Василий Криптонов - Последний звонок. Том 1

— Харон, — просипел я, — не бог смерти.

Он вздохнул:

— Беда с этим образованием. Все запоминают ярлыки, а не знания. Ищут абсолютных истин, ответов «да» или «нет» на вопрос «В чем смысл жизни?» Вы утомили меня. Я больше не хочу вас видеть. Если вы меня поняли — лизните, пожалуйста, асфальт, чтобы я увидел на нем след от слюны.

— Да пошел ты! — крикнул я, но Харон надавил на руку. Казалось, в суставе сейчас что-то необратимо порвется. Боль застила глаза, и я сам не заметил, как коснулся языком асфальта. Возможно, это сделал, сжалившись надо мной, Борис.

Потом пришло облегчение. Удалялись шаги Харона, хлопнула тяжелая дверь.

Стараясь не тревожить онемевшую, будто чужую руку, я сел, прислонился спиной к бамперу «Крайслера». И только тут обратил внимание на этот звук, боль от которого перевесила все пережитые страдания и унижения. Элеонора смеялась. Смотрела на меня, избитого и уничтоженного, и хохотала, как ребенок.

— Ты что? — Смех прервался, в глазах сверкнуло любопытство. — Ты что, плачешь?!

«Уйди!» — мысленно я толкнул ее. Хотел заставить сесть в машину или хотя бы отвернуться, но не сумел. Силы окончательно мне изменили, и я отвернулся сам, уставился на черное колесо «Крайслера».

Элеонора спрыгнула с капота, сделала несколько шагов в мою сторону. Будет утешать? Я содрогнулся от этой мысли, наполнившей отвращением к самому себе. Содрогнулся и замер в постыдной надежде, что так и будет.

Она остановилась и, судя по шуршанию, сложила руки на груди.

— Всему вас, гребаных инопланетян, учить надо! Запомни: когда назаровский пацан наполучал звездюлей, он не плачет. Назаровский пацан отбегает на безопасное расстояние, поворачивается и орет: «Слышь, ты, сука, я тебя найду с пацанами — мы тебя похороним!» Теперь, когда ты знаешь первое правило кодекса назаровского пацана, садись в машину. Поехали.

Я рукавом осушил глаза. Искоса посмотрел на Элеонору:

— Куда?

Единственный человек, знающий, как найти Юлю, — здесь. И все, что я мог, — не терять его из виду.

— Что значит, «куда»? — удивилась Эля. — К «пацанам». Точнее, к пацану. Единственному, который за тебя впишется, если сразу не убьет.

— Да что он-то может? — Я не сдержал презрительной гримасы.

— «Идти один», блин. В отличие от некоторых. Лезь в болид, короче, я ждать не буду.

Элеонора развернулась и пошла к машине. Я, поднявшись, заковылял следом.

Светофор мигал зеленым, нетерпеливые пешеходы выползли на «зебру», и я остановился. Потянулся за очередной сигаретой, но Маша шлепнула меня по руке:

— Слушай, ну хватит! Тошнит от твоего дыма.

— Извини. — Я нехотя опустил руку на рычаг.

Справа, через настежь открытое окно Маши, донесся голос:

— Прекрасный сегодня день, не так ли?

Мы одновременно повернули головы. Рядом с «Крузером» остановился «Солярис». Чтобы увидеть говорившего, мне пришлось привстать, перенеся вес на педаль тормоза.

Голос показался смутно знакомым, как и улыбающееся лицо лохматого типа в плаще и мятой рубашке, сидящего за рулем «Соляриса». Он посмотрел на Машу, на меня и улыбнулся шире:

— И какая прекрасная пара! Скажите, вы, наверное, очень друг друга любите?

Несмотря на уличный шум, каждое слово слышалось отчетливо, будто голос звучал не только снаружи, но и внутри головы.

— Юродивый какой-то, — тихо сказала Маша. Отвернулась, придвинулась ко мне.

Я пожал плечами. За годы жизни в Красноярске много психов перевидал. Однажды дедушка на «Жигулях» подъехал впритирку и, выпучив глаза, спросил, не помню ли я третий закон термодинамики.

— Наверняка любите, — продолжал водитель «Соляриса». — Совет вам да любовь. Я ничего не перепутал? Так говорится?

Маша начала поднимать стекло, когда я услышал отзвук женского голоса. Видимо, пассажирки этого загадочного типа. Я не разобрал ни единого слова, понял общий смысл: «К кому ты там прицепился?» Но вот голос — голос показался не просто знакомым.

— Стой! — Я дернул ручник, метнулся к окну (Маша тут же опустила стекло).

Парень, уловив движение, повернулся, загораживая обзор. Я успел заметить лишь рукав бежевой водолазки, но мне хватило.

— Жанна?!

Маша вздрогнула, ее дыхание сбилось. Парня в «Солярисе» толкнули. Он откинулся на спинку сиденья, продолжая расплываться в дурацкой улыбке. А в окне показалась Жанна.

Два этих лица рядом! Жанна и Петя. Слова застыли, я не мог даже губами шевельнуть. А Жанна посмотрела на меня с непонятным выражением. Бросила взгляд на Машу и пропала. Вернулась на пассажирское сиденье.

«Если я сумею найти в себе хоть немного гордости — ты меня не найдешь», — вспомнились слова, которые Жанна произнесла на прощание. В глазах потемнело, и прежде, чем тьма рассеялась, я открыл дверь.

Маша молчала и не шевелилась. Слава всем богам, она в этот момент постаралась буквально раствориться в воздухе. Я видел ее краем глаза, обходя «Крузер» спереди. Она сидела, закрыв лицо руками — не то от стыда, не то от отчаяния.

Подойти к пассажирской двери «Соляриса» я не отважился, рванул на себя водительскую.

— Ну-ка вышел!

Петя заулыбался еще глупее:

— Ты хочешь нанести мне побои из-за того, что я еду в одной машине с твоей женой?

Светофор переключился на зеленый, сзади заголосили сразу несколько клаксонов. Ни я, ни Петя даже не посмотрели в ту сторону. Меня трясло. Я дрожал, как алкоголик поутру. Мир исчезал, как много лет назад. Но теперь я не мог проваляться без памяти неделю.

— Вышел, сученок!

Я сгреб в охапку Петину рубашку, плащ и дернул на себя, вытащил его из-за руля и, не останавливая движения, бросил на борт «Крузера». Петя напоминал куклу — так же безвольно мотался, а на лице оставалась нелепая гримаса, все меньше похожая на улыбку.

Взяв за воротник, я швырнул Петю на «Солярис». Сжал кулак, предвкушая, что сейчас превращу это дурацкое лицо в кусок сырого мяса…

Не знаю, что все это время творилось с Жанной. Тогда я думал, ей все равно. Думал, что остался один, и в качестве утешительного приза мне дарована возможность изувечить этого скота, которого надо было изувечить еще тогда, в школе.

Только позже, много позже, я понял, что все это время Жанна пыталась прийти в себя. Пыталась смириться с тем, что увидела, выглянув в окно «Соляриса». Пыталась сказать себе: «Все кончено, ты же знала!» — но не могла произнести фразу до конца даже в мыслях.

Она сидела и бездумно дергала ручку двери, не открывающуюся, несмотря на поднятый «язычок». Эти звуки я почему-то слышал, они казались мне громом небесным, и я молил бога, чтобы Жанна оставалась внутри. Потому что если она выйдет и начнет защищать его , я просто умру.

Первый удар Петю, кажется, удивил. Второй — заставил рассердиться. А когда я занес кулак в третий раз, его глаза сверкнули ярко-синим светом.