Владимир Алексеев - Чудо [litres]

И я сказал:

– Если ты очистишься от земного в этой реке, то Земля восстанет против тебя.

И он сказал:

– Этот мир лишь колыбель моя. Грустно погибнуть в колыбели.

И тогда я сказал:

– Меня считали долгожданным Мессией, но я им не был. Я Предтеча. И я крещу лишь водою, потому я остаюсь здесь, а ты будешь крестить Духом Святым, и тем, кого ты окрестишь, будет открыт весь мир.

Я омыл его водой из реки и сказал:

– Идущий за мной, встань впереди меня.

А затем я сказал остальным, и мой голос звучал, как гром с небес:

– Покайтесь. Потому что приблизилось Царство Божие.

В этот момент дальняя звезда стала очень яркой, так что ее лучи осветили весь Млечный Путь и дошли до края воды. И я сказал:

– Вы избраны и собраны со всей Земли для этого дня. Встаньте и идите через эту воду к вратам нового мира. Оставьте все, что имели, и получите то, чего достойны.

В этот момент Иштар поднялся в воздух и воспылал невиданным огнем, как огромный крест. И все тут же встали с колен и двинулись к воде. И случилось то, что должно было случиться. Послышался рев, и из Земли выросли гигантские руки, из которых торчали камни и деревья. И многих идущих к воде эти руки брали и тащили под землю, и было слышно, что Земля перемалывает кости. Но никто не стонал и не плакал, не падал с ног и не пытался спастись. Участь предрешена. Только избранные должны встать на новый путь.

И тогда появились гигантские чудовищные птицы с волчьими головами, выпускающие огонь из пасти и камни из лап. Еще больше людей было сожжено и задавлено камнями. И все же никто не поддался отчаянию. И даже когда из Земли поползли тысячи змей, которые обвивались вокруг ног и шей и жалили в глаза, и ослепляли идущих, никто не попросил пощады. И в воде идущих ждала опасность. Многоголовая гидра хватала и терзала многих, и еще больше погибло и захлебнулось водой.

И когда света почти не было видно, и земная пыль, пропитанная кровью, заполонила все вокруг, из воды появились столпы света, идущие высоко вверх, и я увидел, что те, кто очистился водой, попадали в эти столпы и вознеслись к планетам и звездам. И я увидел, что из Земли вышли каменные гиганты, которые стремились перекрыть своими телами доступ к этим столпам. И много столпов рухнуло, создавая вокруг хаос, в конце концов остался только один. И я видел, что Иштар был в нем. И я видел, что он прощается с Землей и с теми, кто не был избран. И слезы подступали к глазам.

И я увидел, что столб света устремился к звездам. И стало тихо. Гигантские руки вернулись под землю. Чудовищные птицы, гидра и гиганты окаменели. Пыль осела. Вернулось небо и облака на нем. Солнце снова стало тусклым. И пошел дождь. Земля плакала, умываясь слезами. И в этот момент я увидел свою мать. Она бежала ко мне, но ее остановили. Я слышал, как она крикнула:

– Спасибо! Мой сын!

Ее увели, и я больше ее не видел. Я остался один. Сначала меня покинул слух, я перестал слышать. Затем обоняние и зрение. Я чувствовал, что падаю, но еще до того, как упал, я перестал чувствовать. Но я не умер. Я просто должен был отдохнуть.

…Рядовой Дунаев оказался довольно скучным собеседником. Сколько я ни старался, но его эрудиция и кругозор не позволяли нам обсудить что-то по-настоящему стоящее. Скажем, аборты или казни в документальном кино. Разговорить этого парня было очень непросто.

– Ну что, – сказал я, – ты долго запоминал, как пройти этот лабиринт?

– Нет, – ответил рядовой.

– Неужели? Я бы никогда не запомнил. Слушай, Дунаев, раз уж нам идти здесь еще так долго…

– Пятнадцать минут.

– Ну я и говорю. Раз уж судьба свела нас в этом темном коридоре, я хочу тебя спросить.

Он покорно промолчал.

– Как ты относишься к гомосексуалистам?

– Это плохой вопрос.

– Почему? – спросил я голосом оскорбленной невинности.

– Нельзя о гомосексуалистах говорить так, будто это люди второго сорта.

– Так ты сейчас сам это и сделал.

– Поэтому это плохой вопрос.

– Я понял. Ты считаешь, что это люди такие же, просто у них другие предпочтения. И мы должны их уважать.

– Да.

– А как бы ты выразился про тех, кто во взрослом возрасте пьет грудное молоко? Или, чего доброго, любит экскременты?

Дунаев поморщился и не ответил.

– Я вот не хочу уважать их вкусы. Кстати, есть еще те, кто с детства любит мучить сначала животных, а потом и людей заодно. Некоторые даже прямо-таки нуждаются в том, чтобы кого-то расчленить. Это вовсе не от того, что они негодяи. Это у них в природе, понимаешь.

– Это другое.

– Так, – ухватился я, – а в чем разница?

– Гомосексуалисты ничего плохого другим не делают.

– Тут я с тобой полностью согласен. Ну, разве что занимаются пропагандой своего сексуального поведения, давая понять мальчикам и девочкам, что теперь у них есть выбор. Во времена моего детства такого не было.

– Разве это хорошо?

– Что у меня не было выбора? Ну, знаешь, выбор всегда есть. Просто его не навязывали так агрессивно. Думаю, если бы я учился сегодня, то точно стал бы гомосексуалистом. Какой смысл терпеть этих женщин с отвратительным характером, если вокруг столько чудных пацанов.

– Вот видите.

– Дунаев, – сказал я строго, – у тебя совсем нет фантазии. Я рассуждал гипотетически.

– Мы уже близко.

Я заметил, что мрак в лабиринте становился светлее.

– Я успею спросить тебя еще кое о чем?

– Да. Но, пожалуйста…

– О чем-то приличном. Ну, конечно. – Я улыбнулся. – Прости меня, так много навалилось в последние дни. А тут еще этот Источник и человек под водой. Я заметил в лаборатории Армстронг фотографию.

– Я там не был.

– Это молодой человек, которого я знаю. Он сейчас обычный. В смысле здоровый. А там, в лаборатории, я нашел фотографию, где он был… Как бы это сказать…

– Нездоровый?

– Да. Пожалуй.

– Как и все, – сказал рядовой серьезно.

– Что значит, как и все?

– Екатерина Андреевна подарила мне вторую жизнь. Я умирал от редкой формы рака. Оставался месяц, как говорили врачи. Было очень больно, и я был все время на наркотиках. Вы знаете, что у нас эвтаназия запрещена.

Мне стало гадко на душе от того, как я вел себя.

– Да, знаю, – ответил я серьезно.

– Но я умолял. И отец нашел клинику, где обещали, что я просто однажды утром не проснусь. И что мне будет совсем не больно. – Он добавил, помедлив: – В другой стране.

– В Голландии?

– Да. Там я познакомился с Екатериной Андреевной. И она предложила мне выбор.

Я понял, что волнуюсь. Невольно сердце начало биться быстрее.

– Какой выбор?

– Просто умереть. Или попробовать экспериментальное лечение. Вероятность была один к десяти, что получится. Шанс совсем небольшой, но что мне было терять?

– Лечение? – Я был, мягко говоря, удивлен.