Николай Олигер - Праздник Весны

— Ты больше не танцуешь, Абела. У насъ есть хорошая музыка. И если нужно еще — мы приведемъ музыканта изъ долины. Почему ты не танцуешь?

Она отдѣлывалась незначущими отговорками. И ученики начинали думать, что ихъ гости, строители, со всѣмъ не такъ жизнерадостны и веселы, какъ о нихъ говорила Формика.

Формика работала, хотѣла поскорѣе выполнить завѣщаніе Павла. Коро искалъ ее и нигдѣ не могъ найти, а она скрывалась въ какой-нибудь уединенной рабочей комнатѣ, окруженная приборами и вычисленіями. Потомъ выходила навстрѣчу Коро изнуренная и блѣдная.

— Ты все еще избѣгаешь меня, Формика?

— Я должна исполнить свое дѣло. И потомъ, Короне такъ давно ты сказалъ нѣчто, чего не долженъ былъ говорить, пока ты и Лія…

— Да. Можетъ быть, ты права.

Онъ пошелъ къ Ліи и, цѣлуя ея руки, разсказалъ ей о своей страсти къ Формикѣ. Разсказалъ, какъ крѣпнетъ въ немъ съ каждымъ днемъ эта страсть.

— И если бы она принадлежала мнѣ, какъ принадлежишь ты, моя любимая, — я нашелъ бы то, чего ищу давно, и безъ чего охладѣваетъ мое творчество и сохнетъ умъ. Она дала бы мнѣ сожигающее пламя, заполнила бы чашу моей жизни до краевъ, безъ остатка.

Лія выслушала его совсѣмъ спокойно и ни тѣни удивленія онъ не замѣтилъ на ея лицѣ.

— Я знала это, Коро, можетъ быть, еще раньше-чѣмъ ты. Можетъ быть, съ момента того поцѣлуя, которымъ она проводила тебя на нашу брачную ночь. И я знаю также, что ты любишь меня попрежнему и твоя любовь ко мнѣ только еще болѣе возвысилась бы, если бы ты пришелъ къ Формикѣ.

— Но вѣдь я не могу оставить тебя. Развѣ Формика замѣнитъ мнѣ всю глубину твоей любви, твою ласку, твою заботу? Развѣ будетъ она бережно поддерживать мое творчество, какъ драгоцѣнный даръ? Она сожигаетъ, но не строитъ. Она изгонитъ призраковъ изъ потемокъ моей души, но не населитъ ее свѣтлыми видѣніями. Я не могу оставить тебя и уйти къ ней. Но я не могу и быть безъ нея.

Руки Ліи были мокры отъ слезъ художника, но она не отнимала ихъ. Она смотрѣла куда-то вдаль, поверхъ головы Коро и думала. И въ художникѣ зарождалась надежда, — что возлюбленная спасетъ его.

Открытъ весь широкій просторъ земли. Нѣтъ уголка, куда не могла бы ступить нога человѣка. Въ вѣчной смѣнѣ красокъ можно провести всю жизнь. Отъ сухихъ льдовъ полюса къ влажной жарѣ тропиковъ, отъ затеряннаго въ океанѣ ничтожнаго островка къ самому сердцу возрожденной для новой жизни песчаной пустыни.

Но не влечетъ никуда. Замерли лѣниво текущіе часы. И нѣтъ ни силъ, ни охоты покинуть долину стараго Павла.

И каждаго изъ строителей что-нибудь свое, особенное привязываетъ здѣсь. Мара неотступно слѣдитъ за Кредо и за дѣятельностью Виса тамъ, внизу. Часто спускается совсѣмъ одна на дно долины и таинственно исчезаетъ тамъ на цѣлые дни. Коро не можетъ оставить Формику. Пусть она показывается ему только въ отдаленіи, въ короткія минуты торопливаго отдыха. Онъ не можетъ уйти. И ждетъ чего-то Лія. Думаетъ подолгу и видно, что всѣ ея мысли связаны съ горами Павла.

Акро неподвиженъ. Если его не зовутъ, онъ не идетъ никуда. А у Абелы есть здѣсь все, что ей нужно: старая, испытанная любовь и вѣрные друзья.

Такъ они живутъ всѣ вмѣстѣ, все еще не помышляя объ отъѣздѣ, а лѣто уже приближается къ концу. Красныя, желтыя и золотистыя пятна осени запестрили зеленую долину. Самая высокая горная вершина однажды покрывалась уже голубоватой шапкой перваго легкаго снѣга. Свѣжимъ холодкомъ вѣетъ отъ этой вершины и подъ ея дыханіемъ желтѣютъ и опадаютъ листья въ долинѣ.

Осень унылая. Часто приходятъ туманы. Небо заволакивается тучами, опускается низко надъ долиной.

Мара пришла откуда-то къ Коро и Ліи промокшая до нитки. Коро лѣпитъ статуэтку "Осень". Есть въ ней что-то похожее на утопленнаго въ озерѣ уродца.

Мара садится, не замѣчая, что цѣлые ручьи дождевой воды текутъ съ ея платья.

— Пора ѣхать, Коро.

Художникъ смотритъ на нее съ удивленіемъ. Такъ рѣдко бываетъ теперь, чтобы каменщица говорила. И до сихъ поръ именно она меньше всѣхъ думала объ отъѣздѣ. И чуткая Лія сразу поняла, что случилось что-то новое.

— Есть вѣсти отъ Вилана. Онъ зоветъ на открытіе маяка. Тамъ, на сѣверѣ, уже кончился день. И маякъ готовъ.

Только-то? Нѣтъ, не это. Странно неподвижны глаза Мары. Смотрятъ пристально въ одну точку, какъ глаза больного Кредо, и какъ будто, ничего не видятъ. Нѣтъ, не Виланъ зоветъ ее.

— Мнѣ все равно! — равнодушно соглашается Коро. — Я не останусь здѣсь, если всѣ уѣдутъ.

— Черезъ два дня! — говоритъ Мара. — Онъ зоветъ черезъ два дня. Ты готовъ?

Лія отвѣчаетъ за него, и онъ не понимаетъ, какой смыслъ — тайный смыслъ — вкладываетъ она въ свой отвѣтъ:

— Хорошо, мы отправимся всѣ вмѣстѣ черезъ два дня.

Мара ушла. Сквозь мокрое окно долго видно было, какъ она медленно подвигалась впередъ по тропинкѣ. Потомъ туманный дождь скрылъ ее въ мокромъ сумракѣ. Мокрые слѣды остались на полу.

— Развѣ не будетъ все то же самое и черезъ два дня, Лія? Можетъ быть, и такой же скучный дождь будетъ падать съ неба.

— Нѣтъ, Коро. Многое измѣнится.

И хочется вѣрить ея спокойному убѣждающему голосу, ея ласковой улыбкѣ. Но, кажется: если распрашивать — вѣра погаснетъ. Пусть будетъ такъ, какъ будетъ.

За окномъ, куда ушла Мара, мокро и пустынно, а рядомъ съ Ліей — уютно и тихо. Такъ хороша эта тишина, когда хочется прогнать прочь злыя мысли. Но мысли непослушны они приходятъ, какъ хозяева, вносятъ въ уютъ холодъ и пустоту.

— Лія, моя избранная… Холодно мнѣ. Только палящій огонь согрѣетъ меня, вернетъ къ жизни.

Чтобы развлечь его, она играетъ съ ребенкомъ. Сынъ тянетъ къ отцу свои слабыя ручки и, кажется, силятся что-то сказать смѣшныя, пухлыя губы.

Прояснило. Трусливо убѣжали сѣрыя тучи. Отдѣльныя упрямыя клочья ихъ хотѣли было пріютиться на склонѣ горы, подъ нависшими утесами. Но и оттуда прогналъ ихъ теплый южный вѣтеръ.

За время дождя опали всѣ желтые, красные и золотые листья. Долина была теперь совсѣмъ голая, со сброшенной лѣтней одеждой, и выглядѣло старческимъ ея обнаженное тѣло.

Въ горахъ было лучше. Тамъ трава оставалась зеленой до самаго снѣга и не имѣли значенія времена года для покрывающихъ скалы пушистыхъ лишайниковъ.

Коро ушелъ въ горы. Долго бродилъ тамъ, пока мускулы не заныли отъ усталости. Посѣтилъ котловину съ прахомъ Павла. Трава тамъ была истоптана и примята. Такъ ее, израненную, и захватила осень.

Долго брелъ безъ цѣли по какой-то, едва замѣтной тропинкѣ. Напился воды изъ холоднаго ключа. Вспугивалъ маленькихъ желтоватыхъ звѣрьковъ, ютившихся въ норкахъ подъ камнями. Они отбѣгали недалеко и, присѣвъ на заднія лапки, внимательно слѣдили за движеніями художника. Не боялись человѣка, который не преслѣдовалъ ихъ, но и не совсѣмъ довѣряли ему.