Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

Я подумал, вот, оказывается, как это бывает – сумерки богов [22] То же, что и Рагнарек. В скандинавской мифологии – конец света. ( Прим. ред .) … Или когда карета превращается в тыкву – и от нее остаются только пищащие мыши. Да-да, это я про нас.

Едва закончилась первая истерика, Аарон вскочил и принялся недвусмысленно прогуливаться рядом с баром. А потом… робко протянул к нему руку.

– Аарон! – окликнул его я. – Уж не собираешься ли ты…

– Что? – сказал Аарон.

– Сам монтировать наш очередной авангард? «В постели с местью»?

Аарон достал бутылку, откупорил ее. И отхлебнул.

– Вот именно, – сказал он, – собираюсь…

Но не тут-то было.

Спасительная ракета взорвалась прямо на старте. Это были уже даже не сумерки богов. Это были тяжелые бессонные ночи богов – и к четырем утра смерть казалась им избавлением.

Пить пробовали все. Пил Аарон. Пил я. И даже его шурин…

Да все без толку: темпераментная алкоголическая муза, которая охотно бегала на свидания к Уиллису Хорнбеку, никому из нас не уступила и поцелуя. Алкоголь не рождал в нашей крови даже крохотного зародыша интуиции. Что трезвые, что пьяные, мы были жалкими импотентами. Только Уиллис – этот праздный любимец прессы – мог с завязанными глазами войти в творческий террариум, кишащий гадами. Или прямо на глазах у изумленной публики один на один сразиться с воображаемым крокодилом и одержать феерическую победу…

На старых дрожжах мы с Аароном ухватили еще несколько кинофестивалей. Но это была уже агония. Последние три киноэпопеи не принесли нам ни цента, зато подъели все наши запасы. Подделку распознавали по первым титрам. В итоге компания «Хасураи Продакшн» прекратила существование, и весь пакет был продан образовательному телеканалу.

Вы спросите: что стало с Уиллисом Хорнбеком? Да ничего. Живет себе в типовом доме в Монтерей-Парке [23] Монтерей-Парк – небольшой город в Калифорнии. , водит детишек в воскресную школу. И почти не вспоминает о своей спящей, как вулкан, гениальности. Разве что занесет нелегкая какого-нибудь кинокритика из Глазго или из Парижа на интервью, но они обычно сразу просекают, что вместо «правильного» Уиллиса им подсунули добропорядочного зануду и трезвенника, и быстро делают ноги.

Чем занимаемся теперь мы с Аароном? Тоже живем помаленьку. У нас есть студия – на этот раз размером с обувную коробку – и еще на несколько метров ближе ко входу на кладбище. Фильмы снимаем совсем небольшие, прибыль от них – и того меньше. Но держим их всегда строго на двадцати четырех бобинах, чтобы как только – так сразу броситься на штурм любой из премьер от Калифорнии до Мексики. Наше оружие должно быть всегда готово к бою. Ведь в зоне поражения – триста кинотеатров с тремястами киномеханиками. И только сто двадцать из них проверены премьерными показами наших монстров… В такие жаркие вечера, как этот, мы сидим, умираем от жары – и молимся, чтобы это случилось. Чтобы тишину прорезал телефонный звонок и Аарон, после недолгих переговоров, заорал дурным голосом:

– Есть! Кинотеатр – «Аркадия Барселона»! Срочно требуется премьерный фильм! Бегом!

И тогда мы скатимся по лестнице и, весело смеясь, побежим мимо кладбища с полными руками бобин – прямо в светлое будущее, где в какой-нибудь аппаратной, за железной дверью, нас поджидает новый красноглазый киномеханик с бутылкой шерри и спящим внутри зародышем гения…

– Погоди! – крикну я, едва мы вырулим на шоссе. – Кажется, я забыл бобину номер семь!

– Да и хрен с ней! Все равно никто ничего не заметит… – скажет Аарон и нажмет на газ. – Ну, давай, Уиллис Хорнбек-младший! Или Уиллис Второй, как там тебя! Давай уже, появляйся! А ты подпевай, Сэм, на мотив «Тебя найду я…» [24] «Someday I’ll Find You» – популярная в 30-е годы песня из кинофильма «Частная жизнь». – «Наш новый Уи-иллис…»!

День клонился к закату, когда я ехал по Мотор-авеню и заметил на противоположной стороне улицы старика, который собирал улетевшие с поля мячики для гольфа.

При виде его я затормозил так резко, что чуть не врезался головой в лобовое стекло.

Некоторое время я так и стоял посреди улицы (хорошо, что следом никто не ехал), а потом стал медленно сдавать назад (благо машин по-прежнему не было), пока не вырулил поближе к проволочному ограждению, вдоль которого тянулась дренажная канава. Оттуда было хорошо видно поле для гольфа и старика, который как раз поднимал с земли очередной мячик, чтобы положить его в свою корзину.

Да нет, не может быть. Хотя… Нет, вряд ли…

Я свернул к обочине, припарковался и какое-то время сидел в машине, не зная, что делать и как справиться со слезами, которые так и хлынули из глаз. В конце концов я вышел из машины, переждал светофор, затем перешел на другую сторону, спустился в канаву и двинулся по ней на юг – прямо навстречу старику.

Шагов через пятьдесят мы встретились.

– Добрый вечер, – кивнул мне он.

– Добрый вечер.

– Действительно, добрый, – сказал он, бросив выразительный взгляд сначала на поле, а затем на свою корзинку, наполовину заполненную мячиками.

– Что, богатый улов? – спросил я.

– Вот, смотрите… – Он взвесил корзину на руках.

– Очень даже ничего. Хотите – могу помочь…

– Искать мячи? – удивился он. – Да нет, не надо…

– Почему, мне же нетрудно. А то через пять минут стемнеет – и все.

– Это уж точно. – Старик поглядел на меня с искренним любопытством. – А почему вы вдруг решили помочь?

– Когда-то давно сюда ходил мой отец, – ответил я. – Просто подрабатывал – находил укатившиеся мячи и продавал. Деньги ведь лишними никогда не бывают.

– Вы знаете, у меня та же история, – сказал старик. – Хожу сюда примерно два раза в неделю. Вот на прошлой неделе повезло – насобирал на поход с женой в ресторан.

– Известное дело… – сказал я.

– В смысле?

– Да нет, я просто… Вон мячик! А вон под забором – еще один! Погодите, сейчас достану.

Я спустился в канаву, подобрал мяч и вернулся обратно.

– А почему вы плачете? – спросил старик, который все это время внимательно следил за моим лицом.

– Я – плачу? – переспросил я. – А, вы про это… Это у меня аллергия. Наверное, опять что-то цветет.

– Мы что, знакомы? – неожиданно спросил он.

– Возможно.

Я назвал ему свое имя и фамилию.

– Ну, надо же, – расплылся в улыбке он. – У вас такая же фамилия, как и у меня. Впрочем, вряд ли мы родственники.

– Ну да, вряд ли… – сказал я.

– Если бы мы были родственники, я бы точно помнил… Или хотя бы знакомые.

Боже милостивый… Так вот в чем дело. Болезнь Альцгеймера. Это когда ты теряешь память. Ну, примерно так, как будто ты уже умер. Ведь, насколько я понимаю, мертвым память ни к чему…