Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

Вот, чего-чего, а лимита на спиртное у нас в достатке. Причём, не только у нас. Любой работающий человек может позволить себе выпивать по пол литра крепкого алкоголя в сутки. Правда, речь идёт об алкоголе разного порядка и качества, но всё же… Я долго не мог понять, и до сих пор не понимаю — почему государство не ограничит норму? Ведь, с лимитом в тридцать бутылок в месяц можно напиваться практически до скотского состояния каждый Божий день. Но, однажды я понял, что всё очень просто — толпа пьяных дураков, для власти, гораздо более приемлема, чем общность трезвых и грамотных людей. Скотом можно легко управлять. А значит, нужно превратить всех в скот и дело с концом. Вот такой вывод я для себя сделал и в тот же день выпил за это открытие аж полторы бутылки «беленькой».

Вечером, как и обещал, я направился в близлежащий супермаркет. Дорога заняла чуть больше десяти минут. До времени, которое я назначил Лизе, оставалось ещё треть часа, но ещё достаточно молодая женщина уже стояла у магазина.

Вот она — преподаватель кафедры биофизики. Той самой биофизики, которая, может быть, когда-нибудь, спасёт всех нас от этого нескончаемого кошмара. Стоит, укутавшись в свой вязаный кардиган двадцатилетней давности, родом из тех времён, когда натуральные нити ещё не были дефицитом. По нынешним временам такая вещь — роскошь. Неужели она не боится, что её ограбят? Такую хрупкую, маленькую, совсем непохожую на тех, кто может защитить себя.

Хотя, ей, наверное, всё равно. Она, скорее всего, даже не думает о возможном сценарии её сегодняшнего моциона. Скорее всего, она думает совсем о другом… Точнее, старается не думать о том, что ей не под силу самой обеспечить свою семью, даже жизненно необходимым. А потому, она вынуждена принимать подачки от незнакомого человека. От того, кого все ненавидят, и она в том числе.

О Лизе Сувориной я знаю всё, что мне должно знать по службе. Кто она, чем занимается, сколько зарабатывает и какие льготы имеет. Этой информации вполне достаточно, чтобы сказать насколько человек может быть счастлив, разумеется, по нынешним меркам счастья. 38 лет, разведена, имеет двух сыновей, страдает хроническим бронхитом. А ещё, у неё есть продуктовые льготы. Ну как, льготы… Отец говорит, что это скорее кредит, нежели поблажка от государства.

Лиза имеет право при отсутствии продуктового лимита, купить семь любых наименований из положенной ей продуктовой корзины. Правда, в течение трёх месяцев, она обязана вернуть эти же самые продукты. Всё происходит автоматически. Если в учётный срок на балансе её карты числится булка хлеба, а месяц назад она брала такую же взаймы — приходит уведомление на электронную почту. Можно в один клик, либо списать долг, вместе со злосчастной буханкой, либо отложить до следующего месяца. Иногда льготники забывают о том, что откладывают оплату долга больше чем два месяца подряд и тогда на них налагается суровый пятикратный штраф. То есть, следующие пять месяцев индивидуальная продуктовая корзина, или кратко — ИПК, штрафным товаром не пополняется.

Но Лиза как раз из тех, кто за своими, так называемыми «льготами», исправно следит. И всё же, ей с трудом хватает продуктов, чтобы прокормить трёх человек. Она живёт от получки до получки. От начисления до начисления и безмерно боится, что в один прекрасный день ассортимент ИПК для её трудовой категории урежут, что собственно и произошло в этом месяце. В этом холодном и тоскливом апреле 2040-го года.

— Вы рано, — дружелюбно объявляю, поравнявшись с Лизой.

— Извините, — ещё больше сжимается она в комочек, оплетённый шерстяными нитями. Такая неуверенная в себе, равно, как и в завтрашнем дне, женщина. Жаль, очень жаль… Её и таких как она…

— Я просто боялась вас пропустить, — попытается она скрыть своё смущение, но у неё плохо получается. — Я, если честно, думала — вы не придёте.

— Ну, вот, пришёл, — как у меня часто бывает, делаю ненужное уточнение и зачем-то приправляю весть этот словесный мусор слабым подобием реверанса. — Ну, что? — киваю на прозрачные автоматические двери, отделяющие уличную пустошь от гастрономического рая для избранных, — пойдём…те, — исправляюсь, одёргивая за замусоленный рукав своё неуместное панибратство.

— Можно на «ты», — со слабой улыбкой поправляет меня Лиза.

— Ну, на «ты», так на «ты». Идём?

Мы шагаем меж прозрачных сейфприлавков, и я вижу, как Лиза не может оторвать взгляда от того, что находится за бронестеклом. Рыба, мясо, овощи — всё натуральное. Такие продукты есть только в ИПК крупных чиновников, либо менеджеров успешных корпораций. Время от времени мне приходится поторапливать мою спутницу, слегка одёргивая её и увлекая за собой. А ей так хочется ещё хотя бы немного посмотреть на то, что она, почти наверняка, никогда не попробует.

Чтобы пройти к отделу среднего класса или класса «эконом», нам нужно миновать элитный зал. Зачем во всех магазинах делают именно так? Ведь большинство не может себе позволить ни один из этих продуктов, априори, так как их, попросту, нет в продуктовых корзинах, у таких как мы. Видимо для того, чтобы простые люди — учителя, рядовые госслужащие, полицейские, инженеры, да, почти все, каждый день получали визуальное подтверждение своей второсортности. Зачем этот изысканный психологический садизм? Я нашёл для себя лишь один ответ — чтобы сброд, которым нас считают правители мира, смирился с тем, что он сброд…

— Пришли! Вот она! — восторженно вскидывает руки Лиза, когда мы, наконец, минуем отдел элитных продуктов и углубляемся в лабиринт сейфприлавков нужного нам зала.

— О.К., — произношу ничего не значащие буквы и достаю из внутреннего кармана свою зарплатную карту.

Вообще-то, для того чтобы отовариваться никакая карта не нужна. Все, как универсальные, так и продуктовые лимиты привязаны, непосредственно, к личности. Карта — это лишь устройство для считывания отпечатка пальца, не более. Если её держит в руках владелец, в то время как происходит считывание данных, ничего, кроме покупки, не происходит. Если же другой человек — приезжает полиция. Вот и весь фокус! А ещё, любую покупку можно совершить и без карты. Просто найти торгового менеджера, попросить сканер отпечатка и оплатить с его помощью. Правда, тогда с тебя взимают комиссию, высчитывая некий процент от стоимости купленных товаров, из универсального лимита. По какому именно алгоритму происходит этот расчёт — я не знаю и не хочу знать. Единственное, что мне известно, комиссия — это настоящий грабёж, средь бела дня. Потому, свою карту я предпочитаю не забывать.

Вот и сейчас она со мной. Провожу через прорезь приемника — коротко мигает зелёный светодиод, покупка прошла. Через секунду железный бокс, служащий постаментом витрины и одновременно небольшой автоматизированной кладовой, выплёвывает контейнер с пакетом, обогащённой кальцием генномодифицированной пшеничной крупы. Делаю то же самое у витрины, чуть правее, и выдвигается ещё один стальной ящик, являя нашим с Лизой взорам пакет с перловкой, тоже с искусственно повышенным содержанием кальция. Женщина секунду мешкает, смотрит вопрошающе, как бы спрашивая разрешения. Я ловлю её взгляд и коротко киваю. Тонкие пальцы сжимают упаковки и неуверенно складывают их в тряпичную сумку. Боксы же, потеряв тяжесть своей ноши, втягиваются обратно в насиженные гнёзда.