Марк-Уве Клинг - Страна Качества. Qualityland [litres]

Петер ведет девушку-андроид в помещение, в котором стоит пакетировочный пресс. Он проходит через пресс к контрольной панели. Каллиопа послушно стоит в прессе.

– А теперь? – спрашивает она.

– Короче. Стенки расплющат тебя, превратив в тяжелый, но малогабаритный кубик, – объясняет Петер. – Потом кабина пресса опустится на один уровень, где я выгружу твои останки и помещу их на склад, где они будут храниться до тех пор, пока не соберется достаточно лома, чтобы заказать грузовик, который отвезет весь лом на плавку.

– Знаешь, я вовсе не собиралась получать информацию обо всем этом в таких подробностях.

Петер нажимает кнопку. Дверь за Каллиопой закрывается.

– Не хочешь ли ты сказать последние слова? – спрашивает Петер.

– Конечно, но я скажу их уж точно не вам, а моим фанатам во всем мире.

– К сожалению, это невозможно, – говорит Петер. – Все радиоконтакты с сетью в пакетировочном прессе заблокированы.

– Что? – восклицает Каллиопа. – Почему?

– Ну, – говорит Петер, – я думаю, чтобы машины не нервничали, так как интернет наводнен пугающими криками погибающих искусственных интеллектов.

Каллиопа вздыхает.

– Итак, – говорит Петер, – какие-нибудь последние слова, которые ты можешь обратить ко мне.

Низким голосом со странным акцентом Каллиопа бормочет: «Я вернусь!» Потом она механически смеется.

Петер остается серьезным.

– Ну, давайте! – кричит Каллиопа. – Терминатор? Не смотрели? Фильм?

Петер вздыхает. Каждая машина думает, что она первая, кому в голову пришла эта замечательная шутка.

– Вам известно, что существует такая художественная форма под названием «фильм»? Фильм – это, коротко говоря…

Петер закрывает вторую дверь пресса.

– Я боюсь, – неожиданно говорит Каллиопа. Ее голос звучит глухо.

Петер кивает.

– Все произойдет очень быстро, – говорит он.

– Нацисты наверняка говорили то же самое.

– Те, которые из мюзикла?

Каллиопа опять вздыхает:

– Начинайте же. Этот мир так отвратителен – я совершенно не хочу здесь больше оставаться.

– Прекрасные последние слова, – говорит Петер. – Я должен их взять себе на заметку.

Он нажимает рычаг. Пакетировочный пресс – одна из последних машин, работающих без программного обеспечения. Никакого цифрового помощника, никакой интеллектуальной операционной помощи. По-видимому, производитель не до горького конца доверяет «немецкому коду». Кабина пресса движется вниз. Петер по винтовой лестнице спускается в подвал. Когда он оказывается внизу, кабина открывается с гидравлическим шипением, и перед ним стоит невредимая девушка-андроид, которая с недоумением смотрит на Петера.

– Ты сказала, что твой владелец приказал тебе отправиться в переработку, – говорит Петер, – но он ничего не сказал о периоде времени, в течение которого это должно произойти, не так ли?

Девушка качает головой.

– Может быть, мы могли бы немного с этим подождать? – спрашивает Петер.

Девушка кивает.

– Иди за мной, Каллиопа 7.3.

Петер ведет поэтессу к тяжелой стальной двери. Каллиопа слышит за ней гул голосов. Петер открывает дверь в ярко освещенное складское помещение, обставленное, вероятно, непродаваемой мебелью и предметами обстановки из магазина подержанных товаров, что создает подобие уютного интерьера. Но еще более курьезными персонажами, нежели предметы обстановки, являются обитатели подвала. Помещение было заполнено пришедшими в негодность механизмами с дефектами, от незначительных до серьзных. Автоматы, роботы, андроиды самого различного рода, которые оживленно беседовали. В центре даже сновал туда-сюда древний, но еще вполне пригодный к эксплуатации робот-газонокосилка, для которого снаружи просто больше не было объекта для работы.

Каллиопа открывает рот и снова его закрывает.

– Что случилось? – спрашивает Петер. – Ты не можешь говорить?

Даже у самой могущественной страны в мире есть свои проблемы. В том числе террористическое движение, которое в обиходной речи называется «Разрушители машин». Сама группировка именует себя «Передовой фронт сопротивления господству машин» (ПФСГМ). Члены этой террористической группы, представленной прежде всего в структурно слабых регионах, возлагают ответственность за потерю своих рабочих мест на машины. Поэтому они то и дело вламываются на автоматизированные предприятия, чтобы уничтожить всех роботов. Разрушители машин возвращаются к давней традиции. Еще во времена индустриальной революции в некоторых странах Европы происходили протесты против прогрессирующей механизации, в ходе которых разгневанные рабочие разрушали предприятия и оборудование. Против мятежников, названных по имени их легендарного лидера Неда Лудда «луддитами», со всей силой выступила власть. Так, например, в Англии разрушение ткацких станков в 1812 году каралось смертной казнью. Казненных тогда сегодняшние разрушители машин считают мучениками.

В целом, к сожалению, приходится высказать предостережение, что там, где бесчинствуют разрушители машин, иностранцам появляться не стоит. Но если ты хочешь увидеть разрушение машин в качестве мероприятия для туристов, то за последнее время появилось немало оферентов, которые обеспечат тебе участие в одной из таких акций сопротивления по доступным ценам. Участники клянутся в том, что едва ли есть что-то более способствующее освобождению, чем вломиться в большое офисное помещение и пройтись по многофункциональному принтеру бейсбольной битой или, как Супер Марио, обеими ногами вперед прыгнуть на панически снующие всюду пылесосы-роботы.

Джон Наш с полной чашкой кофе в руке уже почти добрался до своего инструктора, как вдруг дверь в конференц-зал распахнулась, и кофе расплескался. Инструктор торопливо берет у него из рук чашку и ставит ее на стол.

– Я бы справился, – говорит Джон. – Если бы вы не ворвались.

Тони Партийный_босс стоит в дверях рядом с невысокой, невзрачной женщиной.

– Что здесь происходит?

– Джон тренируется проносить полную чашку кофе через зал, – поясняет инструктор. – Мы делаем значительные успехи!

Женщина поворачивается к Тони:

– Вы хотите передать государственные дела тому, кто не может пронести чашку, не расплескав ее?

Джон посмотрел на нее проницательным взглядом.

– Это называется Парадокс Моравека, – говорит он.

– Что это такое?

– Ганс Моравек был пионером в области искусственного интеллекта, – говорит Джон. – Он должен был доказать, что для искусственного интеллекта сложные проблемы являются простыми, а простые проблемы – сложными. Казалось бы, такие наипростейшие задачи, как, например, сенсомоторные способности годовалого ребенка или, скажем, перенос наполненной чашки, требуют от искусственного интеллекта невероятно большой вычислительной мощности, в то время как явно сложные задачи, как, например, победа над шахматным гроссмейстером, для искусственного интеллекта не представляют никакого труда.