, но в ученых кругах они успеха не имели, Я бы очень хотел услышать от вас более современные и более конкретные сведения. Ну, скажем, ваш перелет…

— Наш перелет, — ответил Лай, — явился первым полетом на Землю. На это предприятие мы отважились только потому, что почувствовали искреннее желание части земных государств покончить с войной. В возникшей на вашей планете группе социалистических государств мы увидели реальную силу, способную противостоять варварским устремлениям другой группы государств, жаждущих войн. Мы поняли, что эти силы могут сохранить органическую жизнь на планете.

На заседании Совета Венеры был принят чрезвычайный закон о спасении людей Земли и постепенном приобщении их к великой семье человечества планетарной системы.

— То, что вы здесь проповедуете, — заметил адмирал, — является типичной пропагандой большевиков.

— Да, в этом отношении наши взгляды полностью совпадают, — твердо ответил Лай.

— Допустим, мистер… Лай, все рассказанное вами является правдой. — Адмирал явно терял выдержку. — Но я не получил ответа на вопрос, почему местом своего приземления вы избрали именно нами Штаты, а не Россию, куда вам нужно было попасть?

— Это наша вина, точнее, моя. Когда мы очутились в вашей атмосфере и уравняли скорость аппарата со скоростью вращения планеты, я выключил поисковую аппаратуру, понадеявшись на свои знания. Но тут произошло непредвиденное. Огромное пространство покрылось плотными массами облаков. В результате я потерял ориентировку и вынужден был сесть на первую попавшуюся сушу, оказавшуюся вашей страной.

— Да, это не лишено логики. И все же такое придумать могли бы и люди Земли, — как бы подводя итог допросу, заметил адмирал Бол.

— Ваше замечание непонятно. Как могут говорить люди о том, чего они не знают? Нет, вы просто клевещете на людей.

— Я тебе покажу клевету, сукин ты сын! Хватит с меня этой дурацкой комедии. — Кряхтя и чертыхаясь, Бол достал из портфеля ботинки Лая и, размахивая ими перед лицом заключенного, закричал: — Ты, большевистское отродье, лучше скажи, не с помощью ли вот таких башмаков упорхнула твоя герлз?

Лай оставался совершенно спокоен.

— Да, с помощью таких башмаков, — вежливо подтвердил он и пояснил: — Вернее, с помощью антигравитона, нанесенного на их подошвы.

— Я так и знал! — воскликнул адмирал и приказал подробно рассказать о свойствах этого вещества.

Лай не только рассказал о свойствах антигравитона, позволяющего противодействовать силе всемирного тяготения, но и пояснил, как его включать в действие.

Далее произошло совсем непонятное. Грозный и важный адмирал вдруг схватил башмаки и, несмотря на свою более чем солидную комплекцию, с легкостью годовалого фокстерьера выбежал из камеры. Когда Бол очутился на тюремном дворе, он с лихорадочной быстротой снял свои ботинки и надел ботинки Лая. Включив антигравитон, он стал величественно и медленно, как надувной аэростат, подниматься вверх, повизгивая, как заправская собачонка. Достигнув примерно стометровой высоты, потерял равновесие и опрокинулся вниз головой.

Мальчишки первыми заметили в воздухе барахтающегося толстяка в золотых позументах и подняли истошный крик.

Бол был популярен в стране. Его портреты щедро помещались на страницах газет и журналов, а потому в летящем толстяке сразу признали знаменитого адмирала.

Что случилось далее — не поддается описанию. Все, кто был на площади, изнемогали от хохота. Движение транспорта прекратилось. Поблескивая на солнце золотыми нашивками и неуклюже кувыркаясь, адмирал продолжал подниматься вверх и летел на запад. Его вопли уже не достигали земли. Важный адмирал превратился в малюсенькую точку. Вскоре и она скрылась в синеве летнего неба.

Узнав о трагикомической гибели адмирала, армейцы возликовали. Их пророчество о неизбежном фиаско флота в деле исследования антиамериканской деятельности голубых людей сбылось, и притом таким блестящим образом.

Красота, женственность, такт и ум Майи очаровали мать Гурия Ивановича, Алевтину Гавриловну. Ревниво относясь ко всему, что было дорого сыну, тут она изменила себе. Ее заветной мечтой, больше того — навязчивой идеей, стало желание сделаться свекровью голубой пришелицы из другого мира. Любовь, которая с непостижимой силой вспыхнула в сердце ее мальчика Гоши, благословлялась ею, как святыня.