Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Кэрол ждет парня, с которым встречается в старших классах. Она оглядывает свою блузку с рюшами а-ля Мадонна, чтобы убедиться, что антиперспирант не подвел, и продолжает стоять на перекрестке, переминаясь с ноги на ногу. Она видит, как нэдовский почти новый «камаро» девяносто третьего года рассекает движение и, визжа тормозами, останавливается рядом, и вот она уже садится на заднее сиденье рядом с Кэти.

Как всегда во время этого флэша, Кэрол обмирает, видя себя в зеркале заднего вида, в которое она смотрится, чтобы проверить макияж. Ее волосы выбриты с боков, выкрашены и стоят посреди головы игольчатым гребнем, в левом ухе сверкают три фальшивых бриллианта, а щедро наложенная тушь и подводка для глаз делают ее похожей на яркую картинку. Кэрол испытывает шок не только оттого, что видит себя молодой и лысой, но и оттого, что чувствует в себе энергию молодости. Она ощущает, как легка ее походка, как упруги мускулы и грудь, как парит ее душа. Более того, она чувствует, как несутся и скользят ее мысли, задорный оптимизм которых также отличается от тяжкой поступи ее повседневных дум в будуще-настоящем, как ее тогдашний вид не похож на то, что она представляет собой в тогда-сейчас.

Кэти болтает, но Кэрол, не обращая внимания на ее трескотню, просто наслаждается видом подруги. В последнем классе Кэти бросила школу, а потом совсем пропала из виду, и Кэрол не вспоминала о ней до тех пор, пока осенью девяносто восьмого какая-то подруга не сказала ей, что Кэти погибла в автокатастрофе в Канаде. Как всегда, Кэрол испытывает прилив теплых чувств к старой подруге и с трудом подавляет желание предупредить ее, чтобы она не ездила с бойфрендом в Ванкувер. Но вместо предупреждения изо рта начинает сыпаться всякая ерунда о том, кто кому в тот день написал в школе записку. Пульс учащается, а щеки заливаются краской, – так она старательно избегает говорить с незнакомым парнем на переднем сиденье.

Нэд, взревев мотором, возвращается в поток автомобилей, подрезает фургон «вилладжер» и, почти не глядя, меняет полосу. Вот он оборачивается и говорит:

– Хей, Кэрол, детка, ты обратишь сегодня внимание на моего друга, или как?

Кэрол вздергивает подбородок:

– А ты представишь своего друга, или как?

Нэд издает неприличный звук. Судя по количеству спиртных паров, он, похоже, выпил.

– Кэрол, этого чувака звать Дэнни Рогалло. Он из Вест-Хай. Дэнни, познакомься с Кэрол Хирнс. Она подруга Кэти и знает нашу футбольную команду, э-э, как это сказать? Интимно. О черт. – Нэду приходится резко тормозить и срочно уходить на другую полосу, чтобы не въехать в зад грузовику, который внезапно сбросил скорость.

Кэрол швыряет вперед, она вцепляется руками в спинку кресла, на котором сидит новый парень, и смотрит на него. Дэнни оборачивается и улыбается ей, то ли довольный тем, как его представил Нэд, то ли смущенный его ездой. Кэрол слышит свои мысли: парень красивый, улыбка как у Тома Круза, ультракороткая спортивная стрижка, в ухе бриллиант.

– Привет, классный кекс, – слышит Кэрол свои слова, обращенные к Дэнни.

Улыбка Дэнни становится шире.

– И тебе привет, – говорит новичок, все еще сидя вполоборота и глядя на нее.

Кэрол знает, что флэш как раз на середине и что следующий крутой момент настанет, когда их руки нечаянно встретятся во время подъема на эскалаторе в торговом центре.

– Хавбек – базе. До места назначения пять минут.

Роберт бросает взгляд на переднее сиденье и видит, как Эмори Робертс, положив рацию, что-то пишет в отчете смены. Роберт встряхивает рукой, чтобы отклеилась пропитанная потом рубашка, а потом глядит вправо, когда Джек Реди говорит что-то с другого конца машины сопровождения.

Раздается звук.

«Беги же, черт тебя побери! Беги! У тебя еще почти две секунды. Воспользуйся ими!»

Его взгляд возвращается к железнодорожной эстакаде, и он слышит свои мысли: «О господи, кто-то из этих дураков-рабочих запустил сигнальную петарду».

Ланцер почти комически вскидывает руки. Ладонями он хватает себя за горло, так что сзади кажется, будто его вытянутые в одну линию руки обрываются у локтей.

Роберт чувствует, как его тело отрывается от подножки машины сопровождения. Наконец-то.

Он изо всех сил бежит к синему «линкольну». В машине сопровождения за его спиной вскипают голоса. Роберту понадобилось не менее дюжины флэшбэков, чтобы, сосредоточив все свое внимание, разобрать, как Роберт Эмори приказывает Джеку Реди вернуться на подножку и как Дейв Пауэрс, друг Ланцера, без всякой видимой причины оказавшийся в машине сопровождения, вскрикивает: «Кажется, в президента стреляли!»

Но теперь все сливается в неразборчивый звуковой фон реального времени – голоса неотличимы от эха выстрелов и хлопанья голубиных крыльев, – и он изо всех сил догоняет синий «линкольн», не отрывая глаз от каштановой макушки Ланцера.

Ланцер начинает сползать с сиденья.

«Линкольн», неизвестно почему, замедляет ход.

Роберт прыгает на багажник сзади.

Раздается еще один выстрел.

Голова Ланцера превращается в облако розового тумана.

– Черт побери, – говорит Роберт. По его щекам текут слезы. На мгновение он забывает о том, где он – дизайн шестидесятых, движение за окном мотеля, – но потом поднимает руку, чтобы вытереть слезы, натыкается ладонью на VR-очки и вспоминает.

– Черт тебя побери, – прошептал он опять и сдернул очки с носа. В комнате с голыми стенами воняло отходами и плесенью. Роберт ударил кулаками по лежанке и зарыдал.

Вэл прошел мимо старых моллов, теперь закрытых или превращенных в тюрьмы, и вскарабкался по деревянным лесам туда, где над самым фривеем расположился небольшой молл.

Их по-прежнему называли моллами, и других моллов Вэл за свою короткую жизнь не видел, но даже он знал, что на самом деле это обыкновенные блошиные рынки, устроенные над междугородним шоссе после того, как оно закрылось после Большого Коллапса в восьмом году. Сегодня четверть мили или больше занимали ярко раскрашенные палатки, которые вздувались и опадали на ветру; бродячие торговцы орудовали вовсю. Вэл влился в толпу полуденных покупателей и понял, почему Койн и Джин Д. настаивали, чтобы он совершил свое флэш-убийство именно в молле: здесь в считаные секунды можно было затеряться в толпе, отсюда вели дюжины лестниц, по которым можно было спуститься, а пистолет бросить в лабиринт вздыбленных бетонных блоков и торчащей во все стороны арматуры на провалившейся секции шоссе, где его никто никогда не отыщет.

Вэл шел по белой дорожке между полотняными палатками, поглядывая на новые японские и германские товары и притворяясь, будто смотрит на старое переработанное барахло из России и Америки. Японские VR-очки и прочие интерактивные штуковины были крутыми, хотя Вэл знал, что они и в сравнение не идут с теми техническими игрушками, которые покупают подростки в Японии и Германии. У телевидения, особенно интерактивного, одна проблема: оно показывает, как живет вторая половина мира, но не объясняет, как туда попасть. Мать Вэла говорит, что с теликом всегда было так – что, когда она сама была девчонкой в давние времена, латиноамериканские и чернокожие ребятишки в гетто чувствовали то же самое, глядя по ящику на достаток белых американцев среднего класса. Вэлу было плевать, как там оно было в материно время, – его интересовали новые японские игрушки.