Дарья Кандалинцева - Кого не видят глаза [litres]

– Я знаю, к чему ты клонишь, и мне это не нравится.

– Ты до последнего веришь, что в твоих руках достаточно власти, чтобы сделать все как надо, но когда наступает решающий момент, ты не оправдываешь чужих ожиданий и с треском проваливаешься. И все. Все как всегда. – На глазах Чарны блеснули слезы, но она не давала им волю, продолжая: – Ты осознаешь, что не лучше других, что мир создан не для тебя, и, возможно, в этом мире даже нет для тебя места. По крайней мере того места, о котором ты всегда мечтал, к которому всегда стремился.

– Чарна. – Лир положил руки ей на плечи, но она в ответ лишь пристыженно отвела глаза в сторону.

– И ты больше не видишь смысла бороться за что-либо стоящее, потому что теперь есть лишь злоба и ненависть в глазах других, – прошептала она. – Потому что теперь ты боишься взглянуть в зеркало, понимая, что в своих глазах увидишь ту же ненависть к себе самому.

– Чарна, не ищи ненависть, ищи взаимопонимание. Ищи прощение.

– Прощение? – истерично воскликнув, она оттолкнула Лира, но он не стал сопротивляться. – Ты серьезно? Я убила ту даитьянку, Лир! Черт возьми, я даже не помню, как ее звали!

– Ее звали Амариллис.

– Это уже неважно.

– Чар…

– Неважно, а знаешь почему?

Конечно, Лир знал, но еще он знал, что подруге необходимо произнести все вслух. Иначе боль не прогнать.

– Почему? – спросил он тихо. Так тихо, что сам едва услышал свой голос.

Фоморка грустно улыбнулась.

– Хораун заставил меня запачкать этот самый клинок. – Она вытащила оружие из-за пояса, и лезвие блеснуло, оказавшись точно между ее глазами и глазами Лира. – Но Хораун не заставлял меня чувствовать удовлетворение от того, с какой легкостью меч пронзает плоть. Я всю жизнь провела среди солдат, Лир. Я впервые отняла жизнь, когда мне было двенадцать, и я до сих пор помню того мальчишку по имени…

– Атеорн.

– У него были темно-каштановые волосы и до странности светлые голубые глаза, а еще кончик его левого уха кто-то подрезал, не знаю, в другом бою или просто в качестве дурацкой шутки… Он не хотел сдаваться, боясь быть осмеянным из-за поражения. – Чарна сделала паузу, поджав побледневшие губы, но потом будто силой заставила себя заговорить вновь. – Мне было искренне жаль, когда на моих глазах с арены унесли его тело. Но я выиграла в честном бою, а его больше никто не мог назвать трусом.

– Я понимаю.

– Нет. До недавнего времени, Лир, я не чувствовала себя виноватой ни в одной из смертей, что принесла.

Нет, это Чарна не понимала. Лир устало вздохнул. Почему она всегда так упряма, даже когда другие искренне хотят ей помочь?

– И ты думаешь, что теперь заглушишь чувство вины, – спросил он, – добавив в свою коллекцию еще пару честно заработанных трупов?

– А что мне еще остается делать!

– Поговорить с Аней, поговорить с даитьянами! Все им объяснить, а не прятаться здесь, убеждая окружающих – и саму себя, – что ты бездушный убийца, не способный на большее! Даитьяне поймут, я уверен.

– Нет, Лир. Даже если они поймут, они не простят. Я не прощу.

Желающие размять мышцы закончились, с арены больше не доносилось воплей и шума кулачных ударов, и толпа снова начинала звать свою чемпионку.

– Регинслейв!.. Регинслейв!..

– Чарна. – Лир предпринял последнюю попытку и посмотрел ей в глаза. – Тебе просто нужно время, чтобы прийти в себя. Мы все совершаем ошибки, а твоя ошибка произошла даже не по собственной воле. Все встанет на свои места, когда мы разоблачим Хорауна и заключим мир с Суталой.

– Ты действительно в это веришь? – Горькая усмешка исказила черты лица Чарны. – Что нас еще можно спасти?

У Лира закололо в груди от этих слов. Что имела в виду Чарна, говоря о нас ? Весь наш мир? Фоморов? Или только ее и его?..

– Да, я действительно верю в это, – твердо ответил он, будто не сомневался.

– Ну а я нет. С тех самых пор как мы отправились на Землю, ты считаешь, что даитьяне станут решением всех твоих проблем. Ты говоришь о них, как о богах, сошедших с небес, веришь, что Никку с Дафной нужна твоя правда, что ты им нужен! Но знаете, в чем заключается настоящая правда, ваше величество? – Чарна вдруг поменялась в лице, точно увидела отражение собственной смерти в глазах Хэллхейта. – В том, что никто никому не нужен.

Ее безапелляционное заявление прозвучало так бездушно и так решительно, что подействовало на Лира, как ледяной душ, как рычаг предохранителя, сработавший где-то в мозгу. Внутри него проснулся вулкан эмоций, главной из которых была злость. Весь вечер Хэллхейт распинается здесь, пытаясь вразумить ее, а она даже не слышит его? Не хочет слышать!

– Регинслейв!.. Регинслейв!..

– Что ж, вперед! – Потеряв терпение, Лир яростно взмахнул рукой, приглашая ее обратно на поле боя. – Наше величество изволит вас отпустить, Регинслейв. Тем более что фанаты уже заждались своего бездушного воина. Уверен, и Хораун ждет не дождется, когда сможет снова воспользоваться вашими услугами.

Обида за ущемленные чувства на миг, как тень, пересекла лицо Чарны. Она сделала шаг навстречу Лиру и угрожающе оскалила зубы, но он, не моргнув, продолжил смотреть на фоморку.

– Докажи мне, – после долгой паузы произнесла она. – Докажи мне, что я не права, что в этом мире кто-то еще заботится друг о друге. Выйди со мной на арену.

– Что? – Лир не поверил своим ушам. Выяснять правду с помощью оружия? Сейчас? Это ведь все равно что лечить язву ядом, что ее вызвал.

– А что такого? Ваше величество боится проигрыша? – Чарна тряхнула багряными волосами, вопросительно наклонив голову. – Выигрываешь ты, и я иду с тобой, куда пожелаешь. Выигрываю я, и я никуда не иду. Только без твоих фокусов с даитьянскими кристаллами. Все по-честному.

– Ты же знаешь, что в любом случае не одержишь верх, – не веря тому, что готов согласиться, покачал головой Лир.

Чарна была первоклассной фехтовальщицей, одной из лучших во всей стране, побеждала почти всех и всегда, но не Лира. Они выросли вместе, вместе учились управлять клинками. Лир не раз получал нагоняй от отца за то, что во время званых ужинов, устроенных в его честь, ускользал из компаний нудных благородных особ, чтобы помериться силой с Чарной где-нибудь во дворе армейского корпуса.

Это всегда была их игра, и теперь Чарна хотела превратить ее в войну.

– Ну не знаю, – фоморка с наигранным кокетством пожала плечом. – Сегодня, кажется, удача на моей стороне.

Хэллхейт наблюдал, как Чарна крутит клинок в руке, разминая запястье. Свет под странным углом падал на ее шрам на щеке, делая фоморку похожей на сюрреалистичную картину опечаленного чем-то художника.

«Зачем я в это ввязался? – подумал Лир, перебросив меч, одолженный у первого попавшегося в толпе фомора, из одной руки в другую. – Ах да, я хотел ей помочь».