Кристиан Бэд - Вторжение 1: высший разум [СИ]

— Лиза! — заорал Вадим, осенённый догадкой, и бросил на колени девочки пуговицу. — Черепа — не настоящие! Видишь!

— Что это? — непонимающе всхлипнула она.

— Я уже брал эту куртку! И карманы обшаривал! Ну, привычка у меня такая. Бабушка ругает. Вот! Там пуговица была в кармане! А теперь — она опять там! Куртка — не настоящая, понимаешь? Она исчезла и появилась снова. С пуговицей! Понимаешь? И верёвки пропали! Значит, тут всё — фальшивое. И черепа — тоже! Это игра! Все вещи — восстанавливаются!

— Я щас, — сказал Мирон.

Он встал, взял у Вадима куртку, долго изучал — вертел, щупал. Наконец подошёл к Лизе, накрыл её курткой. Сел рядом. Обнял.

— Это точно как в игре, — сказал он ей на ухо. — Мир обновляется до точки респа. Я не знаю, что с нами сделали, но мир — как будто в игре. Кости — это рисуночки, понимаешь? Модельки с текстурками. Очень убедительные, но модельки. А на самом деле — их нет. Иначе — где все твои верёвки? Где гайки Вадима?

— А где? — всхлипнула Лиза.

— Да вот они! — Вадим побренчал гайками в кармане, вытащил горсть для убедительности. — Гайки вернулись в карман! Видишь?

— Ты черепов боишься, а их — просто нету! — твердил Мирон, поглаживая Лизу по спине.

— Эти психологи — гады! — рявкнул Вадим, видя, что Лиза продолжает всхлипывать. — Это игра! Мерзкая паршивая игра! Но выбраться надо, чтобы хотя бы по репе им настучать! Поняла? У нас два часа! Надо собрать кости! Много! Кидать часто и по башкам! А когда я убью одного — во второго надо кидать и кости, и бола! Тащить за ногу, чтобы он меня не успел достать! Понимаешь? Ну?!

Лиза попыталась кивнуть.

— Надо кидать, понимаешь?

Вадиму очень хотелось погладить Лизу по плечу, как это делал Мирон.

Чего он боится-то? Ведь умер уже один раз, а девочку потрогать — никак? Мирон, вон — хитрый, пристроился и гладит себе!

Вадим подошёл, постоял над Лизой, собираясь с духом, сел рядом, положил руку на грубый кожзам куртки, ощутил под ним живое и тёплое. Погладил, столкнувшись с ладонью Мирона. Зыркнул на него, нахмурился.

— Лиза, ты не… — хотел сказать: «не трясись, ведь руки будут дрожать», но понял, что говорить надо другое, и оттого понёс уже совсем отвязную пургу. — Ты не бойся, ладно? Иначе всех нас убьют. Когда ты говоришь «все умрут», и когда умирают — это не одно и то же, понимаешь?

Лиза всхлипнула, но кивнула.

— Ну вот, — поддакнул Вадим, обретая хоть какую-то почву под ногами. Успокаиватель он был фиговый.

Мирон, однако, молчал, и продолжать пришлось ему.

— Ну, подумаешь — череп? — твердил Вадим, наглаживая куртку. — Из них чашки делали для вина. А тебе надо всего лишь кидать. Давай, кончай реветь! Да и верёвки — кто, кроме тебя, сделает? Мы такое не потянем, Лиз. Ну, кончай, а?

Вадим ещё раз погладил Лизу, и тут взгляд его упал не её короткие школьные бриджи.

— Лиза, штаны! У тебя другие штаны!

Лиза всхлипнула, вытерла глаза, ощупала себя руками.

— Вот видишь! — обрадовался Мирон. — Просто фактура! Нету тут ничего!

— А мы? — обалдело спросила Лиза.

— А вот это — вопрос, — согласился Мирон. — Я пока не понял, но…

— Разберёмся в процессе! — подытожил Вадим и покосился на возникшую у него под носом руку Ильи, подковылявшего потихоньку поближе. Не по возрасту мощную и жилистую. Почти как у взрослого мужика.

— Ты каким спортом занимался? — он поднял глаза на Илью.

— Да разное было, — пробурчал тот. — Сначала греко-римской, потом каратэ и бои без правил.

— А меня в детстве на айкидо водили. Только я убегал и прятался в раздевалке, — фыркнул Мирон.

— А меня пытались водить на балет, — улыбнулся Вадим, и перед глазами встала худющая девочка-балетмейстер, чуть-чуть похожая на Лизу. — Я бабушку шантажировал и заставлял перед каждым балетом мне мороженое покупать. Лиз, а ты тоже, поди — на балет?

— Я в художку ходила, — тихо-тихо проговорила Лиза. — А ещё у нас собака была. Кашкой звали. Папа придумал. Белая пушистая Кашка. Она меня в садик провожала и ждала у крыльца.

— Кашка-ка… — фыркнул Мирон, но осёкся.

— А ник у тебя в вк — какой?

— Рысь, — вздохнула Лиза.

— Хороший какой. А я — просто Вад Дим. Мне казалось, что так прикольно, а теперь надоело, да толку-то. Все уже привыкли. Так и буду теперь, наверное, до пенсии Вад Дим.

Лиза чуть-чуть улыбнулась.

— Ты из какой школы? — спросил Вадим.

— Из двадцатой.

— Из нашей? А как я тебя не видел ни разу?

— А я — новенькая. Мы переехали неделю назад.

— Давай, приходи в себя, новенькая, — сказал Вадим, улыбаясь изо всех сил, аж челюсти заломило. — Черепами будешь монстров мочить. Черепов у нас много, они не тратятся.

— Ножик дай тогда, — попросила Лиза. — Верёвки надо заново плести. Все верёвки исчезли.

Вроде бы она почти перестала дрожать.

Вадим с облегчением встал и убрал руку с тёплого плеча девочки, понимая, что он и сам рядом с ней согрелся до самого нутра и больше теперь вообще не замёрзнет.

Отдал ножик, постелил кусок рубашки и вывернул всё из карманов. Зажигалка, спички… Может, поджечь чего, а?

Лиза рвала рубашки, безошибочно выбирая знакомые, уже изорванные один раз. Она тихо мурлыкала себе под нос. Сначала почти неразборчиво, потом — громче.

Вадим слушал и мастерил из верёвки и гаек кистень. А потом, когда Лиза протянула ему первый кусок плетёнки — взялся за бола.

Эта Лиза — она была такая странная. Она, конечно, ревела и визжала, но совсем не так, как другие девчонки в классе и в параллели.

Лиза ревела без особенной цели, не выделываясь. Для себя, а не для пацанов. И прав а не качала. Ей просто было плохо, и потому её хотелось утешать.

Вадим уже и забыл, что девочек утешать так приятно. Одноклассницы ему нравились примерно до прошлого года, а потом в них словно бы что-то сломалось, или они массово подписали договор с дурдомом: стали истеричными, ехидными. А если ревели — то так, будто все вокруг были виноваты.

Он потерялся слегка, не мог сообразить, как вести себя с переродившимися одноклассницами, чтобы просто и без обязательств позвать в кино или покататься на велике. Ведь потом он иногда хотел точно так же позвать покататься другую.

Так было можно ещё прошлым летом и вдруг стало нельзя. А ему всё ещё нравились многие и разные. Да и вообще нравились примерно все более-менее симпатичные девчонки из класса.