Филипп Маркелов - ИС, или Идеальная система (Книга третья) (СИ)

— Какой там — обеднеет! Наоборот! Кто сегодня знает пять абсолютно разных языков? Небольшая горстка людей! — разгорячился Иван, несмотря на то, что никто ему не прекословил. — А некоторые и своего-то родного языка как следует не знают!

Я почувствовал, что щеки начинают гореть, и, подняв взгляд на Спасскую башню, сначала медленно сосчитал до десяти, а затем сказал:

— Пять минут осталось вообще-то.

— Ладно, поговорим о «Взаимопонимании» в другой раз, — поддержал меня Серега. — А сейчас повторите на всякий случай слова. Ничего не забыли?

Ровно в полдень мы встали в кружок в самом сердце России и, держась за руки, дали непреложную клятву:

«Я не покину в рядах моего товарища. Я передам потомкам планету Земля не униженной, а в положении, улучшенном по сравнению с тем, в котором я живу. Я буду почитать решения мудрых и справедливых. Я клянусь добросовестно изучать науки, всемерно беречь природу и достижения человека и до последнего дыхания быть преданным человечеству. Я буду повиноваться законам, которые были или будут приняты народами всей Земли. А если кто вздумает нарушить их, я не должен того допускать и буду защищать их, все равно придется ли мне делать это одному или будут со мною другие. Если же по злому умыслу я нарушу эту торжественную клятву, то пусть меня настигнет суровая кара, всеобщая ненависть и презрение всех народов Земли».

Клятву мы сочинили все вместе, используя опыт, накопленный военными по этой части. Сама клятва получилась правильная, и клялись мы, искренне веря в то, что не нарушим ее. Но были разные «но».

Мы понимали, что до сих пор не существует ни одного общечеловеческого закона, по-старинному выражению, написанного пером. И это осложняло выполнение нашего предназначения. Зато мы знали, что с незапамятных времен существуют общечеловеческие ценности, причем отраженные в разнообразных документах. «Не убий» и «не укради», например, — это из десяти заповедей. «Любви все возрасты покорны», — А.С. Пушкин. И еще: «Без дела жить — только небо коптить», — народная мудрость. «Зри в корень!», — Козьма Прутков. «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства», — Всеобщая декларация прав человека. «Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство», — клятва Гиппократа. «Айодхья затмевала другие города, как луна затмевает звезды. И правил ею славный царь Дашаратха, справедливый и могучий» — Рамаяна. «Все равны перед законом и судом», — любая конституция любой страны мира. И еще: жил ли на свете человек, которому в детстве не рассказывали сказок? А что такое сказка как не квинтэссенция общечеловеческой мудрости и справедливости?

Взяв все, какие только смогли припомнить, премудрости за основу, мы составили шкалу ценностей для определения человечности. Шкала являлась обычной прямой линией на всю длину от минус-бесконечности до плюс-бесконечности, разделенной на две абсолютно равные части с центром в точке О. В точке О находилось равнодушие, равное нулю. На правой половине прямой линии находились положительные человеческие ценности, на левой половине — соответственно — отрицательные человеческие ценности. В точке О шкалу ценностей перпендикулярно пересекала другая прямая линия, на которой мы отмечали количественные значения. Ценности мы измеряли в человеко-характерах. Например, для Расти мы определили физическую силу как хватившую бы для двух человеко-характеров, а способность к точным наукам как достаточную для половины человеко-характера. Отметив значения ценностей в такой системе координат, мы соединяли точки отрезками и вычисляли площадь фигур, образовавшихся справа и слева от нуля. Затем сравнивали их. И с рассчитанным человеком сразу все становилось понятно. Сама степень человечности была равна разности площадей положительной и отрицательной фигур.

К сожалению, определять значение ценностей мы могли только «на глазок», так как точных формул для расчета «доброты» или «жадности» никто еще не вывел. Да и вся наука психология по сей день не является точной. К тому же необходимо учитывать, что при стремлении некоторых положительных качеств к плюс-бесконечности на отрицательной половине появляется такая особенность человеческой природы как «маниакальность», параллельно с положительным качеством стремящаяся к минус-бесконечности. И, наоборот, при некоторых отрицательных качествах на положительной стороне возникает позиция «смягчающие жизненные обстоятельства». Но в принципе шкала ценностей достаточно четко срабатывает в случаях, когда нужно сравнить двух человек, или два коллектива, или две страны.

Об образовании и защите природы говорить не нужно — и так все понятно. О достижениях тоже. Сложно быть Человеком с большой буквы, если ты глупый, голодный и бездомный. А вот как быть преданным человечеству? На первый взгляд, все ясно. А вот уже на второй — не очень. Самой главной опасностью для человека — а заодно и для природы, и для всей Земли — всегда был сам человек. Единственная действующая модель вечного двигателя: один человек создает — другой человек ломает, один лечит — другой калечит, один работает — другой ест. Вот и получается, что защищая одного человека, нападаешь на другого. Наша команда с пеной у рта спорила об этом до тех пор, пока не приняла своевременное рабочее правило. Звучит оно так: «При возникновении парадокса Homines необходимо руководствоваться общечеловеческими ценностями для определения объекта защиты. Кто по шкале ценностей наиболее человечен, того и спасать в первую очередь. А того, кто менее человечен — тоже спасать, но уже во вторую очередь». Причем, скорее всего, второго придется спасать от самого себя.

Произнося слова непреложной клятвы на Красной площади, все мы понимали, что основной парадокс Homines — это противостояние между Америкой и Россией. По шкале ценностей по любому выходило, что Россия человечнее. Однако наша помощь ей вроде бы как уже не требовалось — здесь успели спасти себя сами. Нам оставалось лишь одно: спасти Америку.

С того самого дня я стал Филиппом Маркеловым, русским студентом МГУ, будущим профессором, доктором исторических наук. А мой лучший друг Расти стал Славиком. На самом деле его полное имя звучало как Ростислав Михайлович Прохоров, только раньше мы его звали на американский манер, а теперь он переименовал сам себя по-русски. Мое место в американском обществе должен был занять Шурик, а место Расти — Серега. Вместо Ю в Америку отправлялся Джианю — причем второй был таким же классным программистом, как и первый. В последний момент мы уступили просьбам Петьки и Пита, и они тоже поменялись местами и именами. Самым сложным делом в организации обмена оказалось найти замену моей бабке. Нина — девушка Шурика — согласилась стать первой эвольмиркой, но мы никак не могли уговорить ее нарядиться в бабкину мини-юбку, даже прикрытую сверху черным плащом до пят. Двадцать четыре часа в сутки Нина с бабкой спорили о моде, маскировке и красоте в принципе, создав в итоге нечто в длинном облегающем, но при этом скромном, одеянии и в розовом парике. Петька внес небольшие изменения в наши документы, и вот группа туристов из США точно в срок вылетела обратно на новейшей модели русского самолета «ОРЛАИС» (Оригинальный летательный аппарат идеальной системы).