Владимир Алексеев - Чудо [litres]

– Все просто, – отвечал Армен. – С одной стороны, ты все верно заметил. Но с другой – ты встретил его не на Земле, а под землей. И того Иштар, кто ходил между людьми, больше нет. Тот, кто явился тебе, был истинный Пророк и Мессия, который провозгласит новую плодородную эпоху, новую жизнь не только на Земле. Ибо Христос, Иштар или кто угодно – это земное имя. А он носит много имен, и не только земных.

Я снова был поражен. И эти слова снова укрепляли меня в вере.

– Он Мессия космической религии? – спросил я.

– Нет космической религии. Космос слишком разнообразен для этого. Но есть такие идеи, которые способны управлять всей Вселенной.

– Так о какой идее ты говоришь?

– Если ты заметил, Иоанн, – сказал мой друг, – все в мире стремится к объединению. И идеи не исключение. Они тоже стремятся стать частью большего. И завтра наша земная идея соединится с космической. Но для этого многое должно быть отброшено, и мы больше не должны будем говорить Христос или Иштар. Мы будем говорить просто – я верю. – Он остановился и посмотрел мне в глаза. – Ты веришь?

– Я верю, – ответил я.

Мы прошли еще немного. И новые сомнения начали одолевать меня. Я чувствовал, как Антихрист меня искушает.

– Брат мой. Ответь мне и будь честен. Почему ты сказал, что не можешь лгать?

Армен задумался.

– Я не знаю. Я просто не могу лгать.

– Но Иштар сказал то же самое, – неожиданно вспомнил я. – Почему? Это какой-то принцип? Как Символ веры? Почему быть честным так важно для тебя и для него?

Я чувствовал, как быстро появляются один вопрос за другим. Они возникали быстрее, чем я успевал их формулировать.

– Неужели ты никогда не лгал мне? Даже в мелочах? Даже для того, чтобы меня не расстраивать?

Армен остановился и смотрел на меня с недоумением. Я продолжал говорить:

– Ложь – это так просто. Каждый человек неосознанно лжет. Почему ты не можешь? Даже я, наверное, только сегодня лгал тебе полдюжины раз. И не потому, что хотел обмануть, а чтобы не перегружать речь. Это была безобидная, но все же ложь.

– Восемнадцать раз.

– Что? – Я не поверил ушам.

– Ты солгал сегодня восемнадцать раз. А безобидно только пятнадцать.

– Что?! Да как?!.. – Я разозлился. – Как ты можешь считать меня святым, если я такой мелкий лжец? Ну или просто обычный человек. Не ангел и не Бог. Не такой идеальный, как Иштар. Даже как ты.

Мой друг нахмурился.

– Иоанн, очень скоро мы все получим ответы. Я понимаю, что ты чувствуешь страх перед этим великим испытанием, которое тебя ждет. Это нормально.

– Стой! – почти закричал я, ломая ветку дикой вишни. – Просто поклянись мне.

– В чем?

– Поклянись, что все происходящее имеет свой собственный смысл и что все это правильно. И то, что я вижу, отражает действительность, и за Иштар не скрывается Антихрист.

– Клянусь тебе.

– И это слова человека, который не может лгать?

– Это слова друга, который не может лгать.

И я снова увидел эту его вселюбящую улыбку. И снова на душе стало хорошо. И мы пошли дальше.

Летописец сообщал, что мир погрузился в невиданное до этих времен чувство. Никто не знал, что этот новый день принесет. Никто не знал, что будет, когда он выйдет из дома, и вернется ли назад. Земля, по которой ходили люди, была им незнакома. Все было ново и выглядело иначе. Вид за окном, двор и улица. Люди и события. Уже третий день происходили катастрофы и бедствия, которые не могли произойти сами по себе. Они звучали отголосками друг друга.

Землетрясения и цунами, небывалые грозы, пожары, ураганы, потопы, загрязнение вод, смог в воздухе. Буйство животных, птиц и рыб. Помешательство многих людей. В Ватикане загорелся собор Святого Петра. В Москве в храме Христа Спасителя сумасшедший в припадке убил несколько прихожан. На статую Христа в Рио-де-Жанейро упал самолет, отбив Спасителю бетонную голову и руку. В Мекке, Каире, Басре, Иерусалиме и Стамбуле в толпах молящихся прогремели взрывы. И так далее, и тому подобное, говорил Летописец. Скорбь и страх стали предвестниками огромной радости.

Ночью я не спал и усердно молился, и голос внутри сказал – воззри тех, кто рядом с тобой. И я обратил свой взор на ночных богомольцев и понял в глубине души, что хоть я и не знал своего прошлого, но никогда прежде не видел таких верующих. Коммуна открыла мне совершенно другой способ веры. Тут не было веры неистовой, веры несдержанной и неспокойной, теряющей себя, растворяющейся в словах молитвы или ударах головы о землю. Вера этих людей была спокойна и возвышенна. Глядя, как эти люди молятся, я не испытывал обычного стеснения, что таинство так явно себя проявляет, напротив, хотел встать с ними в один ряд.

Среди них был старик Рафаэль, изможденный от выпавших испытаний, с посеревшим от пыли лицом, но очень спокойный. И я спросил:

– Я думаю, что люди обычно молятся иначе. Почему ты говоришь с Богом, а сам при этом выглядишь как обычный уставший человек? Где твое рвение?

– А разве я не обычный?

– Но разговор с Богом требует самоотдачи, самоотречения. Мы рабы Его и должны говорить с Ним снизу вверх. Не на равных.

– Я молюсь стоя, сложив на груди ладони и склонив голову, или даже сидя на стуле, а иногда даже на ходу, потому что Богу все равно. Для Бога мое тело и как оно расположено не имеет значения. Он этого не видит. Глаза Бога видят лишь то, чего нет в этом мире. Мою веру, мою любовь и смирение перед лицом Его. Позы, которые принимает мое тело, видят только другие люди.

Я удивился.

– Разве ты смирен, если не стоишь на коленях? Может ли смирение существовать без преклонения?

– Ты думаешь, что стоящие на коленях смиренны? Если так, это очень наивно. Часто в нашем мире стоящие на коленях таят злобу и не хотят показать ее. Они используют смирение как маску, под которой скрывается еще большая страсть.

Я задумался. И спросил:

– А почему ты так спокоен? Твоя любовь к Богу так слаба, что ты не проявляешь эмоций?

– Движения и причитания отвлекают меня от молитвы. Сложно сосредоточиться на мысли о Боге, пытаясь вообразить себе его бытие, когда все силы уходят на другое. Я спокоен только внешне, но внутри я каждый раз стараюсь сосредоточить все силы своего дряхлого ума и всю открытость своего почерствевшего сердца.

– Да, – сказал я. – Вот почему мне захотелось об этом спросить. Внутри оказалось гораздо больше, чем было снаружи.

Я поблагодарил старика Рафаэля за объяснения и обратился к Богу. Я старался говорить с ним, сохраняя достоинство. Мне было так страшно, что я не осилю то, чего от меня ждут эти прекрасные люди, что готов был сгореть на месте.

Что значит крестить Спасителя? Что это значит для меня и для всех? Иштар сказал, что крещение снимет с него грех. Но почему? Господь уже был крещен, и теперь он возвращается на Землю Богом, а не грешным человеком. Зачем тогда крещение?