Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

— У нас патронов не хватит, — отвечает за меня отец. — Игорь, у тебя сколько?

— Штук десять, может, — отвечаю, подумав с секунду.

— У меня примерно столько же, — поясняет состояние своего боезапаса Серёга. — Больше пол рожка в них высадил — это точно.

— У меня — шесть, — объявляет отец, вынув магазин пистолета и, с прискорбием, отправив его обратно в рукоять.

— А где собаки-то, кстати? — вдруг опомнился Серёга. — Почему они за нами не погнались?

— Спустись — спроси у них! — зло усмехаюсь, скорее от страха, нежели от раздражения.

После этих слов воцарилось долгое, казалось, бесконечное, молчание. Мы, сначала опасливо, потом уже уныло, свешивали головы с козырька и пытались высмотреть озверевших псов. Однако те не показывались, но их присутствие внутри здания было явственным. То и дело, слышалось урчание и повизгивание, иногда злобное рычание, которое, впрочем, вполне могло бы сойти за мурлыканье домашнего кота, в сравнении с тем как эта стая рычала на нас. Слушаем и молчим. Молчим пять, десять, пятнадцать, двадцать минут. Раздаётся металлический лязг с тыльной стороны здания. Залетаю на крышу, бегу к окну нашей бани, снова подаю на брюхо.

— Чего? — кричу, только почему-то шёпотом, будто собаки вовсе не знают, что загнали нас в ловушку.

— Мы сейчас сдохнем! — слышу сдавленный крик Лёши. — Здесь как в аду!

— Чёрт! — ругаюсь себе под нос.

Об этом мы не подумали. Посчитали, что наши товарищи укрыты от опасности, но совсем забыли о том, что укрытие, само по себе опасно, если словить передоз этой самой «укрытости». Затушить топку — нет никакой возможности. Зато…

— Лёша! — кричу, опять же шёпотом.

— А? — отзывается тот.

— Как там старики?

— Живы… — неопределённо отвечает тот. — Но это ненадолго! Тут прям духовка!

— Ясно. Выталкивайте её!

— Кого?

— Не тупи! — почти надрываю горло, переходя на писк. — Топку выталкивайте наружу!

— А собаки?

— Они внутри. Если прийдут — мы вас прикроем!

— Так, чего делать?

— Выталкивайте сёйф и поднимайтесь по решётке вашего окна. А тут мы вас на крышу затащим! Серый! — зову товарища и тот, почти сразу, с обеспокоенным видом влезает на крышу.

— Чего? — отзывается с другого конца здания.

— Бери автомат и сюда!

Надо сказать, что операция по спасению наших товарищей из бани, превратившейся из долгожданного блага в нежданную пытку, прошла вполне успешно. Автомат Сергею, впрочем, как и мне, применять пришлось не по прямому назначению, хотя именно это, одному из нас, следовало сделать, если бы собаки оббежали дом и попытались отхватить кусок от молодого парня и двух стариков, взбирающихся по решётке. Как я и предполагал, вытянуть их на крышу, просто схватив за руку, не получилось. Потому, мы спустили ремень автомата и совместными усилиями подняли, по очереди, всех троих.

До этого дня, я, наверное, никогда и не видел любовь. По крайней мере, мне так показалось, когда Елена заключила в свои объятья красного от нестерпимого жара, Спиридона. Сколько было жизни в глазах, в момент встречи её взгляда со взглядом её полуживого супруга. Тогда я понял, что значит преданность до последнего вздоха. Я не знал и не знаю, сколько раз они предавали друг друга по мелочам за свою долгую совместную жизнь. Я не знаю, простила ли Елена измену или до сих пор таит обиду. Я не знаю, были ли у неё подобные грешки. Ничего этого я не знаю. Но я уверен, что каждый из них готов отдать за другого жизнь, а если бы можно было отдать больше, то и с этим каждый из них расстался бы без колебаний. Вот, выходит, она какая… Вот где она таится… Не в страстных лобзаниях молодых и красивых, а в нежном взгляде усталых стариков. Усталых, но устававших от этой жизни вместе…

Примерно через час после того, как все оставшиеся в живых оказались в одной высотной плоскости, нам явился ответ на давно терзавший вопрос — чем были так заняты собаки, что до сих пор не обращали на нас особого внимания?

— Что за чёрт? — вопрошает у пространства Сергей, видя как из под козырька показывается средних размеров гладкошёрстная рыжая шавка, несущая в зубах…

Я с запозданием понимаю, что именно тащит в своей окровавленной пасти эта псина. Рука! Человеческая рука! Та самая, которую мы пожимали, когда, наконец, забыли обиды с первого знакомства, когда вернулись с нашей «фееричной» дуэли с бандитами, когда добыли антибиотики для сирийского врача… Ещё пару часов назад это был незатейливый и добрый парень, а сейчас…

Псина подбегает к зарослям, оглядывается на запасной выход, откуда только что выбежала, смотрит на нас… Но мы, по всей видимости, не интересуем одичавшую тварь. Она начинает рыть землю — хочет припрятать заначку на чёрный день. Тут, из здания выбегает ещё одна собака — первая тут же бросает своё дело и встаёт на защиту добычи. Звери друг напротив друга, пасти оскалены, шерсть ощерена, лапы полусогнуты — они готовы вцепиться друг другу в глотки. Слышим басистое «гав» из под козырька и псы поджимают уши — конфликт исчерпан. Претендент на заначку отступает. Запасливая сучка с оглядкой продолжает закапывать руку нашего мёртвого товарища.

— Вот тварь! — шипит Серёга.

— Это что, рука? — оторопело поскуливает Димитар.

— Не смотри! — командует Лиза и прижимает лицо сына к своей груди.

Груди… Уже немолодой, но достаточно упругой… Почему в такой момент я думаю о таком? Возможно, это просто страх. Мозг сам замешает одно чувство другим, чтобы я не сошёл с ума. Похоть гораздо лучше страха. Пусть будет похоть…

Однако, страх вскоре снова берёт верх. Видим как из под козырька, на котором мы все собрались, выбегает тот самый пёс, который одним своим «гавом» разнял двух претендующих на плоть бедняги Эдика дворняг. Большой, почти такой же, как и тот, что был предводителем стаи, до того как его дыхание оборвала автоматная очередь. Заметно, как в тусклых лучах пробивающегося сквозь тучи солнца, слегка поблёскивает кровь вокруг пасти, время от времени обнажающей зубы, будто зловеще ухмыляясь. Слышится глубокий, но не слишком громкий рык и на улицу высыпают другие псы, следуя на зов своего лидера.

— Мама! — всхлипывает Димитар и снова вжимается в мать, в то время как её саму начинает бить крупная дрожь.

Мне тоже хочется в кого-нибудь вжаться, закрыть глаза, забыть весь сегодняшний кошмар и открыть их уже лёжа в своей кровати, под звон будильника, развеивающего все мои ночные страхи. Невольно жмурюсь, поддавшись фантазиям. Но будильник не звенит, лишь чувствую, как на плечо ложится тяжёлая рука, такая родная и знакомая.

— Не бойся, — звучит голос отца над самым ухом. — Мы что-нибудь придумаем.

— А может у нас хватит патронов? — вопрошаю с надеждой.