Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

И вот на третью ночь Хока Уште стреножил дедушкиного коня в сравнительно защищенном месте поодаль от Бэдлендса, поджарил своего жилистого кролика и завернулся в одеяло, готовясь проспать беспокойным прерывистым сном еще одну ночь. Но прежде, чем взошло ханхепи-ви , ночное солнце, на прерию черно-синей стеной наползла гроза, застилая звезды, утробно заворчала, точно древний зверь из рассказов Хорошего Грома. Едва Хока Уште сел в своем одеяле, собираясь успокоить лошадь, воздух вдруг наполнился вакангели , зловонным электричеством, порождаемым грозой, всего в четверти мили от него ярко полыхнула молния, и дедушкина лошадь, взбрыкнув передними ногами, сбросила неумело завязанные путы и стрелой помчалась в сторону Бэдлендса.

Хромой Барсук вскочил с земли и закричал, но лошадь словно не услышала. Они двое неслись по прерии, озаряемой вспышками подступающей грозы, и лошадь скоро оставила задыхающегося мальчика далеко позади. В последний раз Хока Уште увидел животное, когда оно влетало в расселину оврага буквально за несколько секунд до начала дождя.

На границе Мако-шича Хромой Барсук заколебался, не разумнее ли вернуться на место привала и переждать грозу, прежде чем соваться в эти жуткие овраги, залитые густыми тенями. Но он понимал: тогда он точно не найдет дедушкиного коня. Слово для обозначения лошади у лакота появилось совсем недавно, потому что икче-вичаша приручили это животное всего несколько поколений назад. Шунка-вакан в переводе означало «священная собака», и лошадь по-прежнему считалась священной в силу своей важности и незаменимости. Хока Уште не мог вернуться домой без коня Громкоголосого Ястреба.

Он вошел в Бэдлендс ровно в тот момент, когда грянула гроза. Луна скрылась за тучами еще раньше, но теперь темнота сгустилась до кромешной. Хромому Барсуку невольно вспомнился ритуал ювипи , при котором мудрого человека плотно заворачивают в одеяла и шкуры и оставляют в темном месте, чтобы его могли найти духи.

Сначала дождь просто сек косыми ледяными струями и в два счета промочил одежду, но вскоре перерос в ливень страшной силы, под каким не устоять на ногах. Хока Уште упал на колени в глубокую грязь и воду. Теперь молнии вспыхивали так часто, что глаза не успевали привыкнуть ни к темноте, ни к свету, и мальчик все равно что ослеп. Гром гремел все чаще и сильнее, в нем слышались истошные вопли громовых существ и оглушительный треск, с которым Вакиньян-Танка рвала незримую жертву своими громадными когтями и клювом. Овраги, ущелья, теснины превратились в ужасный лабиринт, откуда Хока Уште не нашел бы выхода, даже если бы мог сейчас подняться на ноги и пойти. Вакангели наполнило воздух, и волосы у мальчика встали дыбом.

Прошло несколько минут, прежде чем Хока Уште осознал, что неминуемо погибнет, если останется здесь. Вода в тесном ущелье быстро прибывала, стекая бурными потоками с какой-то возвышенности в глубине Мако-шича. Мальчик поднял голову и, сильно прищурившись, вгляделся сквозь завесу ледяного ливня: вершина скалистого хребта находилась футах в ста над ним, зубчатый гребень чернел на фоне неба, озаренного всполохами молний. Пока он смотрел, ветвистая желтая молния ударила в валуны наверху. Если он заберется туда, его наверняка убьет молнией. А если останется здесь – точно утонет.

Хока Уште стал карабкаться по крутому склону, но снова и снова съезжал обратно в ревущий поток вместе с пластами раскисшей почвы. Когда он в последний раз выбирался из ущелья, вода доходила уже до пояса. Теперь ливень превратился в град и нещадно молотил Хоку Уште по лицу и плечам. Мальчику казалось, будто Вакиньян забивает его камнями.

В конечном счете Хромой Барсук воспользовался ножом – раз за разом втыкал лезвие глубоко в каменистую почву, чтобы получить опору на скользком склоне. У него было такое ощущение, будто он пытается заколоть саму землю, а небо пытается забить его насмерть ледяными кулаками. Градины разрывали одежду, раздирали кожу до мяса. Косички у Хока Уште расплелись, спутанные мокрые волосы липли к лицу, с висков и лба струилась кровь. Он не мог открыть глаза и понял, что добрался до вершины, только когда ударил ножом в пустоту перед собой.

Хромой Барсук лежал там, оседлав узкий гребень, точно брыкливого духа-коня. Бросив нож, он вцепился обеими руками в мокрую землю, уткнулся лицом в грязь и отчаянно искал опору пальцами ног, чтоб удержаться на месте в порывах ветра, под яростно молотящим градом. Молнии безостановочно били в гребни холмов повсюду вокруг, и в какой-то момент Хока Уште поднял залитое кровью лицо к грохочущему, сверкающему небу, оскалил зубы и завыл волком, словно бросая вызов вакиньянам .

Затем небеса, казалось, разверзлись еще шире, градины стали размером с кулак, и Хока Уште лишился чувств.

Очнулся мальчик с мыслью, что небеса убили его. Потом он, прищурившись, посмотрел в ясное голубое небо, увидел белоснежные холмы и овраги вокруг, уже начинающие высыхать в лучах утреннего солнца, услышал журчание ручьев в узких ущельях внизу и понял, что еще не перешел в иной мир, где обитают духи. Там, он знал, все краски тусклы, звуки приглушены и солнце никогда не светит ярче, чем в туманный день. Хока Уште сел и с изумлением осмотрел себя.

Он был голый. Даже набедренная повязка не уцелела под ливнем и градом. Сотня синяков и тысяча царапин покрывали его бронзовое тело. Пошевелив ногами, он громко застонал, но тотчас подавил стон. Пускай он не входит в сообщество воинов, но он все равно воин икче-вичаша и должен вести себя соответственно.

Нож унесло потоками воды. Более того, ночной ливень смыл с гребня холма всю почву, оставив только валуны диковинных очертаний, прежде скрытые под слоем земли. Хока Уште двинулся к границе Бэдлендса, перепрыгивая с одного камня на другой.

Он оставил позади уже несколько сотен таких валунов, когда вдруг осознал, что все они одного размера и расположены на одинаковом расстоянии друг от друга. Он обернулся, по-прежнему щурясь от ярких бликов солнца на белых камнях, и тотчас понял, что ступает вовсе не по скале.

Хока Уште стоял на одном из позвонков гигантского позвоночника – блестящего спинного хребта какого-то длинного существа, некогда погребенного в Мако-шича и теперь частично обнаженного после мощного ночного ливня. Мальчик понял: он стоит на Унктехи… Унчегиле… древнем змеебоге, проигравшем сражение Вакиньян-Танка в незапамятном прошлом, когда скалы были молодыми.

Позвоночник тянулся на многие мили в глубину Бэдлендса и исчезал за складками местности, среди которых выступали белые скалистые гребни, возможно тоже бывшие костями.

Хромого Барсука забила дрожь. Унктехи был вакан , но со столь великой священной силой не мог управиться ни один шаман икче-вичаша , не говоря уже о мальчике семнадцати лет от роду. Хока Уште почувствовал, как мощные токи вакан проникают в него через босые ступни, словно в выбеленных костях спинного хребта, на котором он стоял, скопилось все электричество- вакангели ночной грозы. Он посмотрел в сторону границы Бэдлендса, все еще находившейся в четверти мили от него, потом опасливо оглянулся через плечо, будто ожидая, что Унктехи медленно поднимется, облекаясь плотью, и обратит к нему страшную морду со сверкающими ярче солнца глазами и острыми клыками размером с гору.