Александр Богданов - Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века

— Да, нет такого человека, — согласились прочие судьи.

— Нет! — откликнулась толпа. — Отпустите его!

Убийцу отпустили на все четыре стороны, и ни одна душа не упрекнула судей в несправедливости. И бог, говорила моя бабушка, за такую веру в человека простил грехи всем жителям городка. Он радуется, когда веруют, что человек — его образ и подобие, и скорбит, если, забывая о человеческом достоинстве, о людях судят хуже, чем о собаках. Пусть оправдательный приговор принесёт жителям городка вред, но зато, посудите, какое благотворное влияние имела на них эта вера в человека, вера, которая ведь не остается мёртвой; она воспитывает в нас великодушные чувства и всегда побуждает любить и уважать каждого человека. Каждого! А это важно.

Михаил Карлович кончил. Мой сосед хотел что-то возразить ему, но старший садовник сделал жест, означавший, что он не любит возражений, затем отошёл к телегам и с выражением важности на лице продолжал заниматься укладкой.

1894 г.

Павел Иванович Мельников, публиковавшийся под псевдонимом Андрей Печерский, родился 1 (13) февраля 1818 года в Нижнем Новгороде в семье офицера. Учился на словесном отделении Казанского университета. Неосторожного высказывания на студенческой вечеринке было достаточно, чтобы 19‑летнего юношу выслали в далёкую Пермскую губернию, где он около двух лет преподавал историю и статистику в гимназии. Затем вернулся в Нижний Новгород, познакомился с историком М. Погодиным и выдающимся этнографом и фольклористом В. И. Далем.

В 1847–1850 годах был чиновником особых поручений при нижегородском генерал-губернаторе. В этом качестве занимался расследованием жизни и деятельности заволжских старообрядцев («раскольников»). Составил «Отчёт о современном состоянии раскола» (1853–1854).

По долгу службы будущий писатель в течение ряда лет преследовал старообрядцев, так что даже снискал себе славу разорителя раскольничьих скитов. Однако после поражения в Крымской войне и сильных крестьянских волнений конца 50‑х годов правительство Александра II меняет свой жёсткий курс по отношению к старообрядцам на более умеренный. Ещё резче меняется позиция П. И. Мельникова, который уже в 1866 году писал в письме к министру иностранных дел: «Главный оплот будущего России вижу всё-таки в старообрядцах. А восстановление русского духа, старобытной нашей жизни всё-таки произойдёт от образованных старообрядцев, которые тогда не раскольниками будут».

Первое, ещё совсем незрелое выступление Мельникова в печати относится к 1840 году. Это был юмористический рассказ в духе Гоголя с длиннейшим названием: «О том, кто такой Элпидифор Перфильевич и какие приготовления делались в Чернограде к его именинам (начало повести, которая, может быть, будет окончена, а может быть, и не будет)». Потом в литературной деятельности Мельникова наступил перерыв на целых двенадцать лет, и лишь в 1852 году в славянофильском журнале «Москвитянин» появился его вполне зрелый рассказ «Красильниковы», впервые подписанный псевдонимом «Андрей Печерский». Это рассказ о богатом заводчике-старообрядце, который ломает жизнь своего сына в угоду домостроевским обычаям.

В 1868 году журнал «Русский вестник» опубликовал повесть Мельникова-Печерского «За Волгой» — начало главного его произведения со второй части получившего название «В лесах». Печатание этой второй части в «Русском вестнике» растянулось на четыре года (1871–1874). В 1875 году обе части вышли в четырёх книгах под характерным названием: «В лесах. Рассказано Андреем Печерским». Всего же над этим романом писатель работал около пятнадцати лет.

П. И. Мельников (Печерский) вошёл в литературу как автор одной книги, так как оба его двухтомных романа «В лесах» (1871–1874, отд. изд. 1875) и «На горах» (1875–1881) представляют одно целое (второй роман служит продолжением первого). В этих четырёх томах собран богатейший материал по истории русского быта, народного мировоззрения, национального характера. Незадолго до начала работы над первым романом появилось трёхтомное исследование А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1866–1869), откуда Мельников-Печерский мог черпать обильный, хотя и не всегда достаточно выверенный материал о славянском язычестве. Особого упоминания заслуживает язык романов Мельникова (Печерского), иногда чрезмерно ритмизированный, но по богатству своему сравнимый с языком Лескова.

Легенда о невидимом граде Китеже рассказывается в романе «В лесах».

Верховое Заволжье — край привольный. Там народ досужий, бойкий, смышлёный и ловкий. Таково Заволжье сверху от Рыбинска вниз до устья Керженца. Ниже не то: пойдёт лесная глушь, луговая черемиса, чуваши, татары. А ещё ниже, за Камой, степи раскинулись, народ там другой: хоть русский, но не таков, как в Верховье. Там новое заселение, а в Заволжском Верховье Русь исстари уселась по лесам и болотам. Судя по людскому наречному говору — новгородцы в давние Рюриковы времена там поселились. Преданья о Батыевом разгроме там свежи. Укажут и «тропу Батыеву» и место невидимого града Китежа на озере Светлом Яре. Цел тот город до сих пор — с белокаменными стенами, златоверхими церквами, с честными монастырями, с княженецкими узорчатыми теремами, с боярскими каменными палатами, с рубленными из кондового, негниющего леса домами. Цел град, но невидим. Не видать грешным людям славного Китежа. Сокрылся он чудесно, Божьим повеленьем, когда безбожный царь Батый, разорив Русь Суздальскую, пошёл воевать Русь Китежскую. Подошёл татарский царь ко граду Великому Китежу, восхотел дома огнем спалить, мужей избить либо в полон угнать, жён и девиц в наложницы взять. Не допустил Господь басурманского поруганья над святыней христианскою. Десять дней, десять ночей Батыевы полчища искали града Китежа и не могли сыскать, ослеплённые. И досель тот град невидим стоит, — откроется перед страшным Христовым судилищем. А на озере Светлом Яре, тихим летним вечером, виднеются отражённые в воде стены, церкви, монастыри, терема княженецкие, хоромы боярские, дворы посадских людей. И слышится по ночам глухой, заунывный звон колоколов китежских.

Так говорят за Волгой. Старая там Русь, исконная, кондовая. С той поры как зачиналась земля Русская, там чуждых насельников не бывало. Там Русь сысстари на чистоте стоит, — какова была при прадедах, такова хранится до наших дней. ‹…›