Эдвин Табб - Смерть — это сон. Белая вдова

— Не стоит меня столь сильно утешать, — ответил он, нехотя улыбаясь. — Как раз сейчас я сам совсем не хочу испытывать приятные чувства, а ты принуждаешь меня к этому.

— Я еще только начала бороться, — все так же серьезно продолжала Ида, вынимая сигарету из пачки, что лежала открытая на столе. — Ну-ка одевайся и махнули ко мне. Мне не терпится угостить тебя бифштексом «Ида Стивенс».

— А это что такое? — подозрительно спросил он. Ида, прошедшая полный курс домоводства в Академии Мисс Грили в Бэкон-Хилл славилась поистине сверхъестественными кулинарными достижениями.

— Ну, — ответила она, — я просто кладу в духовку вырезку с косточкой толщиной в три пальца, разок ее переворачиваю и подаю в ее же собственном соку. Этой хитрости я понабралась у нашего главного знатока по части поварского искусства Неда Толмэна.

— Скажи спасибо, что ты не поднабралась у него настоящей проказы, — шутливо, в тон ей, произнес Ларри.

Именно Нед снова был тем, кто познакомил его с Идой — он сам был с нею знаком еще по Нью-Йорку. В некотбром смысле девушка эта была для них загадкой.

У Иды водились деньги — сколько, Ларри сам никогда не спрашивал, она же об этом умалчивала. Однако ее шикарная трехкомнатная квартира в фешенебельном районе, та небрежность, с которой она относилась к своим очень недешевым нарядам, ее «учеба» у мисс Грили — все это, взятое вместе, говорило красноречивее всяких слов о пухлых пачках обведенных золотой каймой акций процветающих компаний, не говоря уже о пятизначных счетах в банке.

К тому же Ида принадлежала к одной из тех немногочисленных семей, о которых всегда говорят с некоторым придыханием, хотя и родители ее, так же, как и его, уже поумирали — именно это, пожалуй, было той главной причиной, что так влекло их, молодых людей, рано оставшихся сиротами, друг к другу. Говорила она еще как бы невзначай, и притом очень редко, о том, что вот погостила она у своей бабушки то в Нью-Йорке, то в Калифорнии, то в Вест-Индии. Ларри же довелось попутешествовать только во время прохождения его воинской службы.

Пока они ехали в такси к Иде, он размышлял над тем, не помешали ли именно эти социальные и финансовые факторы его еще большему сближению с Идой. И как бы это ни было досадно, он все больше склонялся к тому, что именно так оно и было — и стал сам себя ругать как сноба, только наоборот, влюбленного в свою бедность сноба.

Нед Толмэн без особой охоты расстался с гладким фасадом облицованного вермонтским гранитом многоквартирного дома, в котором жила Ида. Это был высокий стройный молодой человек с подвижным лицом цвета новенького бумажника из хорошо выделанной поросячьей кожи.

Его присутствие в провинциальной газете, каковой являлась бостонская «Гэдзетт», было чем-то вроде небольшой загадки, ибо Нед был близок к тому, чтобы стать автором передовиц газет, резиденцией которых был Манхэттен, когда, незадолго до того, как в Бостоне обосновался Ларри, он вдруг уволился из одного из самых известных информационных агентств и поступил на работу в редакцию «Гэдзетт».

Он поприветствовал Иду толчком под ребра и, взглянув на Ларри, произнес:

— Насколько я понимаю, ты привел вкуснятину на каблучках. Только что-то вид у нее не очень-то такой, будто она счастлива, что ее со смаком проглотят. Если это так, то это означает, поскольку она все-таки в нашей компании, что она либо недожарена, либо у нее опасные гомосексуальные наклонности.

— Ты меня утомляешь, — подлаживаясь под тон приятеля, произнес с напускным апломбом Ларри.

К квартире Иды они поднимались в кабине лифта в атмосфере смешной в своей нелепости перебранки, которая умышленно была затеяна Недом для поднятия столь низко павшего морального состояния Ларри. Но как только Ида усадила их по разные стороны бутылки, стаканов и льда, а сама упорхнула в кухню дожаривать телятину, Нед уже совершенно серьезно посмотрел на Ларри и сказал:

— Прости, малыш, если я сейчас немножечко перестарался. Но меня-то, что ты мне рассказал, рассердило не меньше, чем тебя самого. Ведь в конце-то концов, я тоже приложил кое-какую руку, когда ты начал разрабатывать эту тему.

— Я все еще продолжаю считать ее важным объектом исследования, — сказал Ларри. — Возможно, этот орешек еще не совсем по зубам современной науке. — Он попытался улыбнуться.

Газетчик покачал головой.

— Давай не будем сами себя дурачить, — задумчиво произнес он. — После того, как ты позвонил, я произвел кое-какую проверку. Связался с одной своей давней подружкой, которая знает смазливую малютку, сидящую за пишущей машинкой в приемной кабинета декана, ожидая, когда из нее наконец что-нибудь вылупится. — Он покачал шутливо головой и продолжал. — Все, что мне удалось выяснить — это то, что здесь не может быть и речи об ошибке. Прибыло указание откуда-то свыше дать от ворот поворот твоему шедевру.

— Странное дело, — произнес Ларри. — Ты имеешь в виду, что в самом деле имеется кто-то или что-то, серьезно противодействующее мне?

— Моя осведомительница примерно именно так и высказалась.

— Но почему, ради всего святого? — удивился Ларри. — Какой в этом смысл?

— Еще какой — при определенном стечении обстоятельств, — воскликнул Нед, сердито уставясь на свой стакан. — К несчастью, наши самые высоко уважаемые учреждения состоят из простых грешных мужчин и женщин, которые временами творят такие гнусности, каким сам дьявол мог бы позавидовать.

— Ты понимаешь хотя бы, о чем ведешь речь? — недоверчиво спросил Ларри.

— Естественно, понимаю, что я говорю, — ответил Нед. — Ларри, мальчик мой, единственное, что ты никак не можешь втемяшить в свою твердую, как из корунда, башку, это то, что ничего нет более святого на всем этом белом свете, чем та корова, вырезку из филе которой Ида сейчас жарит в своей кухне. Я, как мне кажется, достаточно ясно выразился?

— Нет, — быстро ответил Ларри. — Но я не отступлюсь.

В дверях появилась Ида в ярком фартуке.

— Ларри, дорогой, я надеюсь, ты не станешь прошибать своей головой каменную стенку. Ты такой способный — есть еще так много других сфер в науке, где ты можешь себя показать.

— Ну-ка ступай назад к своей сковородке, женщина! — сделав красноречивый жест рукой, скомандовал Нед.

— Ладно, ладно, — сказала она поворачиваясь, — но я продолжаю считать, что Ларри не прав.

Похлопав ласково по бутылке, Нед заметил:

— Женщины! Или их, или нас следует тихонько придавливать еще в пеленках. Вечная война! И еще какая!

Ларри молча прихлебнул виски. Обычно алкоголь с немалым трудом завладевал его головой, но в этот вечер, скорее всего, вследствие его угнетенного морального состояния, он почти сразу же почувствовал, как алкоголь после первого же глотка всосался в его кровь.