Ярослав Васильев - Полночь XXI века

Перед крыльцом величественно замерли два гранитных льва, подражая какому-то европейскому университету, на правом висела потерянная шапка, отчего казалось, будто чья-то развесёлая рука украсила каменную голову шутовским колпаком. Войдя в центральный вестибюль главного корпуса, Тимофей сразу оказался в людском водовороте. Все торопились раздеться и не опоздать на занятия, куда-то суматошно спешили. У гардеробных зеркал прихорашивались студентки. Громко вопя: «Па-а-а-берегись!» тащили в концертный зал какую-то декорацию для назначенных через неделю КВНовских соревнований команд факультетов. Уже получая номерок в гардеробе, взглядом Тимофей наткнулся на Пашу Лебедева, стоявшего у одной из колонн: явно ждал именно его и заметив, призывно замахал рукой. Общаться с ним не хотелось совсем, да и возникали вопросы. Например, откуда Паша знал, что Тимофей сегодня будет на занятиях, если он прилетел поздно ночью? Прав был отец, когда потребовал прочитать отчёт службы безопасности о провальной бизнес-деятельности Лебедева-старшего и подозрениях насчёт Лебедева-младшего. И спасибо Юле, которая умела подсказать, где копать, и каким способом в нарушение всех правил Паша, скорее всего, попробует добыть информацию через сокурсников.

Паша, сообразив, что приятель не идёт к нему, двинулся навстречу сам, при этом выбрал маршрут, чтобы Тимофей никак не смог проскользнуть мимо него от гардероба к лифтам. Тимофей на это, недолго думая, свернул в сторону лестниц. Такого манёвра Паша не ожидал — лекция была на одном из верхних этажей, вдобавок доцент опоздавших не любил — и не успел перехватить цель, до того как она нырнула сквозь двустворчатые тяжёлые двери из вестибюля на лестничную клетку. Тимофей невольно передёрнул плечами и торопливым злым шагом, понемногу закипая от злости, двинулся наверх: самое логичное для Паши попробовать перехватить его второй раз опять у лифтов, поэтому садиться на втором этаже и ехать не было смысла — придётся шагать на своих двоих до самого конца.

Лестницы бурлили ещё сильнее вестибюля, вверх и вниз торопливо сновали студенты. Опаздывая на занятия некоторые спешили, молча расталкивая всех локтями. Другие по дороге обсуждали каких-то преподавателей, спорили. На очередном пролёте перед Тимофеем вынырнули два парня и не торопясь пошли наверх, перегородив лестницу. Пихаться Тимофей не хотел, да и отдышаться от быстрого подъёма тоже надо было. Так что волей-неволей пришлось вслушиваться в их разговор, уж очень громко парни обсуждали лекции и отыскивали какой-то особый смысл в словах профессора, чьё имя Тимофею было случайно знакомо: редкий зануда. Но эти два старшекурсника как настоящие аристократы мысли каким-то образом выудили из его бубнёжки великий смысл и восхищённо целый лестничный пролёт этот смысл мусолили. Затем непонятно с чего перешли на обсуждение скорого времени, когда они уйдут отсюда с дипломом в кармане. Поступят на службу, обязательно получат хорошие места, которые принесут им деньги, а уж с деньгами плохо устроиться невозможно. Наконец парни свернули с лестницы на свой этаж, а Тимофей с некоторой грустью посмотрел им вслед: вот ведь повезло кому-то, его не грызёт кого-то червь сомнения. Как у этих парней всё просто — главная цель жизни любой ценой заработать не меньше денег, чем у богатых сокурсников, и ты будешь счастлив… И как ни глупо это звучало именно в устах Тимофея — но ему бы сейчас их проблемы.

Добравшись до нужного этажа, Тимофей стал весь потный и злой, ноги налились свинцом. Когда же в холле возле лифта никого не оказалось, Тимофей обругал себя дураком: мог бы и сам сообразить, что можно не тащиться по лестнице до конца — а зайти в лифт на втором этаже и выйти на одном из предпоследних. Паша наоборот сообразил, вот и не рискнул ждать. «Ладно, пусть думает, что это я не из-за него, а прогуляться решил», — Тимофей попробовал найти хоть что-то хорошее в своей глупости, и быстрым шагом двинулся к нужной двери. Аудитория сегодня была вытянутая и многоярусная, но все хорошие места предсказуемо были уже заняты: или садиться на верхний ярус, откуда ничего не видно и не слышно, или на первый прямо перед кафедрой преподавателя. Секунда раздумий и быстрый взгляд — Паша Лебедев призывно махал рукой занять место рядом — определили: Тимофей, завидев в коридоре преподавателя, торопливо уселся на первом ряду.

Молодой доцент был только вчера из аспирантуры, появился на кафедре совсем недавно и случайно вместо неожиданно уволившегося преподавателя. Из-за этого он одновременно стеснялся студентов, которые были ненамного его младше, и старался показать всем свою важность и солидность. Едва доцент вошёл, то сразу встал за кафедру и начал что-то читать. Кончик его тонкого носа тихонько шевелился, шевелились губы, слова, как горошек, сыпались изо рта, издавая какой-то звук при своём падении. Маленькие слоновьи глаза иногда поднимались и смотрели в сонные лица студентов, и тогда контраст чёрных глаз и бледного лица был ещё резче. И вроде бы звонко, красиво говорил преподаватель, рассказывал о Петре Великом, пусть ничего, по-видимому, интересного не сообщал, но девушки на первом ряду с таким интересом его слушали, переглядывались между собой и улыбались, что становилось завидно. Тимофея от ровного, широкого потока слов наоборот разморило, он сидел с туманной головой и изо всех сил пытался не уснуть: скандал получился бы знатный.

До конца пары Тимофей высидел еле-еле, сразу, как появилась возможность — встал и вышел в коридор размяться, с удивлением попутно отметив, что вокруг преподавателя столпился небольшой кружок студентов, все что-то обсуждают. То ли и в самом деле Тимофей оказался несправедлив, и читал лектор неплохо, то ли тема интересная, то ли он что-то пропустил, а по предмету грядёт какая-то проверка, и наиболее ответственные решили получше подготовиться заранее.

Именно в коридоре Тимофея и поймал Паша Лебедев.

— Я, знаешь, — начал он, садясь на подоконник и принимая тот шутовской тон, за который Тимофей его у раньше недолюбливал, — уже было подумал, что ты меня избегаешь.

Злость на Пашу, которая накатила после материалов корпоративной Службы безопасности, слегка поостыла, нарываться на скандал не хотелось. Особенно сейчас, когда усталость от дороги и выматывающего ночного совещания навалилась вдвойне. Поэтому Тимофей начал как можно миролюбивее:

— Избегаю. Я вообще всех избегаю после ночного перелёта на пол страны, а тебя — особенно. Покоя хочу, и чтобы меня никто не трогал.

Паша рассмеялся:

— A fichtre a blic или, переводя речь франков на нормальный язык, черт возьми! Я ничего не понимаю и потому смеюсь над собой. Parfait, mon cher, то есть прекрасно, дорогой мой. Не торопись обижаться, а лучше выслушай меня. Заодно не поведаешь ли, в чём причина столь глубокой и не имеющей веских причин меланхолии?