Константин Волков - Эволюция человечества

Проснулся Август необычайно поздно, но с лёгкой головой. На потолке пристроилась смирная ленточница. Из открытой форточки струилась прохлада с молочным привкусом, будто напоённая облачной белизной.

— Сейчас я! — авансом огрызнулся Август.

Тишина показалась особенно мягкой. Всё наладится. Всё…

В тележке Пупса на матрасе блестела прозрачная плёнка. Она уже успела слегка подсохнуть. Сквозняк гонял по ней радужные волны и морщил поверхность. Вокруг кормусного соска плёнка утолщалась, мешая вытекать подпитке.

От отчаяния захотелось смеяться. И Август смеялся. Он обжирался смехом и захлёбывался им.

Похохатывая, он за гроши сбагрил соседу поломанный зоомобиль. Хмыкая, поглощал глоток за глотком дешевейшую водку. Едва на подавился, представив, какую гримасу скорчит Фабр, поняв, что всё лопнуло, ха-ха, сдулось! Шпок! Пф-ф! И уснул Август, не разуваясь, подрагивая от смеха. А она, конечно, не пожаловала в ночном видении, ни с утешением, ни с упрёками.

Очнувшись в полдень, он, прежде чем связаться с Фабром, решил поджечь ферму, чтобы разговор проходил на фоне пламени и долго слонялся по помещениям в поисках горючих предметов.

С крольчатником придётся повозиться: здесь влажно. Кормус набух. Всюду капает. В лотке — розовый комок. Последний. Точка.

Машинально Август подобрал паданец, сел за стол, поднёс скальпель. И замешкался. Это был не крольчонок. Это походило на… эмбрион человека.

В паху вмиг распустился цветок холода, и Август едва не обмочился. Сработал биохимический приговор, зачуяв в эмбрионе женский хромосомный материал. Сейчас и полиция не замедлит.

Август усмехнулся. Будто они ещё чем-то могут его напугать!

Он знал, что нужно делать, хотя и не знал — откуда. Так не делают. Это не сработает. Но смех снова взъерошил ему нутро, толкнул руки. В синтезатор его! Только быстро!

— Э-э-ах! — раздался едва уловимый звук. Нет, не «едва», а вообще неслышимый — как тополиная пушинка выдох-смешок. Откуда? Показалось? Звуки те же, а тембр… давно его не звучало. С тех пор как ушла Асси.

Пока синтезатор тикал, Август продолжал обход фермы, забыв о начальной цели. Он считал, нет, читал минуты, словно мантры, и «59» напоминала рожу гойевского «Сатурна», «88» казалась похожей на стопку фруктов с какого-то импрессионистского натюрморта. Каждые четверть часа он приближался к воротам, чтобы, когда приедут полицейские, затеять вязкую юридическую полемику и задержать их насколько получится. Больше ни о чём не думалось.

Полиция не приехала. И жутковатое онемение в паху вскоре рассосалось.

На закате тиканье прекратилось. Кожух автоматически расстегнулся, на пыльный пол закапала розоватая слизь.

Анастасия оказалась немного старше, чем помнил Август, немного бледнее, чем написал бы Бугро. Страшно будить.

«Совершенная копия, — устало и одновременно возбуждённо соображал Август, кусая губы. — Как ему удалось так рассортировать родительские гены, чтобы выделить её? Что он вообще такое, сынок наш, возродитель? Хотя она всего лишь копия. Да, копия?»

Асси дёрнулась, присела рывком, схватилась мокрыми пальцами за край и перегнулась — её стошнило водами. Моргая и булькая непрочищенным горлом, спросила:

— Где он?

— Э-э-ах! — звал он . Тихо-тихо. Но отовсюду.

Рассвет изукрасился потоком лаконичных сообщений. Кредит продлён. Инспекция откладывается. Они проговаривали это озадаченным тоном, будто сами впервые слыша, хоть и из собственных уст. Август не задавал вопросов. Он сидел рядом с женой, держал её за руку. Спокойная, она попивала бульон и поглядывала по сторонам. За годы её отсутствия здесь мало что изменилось. Чуть-чуть потускнела декоративная плесень на стенах. Семейный портрет — с грудным Пупсом — на том же месте. Рядом бледный прямоугольник, где прежде висела грамота за образцовое содержание дитяти с синдромом. Она молчала. Прислушивалась.

После завтрака у входа всхлипнул печально знакомый ультрамариновый «целакант». По причине, надо полагать, похолодания, офицерша была в жакетке, скрывающей модные подмышечные заросли, и говорила вежливо. Ноздри её раздувались.

— Вам потребуется немного холодной воды.

— У меня, знаете ли, гостья…

— Верю, а вода в доме есть?

Август на ватных ногах, как можно неторопливее, проводил визитёршу от ворот к дому. Не давая опередить себя распахнул дверь в гостиную. Анастасии не наблюдалась. В туалете? Но если офицерша вздумает осмотреть крольчатник…

— Возьмите воды и запейте.

— Ч-что?

— Вам амнистия. Её лучше запивать чистой холодной водой. Вот, получите. Честь имею.

До обеда Август всё думал и не мог решиться заговорить с женой. Нимфы ускоренного роста такие дуры получаются, такие тупицы. Если она не она… Но как она может быть она? Ведь её самость, её неповторимая личность разрушена, исчезла — давно и далеко. Но с другой стороны, кто знает, что такое личность и смерть? Фабр как-то мутно излагал.

Август курил на дворе почти безостановочно. Фортуна-то разгулялась не на шутку. Вот и сосед — подогнал починенный зоомобиль и большого труда стоило заставить его принять назад хотя бы ту сумму, что он дал намедни. Даже фискальные блохи как будто оставили ферму. Вот только новых заказов не поступало. Пока.

Скорее для того, чтобы отвлечься, чем с определённой целью, Август произнёс номер Фабра.

— Привет. Знаешь… это… Он лопнул. Это…

— Знаю, — оборвал Фабр, дрогнув скулой, как если бы это у него в голове вдруг лопнул некий сосуд.

— Откуда?

Фабр пожал плечами. Он выглядел обескураженно. Ни тени заносчивости.

— Тебе нужно что-нибудь?

— Уверенность. Что такое смерть. И что такое «я».

— А ещё?

— Ну, кредит. Заказы. Лицензию на дизайн нимф. Я бы такое мог! Вот только нужно точно знать…

От Фабра пахло теми же безупречными духами, но куда сильнее, чем на днях. Вроде как от именитого покойника, выставленного для прощания с благоговеющей нацией.

— Всему своё время, Август, — вздохнул доктор. — Тебе вредно философствовать. Иди-ка работать! Кроличья ферма — вот твой верхний предел. Удачи!

— Живём! — закричал Август, с нарочитым грохотом врываясь в гостиную.

С кухни выглянула Асси. Двумя пальцами она держала фрикадельку над чашкой бульона, в точности повторяя жест Клеопатры с жемчужиной. Тоже в синей шали. Тоже неизвестного мастера.

— Но где же он? — повторила она в сотый раз свой вопрос, дожевав. — Он обещал поскорее.

— Куда уж скорее, милая!

Если им дать дозреть, они получаются такими, такими…

В просторной гостиной зажёгся свет, и Хеймо увидел перед собой человек двадцать знакомых и родственников в пёстрых колпаках и париках. Нестройно выкрикнув «с днём рождения!», собравшиеся, улыбаясь, замерли в ожидании реакции именинника. Хеймо неловко улыбнулся в ответ. Рука с зажатым чипом от входной двери взметнулась вверх, будто дав отмашку к началу праздника.