Таде Томпсон - Роузуотер [litres]

– Мачо! Послушай, не думаю, что ты смог бы мне как-то навредить, даже до того как я оказался здесь. Я изучил множество боевых стилей. Барбадосский бой на палках, ушу у нескольких китайских монахов. И кстати о Китае, вот твоя подруга.

Передо мной стоит неизвестная мне китаянка, ее голова вывернута на сорок пять градусов. Может, реаниматка? Вокруг нее нет ничего, никакой улицы, никакого контекста. Ее глаза следят за мной и мигают с тревожной регулярностью.

– Это не моя подруга, – говорю я.

– О? Странно. Зачем тогда мы здесь? О, я знаю. Ее зовут Чжан Ван. Ты украл ее деньги в Лагосе. Она села в такси и думала, что сможет заплатить. Она не смогла. Таксист вышвырнул ее в неблагополучном районе, она попала под грузовик и умерла.

– Я не…

– О, но ты это сделал, Кааро.

Так все и продолжается, он приводит меня к разным людям, одних я смутно помню, другие стерлись из памяти, но всем им я осознанно или неосознанно навредил. Я начинаю думать, что это похоже на ад. Ад Кааро, только вместо Вергилия у меня неудавшийся священник-психопат.

Мы оказываемся у копии могилы моего отца.

– Что мы здесь делаем? Это никак ни с чем не связано, – говорю я. Даже для меня это звучит фальшиво.

Райан Миллер неумолим. Он садится на надгробие.

– Слезь с него, – говорю я.

– Зачем притворяться, что тебе не все равно? – говорит он. – Ты не был на похоронах.

– Я был занят.

– Убивал повстанцев.

– Я никогда…

– Данные, которые ты добыл, привели к гибели повстанцев. Твой талант используют для убийства. Как в случае с твоим отцом.

– Мой отец умер естественной смертью.

– В шестьдесят два, от инсульта, вызванного твоими преступными выходками.

– Прекратите.

– Твоя мать тоже умрет, и это будет твоя вина. Весь твой род исчезнет.

– Зачем вы это делаете? Где ваша человеческая доброта?

– Во мне нет человеческого, Кааро. Я совокупность электрических импульсов и моноаминовых нейромедиаторов. Ты это знаешь. А может, я даже не это. Может, я у тебя в голове – олицетворение твоей вины. Может, это единственный путь к твоей цели.

И я сразу же оказываюсь во внутреннем дворе оборонительной системы Болы, не уверенный в том, видел я Райана Миллера или нет, но все равно потрясенный. Я в храме, который, как я помню, был возведен из мышц и костей. Теперь это кошмар из разлагающейся плоти. При каждом шаге я проваливаюсь, и гной льется на мои лапы, орошая шерсть. Я решаю взлететь. Стены истекают слизью и сывороткой, на потолке проступает красная жидкость. Все дрожит и колеблется. Я блокирую невыносимый запах и лечу к алтарю, который едва можно узнать. Если Бола оставила мне послание, оно будет здесь, но мышечные волокна порвались, сползли и слиплись. Пол вокруг исцарапан. Костяной центр алтаря оголен. Когда-то прямоугольное сооружение не кажется разложившимся, как остальной храм. Дыры похожи на следы укусов, как будто его ели.

Нет, едят .

Я чувствую удар, отлетаю, вращаясь, и врезаюсь в стену с такой силой, что погружаюсь в мышцы и чувствую, как кости крушат меня. Боль совершенно исключительная, и я ощущаю напряжение, когда мое физическое тело в Роузуотере пытается проснуться. Мне удается сориентироваться, я взмахиваю крыльями, топорщу перья, чтобы казаться больше, делаю вдох и прислушиваюсь. Когти выскакивают автоматически, и я издаю пронзительный крик, который, надеюсь, звучит устрашающе.

Первая моя мысль: это какой-то робот. Несколько кубических метров злобы в форме гуманоида мужского пола, отливающего металлическим блеском, около двух с половиной метров ростом. При ближайшем рассмотрении он оказывается чем-то вроде железного голема, что одинаково невозможно, но мы в королевстве разума. Он станет таким, каким захочет воображение его хозяина. Размер тоже не имеет значения, поэтому я бросаюсь на него. Ударяю его в грудину всей тяжестью своей злости, вины, скорби и страха. Удар сотрясает его, и я продираюсь сквозь него, отламываю куски металла, прорываю дыру. Показываюсь с обратной стороны и слышу его нечеловеческие вопли.

Я взлетаю выше и обхватываю его шею хвостом. Не знаю, дышит ли симуляция, но человекоподобный образ может быть по-человечески уязвим. Металлические крошки усеивают мою шерсть и перья, плавясь и двигаясь, словно черви. Я вижу, как они проникают в меня, причиняя боль. Огромный конструкт опускается на колени, однако я начинаю снижаться, успеваю зацепиться хвостом, но он соскальзывает, и я ударяюсь о землю. Вмазываю ему по бедру и вырываю кусок металла, но это ничего не дает, а я чувствую, что силы меня покидают. Я словно покрыт злобными огненными муравьями, которые вгрызаются в меня и едят меня изнутри.

Я умру и даже не узнаю почему. Аминат найдет меня уже мертвым или в коме. После Болы это будет охренеть как трагично и несправедливо. Моя мать. Я хотел бы увидеть ее перед смертью, извиниться за папу и все остальное. Я убежал от своей семьи и своих обязанностей. Я не хочу умирать. Нет, не только это. Я хочу жить.

– Значит, будешь, – говорит голос Молары.

Она парит, ее крылья бьются быстрее, чем может уловить глаз, кровь хлещет из ее глаз, ушей, носа и рта, с шипением капает на металлического человека и плавит его. В моем сознании возникает ощущение боли, и металл вылетает из меня к своему источнику, но уже слишком поздно. Он сжался до грязной лужи, над которой испаряется остаточный ментальный след.

– Привет, Грифон, – говорит Молара.

Элегантным жестом Феми завершает разговор у окна, где она шептала в телефон, и возвращается к столу. Я не могу перестать пялиться на нее и уверен, что никогда не видел никого настолько же прекрасного, даже по телевизору.

– Мы пока не можем получить доступ к ресурсам, – говорит она. Маленькая вертикальная морщинка у нее между бровями.

– Почему?

– Что-то связанное с киборгами на ферме. Какого-то парня убили, но всех деталей я не знаю. Они еще сопоставляют данные, но это значит, что пока мы не можем добраться до Регины Огене.

– Ты обманываешь, когда говоришь, что не знаешь всех деталей, разве нет?

– Да. Я просто не могу тебе сказать.

– Можешь получить доступ к архивам отсюда? – спрашиваю я.

– К некоторым.

– Ты что-то скрыла из той подборки, что давала мне. Что конкретно сделала Велосипедистка, чтобы разозлить президента?

– Нам не положено знать, – говорит Феми. Она садится, берет мой бокал с коньяком и делает глоток, прежде чем отдать мне. На нем остается след ее помады.

– Но ты ведь сказала, что она какая-то анархистка. Это предполагает публичные акты, я не знаю, гражданского неповиновения, вандализма и чего-то в таком духе?

– Необязательно. Что ты знаешь об анархизме?