Василий Криптонов - Последний звонок. Том 2

Маршрут наших прогулок поначалу ограничивался десятком шагов до ближайшей лавочки. Потом — до следующей. Потом мы начали обходить по дорожке корпус, потом выбрались на центральную аллею парка, а сейчас я уже могу весь парк обойти. Не сразу, правда, дважды присаживаясь на лавочку. И под конец прогулки неизменно вынуждена цепляться за его руку.

Он начал командовать моей ходьбой с тех пор, как я встала на ноги. Сначала водил по больничным коридорам.

«Так. Врач кому велел расхаживаться? Русским языком объяснили — сама себе не поможешь, никто не поможет! А ну, вставай. Идем».

Поначалу я слушалась, потому что думала: буду сопротивляться — выгонят из больницы. И куда я пойду? В автобус-то сесть не смогу. Потом поняла, что никто меня не выгонит, но к тому моменту уже привыкла его слушаться. Вместе с ним считала вслух шаги по коридору. И на улицу послушно вышла без каталки — хотя идущая вслед за нами медсестра услужливо ее везла.

«Давай-давай, потихонечку. Сама, никаких каталок! Раз сядешь — потом не встанешь. Шагай».

И я шагала, послушно считая шаги — уже на улице.

«Сам бы попробовал — так, как я», — однажды, не сдержавшись, бросила ему.

И услышала в ответ спокойное:

«Я много чего пробовал. Потому и знаю, о чем говорю. Вперед».

И я шла. То, что спорить с ним бесполезно — как и спрашивать, для чего я ему понадобилась — поняла довольно быстро.

«Кай обещал за тобой приглядывать», — объяснил по телефону Дима.

«В этом нет необходимости».

«Знаешь, врачам все-таки виднее, есть необходимость в реабилитации или нет. Или, может, у тебя других знакомых в Москве полно?»

Я слышала, что Дима злится. Не на меня — на себя. На то, что вынужден был уехать и доверить меня человеку, которому меньше всего в этой жизни хотел бы доверять.

«Человек» это, кажется, тоже понимал. Но не злился — забавлялся. Чем больше я общаюсь с ним, тем больше кажется, что вся его жизнь — поиск развлечений. И наблюдение за людьми — одно из них.

— Ну что, пан учитель звонил? — Я устала, и мы сели на лавочку. Не на ту, что в прошлую прогулку — на ту, что стояла чуть дальше. Каждая новая прогулка — бо́льшее пройденное расстояние. И никак иначе. А «паном учителем» он называет Диму. — Как там?

— Звонил. Все по-прежнему. — Я с трудом перевела дыхание. Вопрос был откровенно дурацким. Но он неизменно его задавал, а я неизменно отвечала. — Когда меня выпишут? Ты говорил с врачом?

— Говорил. Через неделю, возможно.

— На прошлой неделе тоже было «через неделю».

— Ну вот, видишь! Ситуация стабилизировалась.

— Прекрати! — Иногда мне жутко хочется вцепиться в его лицо, чтобы содрать ухмылку. — Я хочу домой.

— Хочешь — значит, поедешь.

— Когда?

— Как только врач разрешит. — Откинулся на спинку лавки, запрокинул голову. — Куда тебе спешить? Погода хорошая, солнышко светит — а у вас там, того гляди, снег пойдет.

— Ну и пусть.

— Окей. — Зажмурился, подставив лицо солнцу. — Как только разрешат, лично в аэропорт отвезу. Обещаю.

— Я и сама могу доехать.

— Угу, и сознание потерять по дороге… Нет уж. Обещал пану учителю, что глаз не спущу — значит, не спущу. Пацанское слово твердое. Хотя… — Он нырнул рукой в карман куртки, достал телефон.

Поелозил пальцем по экрану, что-то нашел. Показал мне:

— Нравится?

Я взяла телефон.

Берег моря. Такого синего, что дух захватило, как в рекламных буклетах. Но здесь — не плакат, фотка настоящая. Вон следы на песке. А вон, вдалеке — фигуры, дряхлый старик ведет на поводке такую же дряхлую собаку. Вряд ли их стали бы снимать для рекламы.

Серый, двухэтажный, увитый зеленью дом с черепичной крышей. Перед домом — бассейн, пара шезлонгов под зонтиком. На один брошены полотенце и солнечные очки, у бортика шлепки — кто-то купается.

Сад. Аккуратно подстриженные кусты, выложенная камнем площадка. Посреди площадки — сооружение, похожее на печку из детских сказок: «отведай моего пирожка!» Кажется, это называется «барбекю». Недалеко, под навесом — тяжелый деревянный стол в окружении таких же стульев.

И цветы. Их фотографировали особенно тщательно — и издали, и вблизи. На некоторых фотографиях рядом с цветами — дама. Это именно дама, хотя одета она в футболку и шорты. У дамы короткая стрижка, волосы седые, но старухой не выглядит. На одной из фотографий улыбается — знакомо-ехидно. Цвет глаз на фотке не разглядеть, но я почему-то уверена, что глаза у нее зеленые.

— Мама твоя?

— Ага. Розы у нее зацвели. Чуть насмерть не уморила, каждый бутон сфоткать заставила… Нравится?

— Розы?

— Вообще.

Я пожала плечами.

— Красиво.

— Ты бы согласилась там жить? Вот в этом доме?

— А он что — твой?

Покачал головой:

— Нет. Родителям купил… Я там редко бываю, наездами. Так что докучать не буду.

— А родители в курсе, чем ты занимаешься?

Заржал.

— Я себя сейчас пятнадцатилетним почувствовал! Разумеется, в курсе. Я — практикующий психолог. Модный и успешный. У меня даже сайт есть. И отзывы от клиентов. Показать?

— А если я им правду расскажу?

— На фига?

— Да просто так.

Пожал плечами.

— Сомневаюсь, что расскажешь. На дуру ты не похожа.

Я замолчала. Надолго. Зачем-то снова пролистнула фотки. Море… Сад… Дом…

Вспомнила бывшую свекровь. С отросшими корнями крашенных в «лесной орех» волос, сварливо поджатыми губами и засаленным в районе необъятной, переходящей в живот груди, халатом. «Опять у тебя в квартире бардак! Неужели так сложно раз в неделю тряпкой помахать?». Хотя перед ее приездом я по полдня убиралась.

— Нет. Я не буду там жить.

— Почему? Врач сказал, тебе полезен морской воздух.

— Это он у нас в Назарово не был. Воздух такой, что хоть ложкой зачерпывай… Я домой поеду.

— Понял. — Кай убрал телефон. — Ну, на нет и суда нет. Но если что, имей в виду — предложение действует без ограничений.

— Для чего я тебе? — все-таки вырвалось у меня.

Он прищурился — точь-в-точь как дама на фотографии. Задумчиво поскреб подбородок.

— Ну, например — я влюбился с первого взгляда. Прокатит?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты это говоришь раз, наверное, в сотый.

Опять заржал.

— А дочка-то, смотрю, не только в папу-инопланетянина такая умная.

От слова «дочка» меня начало трясти.

Казалось — все уже, должна была коркой покрыться! Но нет. Разревелась. Он положил руку мне на колено, заглянул в глаза. Спокойно, убедительно проговорил:

— Я понимаю, для чего ты стремишься обратно в свою дыру. И не спорю, как видишь. Я тоже не верю, что она просто так сдалась. Не той породы девочка.

Я завыла. Он обнял меня, прижал к себе. В голове мелькнуло, что я, наверное, должна что-то почувствовать. Но не чувствовала ничего, кроме облегчения.