Ян Валетов - Чужие сны

Он посмотрел на курсантов и раздвинул губы в усмешке.

— … самому себе.

На завтрак Давыдовы вышли поздно.

Буфет был хорош — именно так, как и обещали рекламные проспекты: изобилие фруктов, сыров, свежевыжатых соков, мясных нарезок, потрясающая запахом и видом сдоба…

По идее, Карина и Денис должны были умирать от голода, но есть почему-то не хотелось. Они выбрали себе столик на открытой площадке и уселись в густой тени огромного цветущего венозно-красным куста, лениво ковыряя в тарелках.

— Кофе? — спросил смуглый услужливый официант с никелированным кофейником в руках.

Карина покачала головой, прикрывая рукой чашку.

— Конечно. Но только не этот. Принесите эспрессо из бара.

— И мне, — попросил Давыдов.

Официант кивнул и исчез.

— Болит голова? — спросил Денис, наблюдая, как жена потирает висок.

— Гудит, как пустая кастрюля, и стреляет сюда. — Карина постучала согнутым пальцем над правым глазом. — Такое впечатление, что в глазницу забили гвоздь. И совершенно не чувствую себя выспавшейся. Хотя, что удивляться? Спали мы мало и джет-лаг… Ты тоже не выглядишь бодрячком…

— Знаешь, — сказал Давыдов, отхлебнув апельсинового сока, — никогда не пью спиртного с утра. Не могу — тошнит. Но сейчас бы выпил.

— Так выпей, — предложила Карина, пожав плечами. — Ты в отпуске. Тебе не надо работать. Тебе не надо писать. Тебе не надо читать лекции. А то, что надо сделать с женой, поверь, дорогой, ты прекрасно сделаешь и после пары бокалов вина.

Она накрыла его ладонь своей и улыбнулась. Из-за головной боли улыбка получилась грустноватой, но все равно теплой и искренней.

— Обычно ты мое лучшее лекарство от мигрени, Денис. Но сегодня ты не помог.

— Думаю, это стресс, — заявил Давыдов.

Глаза резало от света так, что он надел очки.

— Какой стресс? — удивилась Карина.

— Ночью, когда нас трясло, мы здорово перепугались. Адреналин, кара миа [4] Кара миа — по-испански «сердце мое». Давыдов использует имя жены иносказательно. , вещь не всегда полезная. Иногда от его переизбытка может плющить и колбасить минимум пару дней.

— Плющить и колбасить… Писатель! Кто тебя учил таким словам? Хотя… меня именно плющит. Такое впечатление, что по мне проехался каток, и совершенно не хочется есть все эти яства — возможно, ты и прав: у нас постстрессовый синдром.

Карина выпила полстакана фреша и снова потерла висок.

— Черт! Как ноет! Где наш кофе?

— Вот, приближается…

Денис огляделся вокруг.

Атмосфера для пляжного отеля была несколько необычной. Приехав на отдых к океану, люди не сильно интересуются новостями. Здешняя публика мало походила на биржевых брокеров, для тех были отели подороже. За завтраком могли жаловаться на похмелье, договариваться о поездках или рыбалке, но читать, да еще и с такими выражениями лиц!

— Смотри-ка, — сказал он. — Все с газетами, с планшетами, с телефонами и озабоченные… Не кажется ли тебе, что что-то произошло?

Карина кивнула.

— Надо узнать, что.

От принесенных из бара чашек пахло, как и должно пахнуть от настоящего кофе — горьким и горячим, как солнце, бодрящим ароматом.

— Ваш кофе, сеньора! Пожалуйста, сеньор…

— Спасибо. У вас есть газеты на английском? — спросил Давыдов, которому было лень идти в бунгало за айпэдом.

— Конечно, есть, сеньор! Мы предоставляем гостям прессу! Вам американские газеты? Или местные?

Официант говорил правильно, по-американски — «рыча» на букве «р».

— Да все равно какие, любые, но не на испанском. Вас как зовут?

— Аурелио, сеньор…

— Скажите, Аурелио, а что все обсуждают? Что произошло? — вмешалась Карина, смакуя первый глоток обжигающего напитка.

— Как? — искренне удивился официант. — Вы не слышали, сеньора? Еще ночью эту новость начали передавать по всем каналам! Это главное событие…

— Мы поздно прилетели, — оборвал его Денис. — Что за событие?

— Ужасное событие, сеньор! Страшная трагедия! Вчера случилось цунами на востоке Гаити, на Кубе и в Пуэрто-Рико. Говорят, маленькие острова накрыло полностью.

— Цунами? — переспросила Карина. — Здесь, на Карибах? Но в Атлантике и Карибском море не бывает цунами…

— Не стану спорить, сеньора, — официант закивал, его явно пугало недовольство клиентов. Он был простоватым старательным парнем и вовсе не хотел, чтобы его уволили за длинный язык. С постояльцами отеля следовало быть как можно более учтивым. — Наверное, обычно не бывает, но это было… Я принесу газеты, и вы все прочтете! Возможно, я что-то напутал, но по новостям сообщали о тысячах погибших. О многих тысячах. Сказали, что волна была огромной. Чудовищной. И случилось все ночью — около двух-трех часов… Сейчас вы сами все прочтете!

— Нас как раз трясло незадолго до этого, — сказал Давыдов по-русски, обращаясь к жене, пока Аурелио, сбиваясь на бег, заспешил к стойке с газетами. — И мы летели над Карибами. Вот черт… Мы, наверное, пролетали над эпицентром!

— Брось, Денис! Ну, какое отношение имеет турбулентность на высоте десяти километров к землетрясению? Где имение, а где вода?

Давыдов пожал плечами.

— А вдруг там, как последствие, возник ураган? Или магнитные возмущения? Что мы вообще знаем о сильных катаклизмах? Вспомни, как били молнии, пока мы летели! И насчет цунами, ты, кара миа, не права. Бывали цунами в Атлантике. Лиссабон, например, смыло в середине XVIII века. Цунами может быть везде, даже на Черном море — было бы землетрясение мощное да рельеф дна подходящий.

Официант вернулся, протягивая местную «Дейли Сан», и Давыдовы склонились над передовицей.

На странице газетчики напечатали несколько фотографий, одна из них спутниковая, на которой было видно разрушения на восточном побережье Доминиканы. Это трудно было назвать просто разрушениями, такой пейзаж мог быть после ядерного взрыва — пейзажу не хватало только пожарищ. Вторая фотография могла быть снята с вертолета или низколетящего самолета — подробностей стало больше: выброшенные на берег суда, разбитые в щепу дома и развалины смытых отелей.

Денис сглотнул. Пальцы Карины сжали его кисть, и Давыдов перевернул страницу, перейдя к основному тексту статьи, но не успел начать читать, наткнувшись на следующую серию фото.

Фотографии с Пуэрто-Рико были еще хуже. Гораздо хуже. На них можно было рассмотреть множество деталей, но лучше было их не рассматривать…

Давыдов подумал, что он правильно поступил, не позавтракав.

Особенно поразила его детская ладошка, торчащая из вязкой, как загустевшие сливки, бурой грязи — воробьиная лапка со скрюченными пальчиками-коготками.