Таде Томпсон - Роузуотер [litres]

В жопу. Я прогоняю пузырников.

Ничего не меняется.

Что?

Я пробую снова. Никакого эффекта. Думаю, образы, которые я оставил в голове у Шесана, были там так долго, что его мозг воспринял их как реальные. Если он думает, что они настоящие, мое вмешательство бесполезно. Замечательно. У меня не раз бывали хреновые идейки, и эта – прямо классика.

Пузырники замечают меня, и парочка отделяется от остальных, чтобы напасть. Я щелкаю клювом и издаю зловещий крик. Их это не пугает. Я выпускаю когти на передних и задних лапах и взмахиваю крыльями, чтобы набрать высоту. Они следуют за мной, но я лучше маневрирую. Я бью их, разрывая спинные газовые мешки. Один кусает меня за лапу. Я неправильно подошел к делу. Я стряхиваю его, взлетаю выше и бью крыльями, пока не поднимаю мощный ветер. Он уносит всех пузырников, оставляя только перепуганного Шесана Уильямса. Я спускаюсь и встаю перед его окровавленным ментальным образом. Он дрожит, но не убегает.

– Шесан Уильямс, ты узнаешь меня? – спрашиваю я.

Он качает головой, но потом задумывается.

– Ты трахаешься с моей женой, – говорит он.

Я бью его по лицу, но когти я уже втянул, поэтому не раню его. Уильямс падает на одно колено, потом встает. Я слышу шорох приближающихся пузырников. Они смелеют и окружают нас. – Заставь их исчезнуть, – говорю я.

– Я не могу.

– Можешь. Это все ты. Я к этому отношения не имею.

– Врешь.

– Хорошо. Оставайся тут, и пусть тебя жрут заживо снова и снова.

– Ты можешь забрать меня с собой? – спрашивает он голосом, полным надежды.

– Зависит от твоего тела, Шесан. Оно слишком повреждено. Если ты не выйдешь из комы, я тебе помочь не смогу. Тебе есть что передать семье?

Он на секунду задумывается.

– Скажи: мне жаль, что я причинял им боль. О выбранной жизни я не жалею. Видит Бог, они от этого только выиграли. Аминат от этого выиграла, а потом всадила мне нож в спину.

– Что ты имеешь в виду?

– Она тебе не сказала? – он начинает смеяться, а пузырники приближаются и начинают кусать его.

– Что не сказала?

– Она коп под прикрытием.

Двадцать четыре часа спустя я подаю рапорт Бадмосу, главе подотдела О45. Впервые с тех пор, как на них работаю, я набираю описание всего, что произошло: болезнь сенситивов, Молара, Полынь, Бола, ксеносфера, роль Утопия-сити и то, что рассказал Энтони. Где могу, вспоминаю дословно. Добавляю контекст и собственные догадки. Это лучшая работа, какую я только доверял бумаге. Я ожидаю, что она подтолкнет департамент к действию. Этого не случается.

Бадмос кивает, издает поощрительные звуки, означающие, что я молодец, и откладывает зашифрованный носитель в сторону. Я знаю, что его сдадут в архив и потеряют. Он предостерегает меня, чтобы я не делился своими впечатлениями больше ни с кем, и намекает, чтобы я не покидал город. Нет, я не могу увидеться с боссом, но мое сообщение передадут. Я скучаю по Феми. Я знаю, что если бы она была здесь, она устроила бы мне встречу напрямую. Эурохен, должно быть, слишком занят тем, что подлизывается к политикам.

Мне кажется, что им уже известно то, о чем я рассказал. Еще они не хотят, чтобы я участвовал в принятии решения. Они мне не доверяют. Они никогда полностью не доверяли сенситивам, но дело не только в этом. Во мне видят агента захватчиков из-за того, что я ношу в себе и что могу сделать. Мне не позволяют даже продолжить допрос. Глава подотдела слишком уж небрежно отмахивается от этого дела и от меня.

Аминат возвращается через неделю. Мой телефон получает запрос на отслеживание, и я вижу ее идентификатор. Я даю разрешение, и мое сердце колотится от ожидания и возмущения. Я сижу на крыше невысокого дома с видом на Йеманжу. Это заброшенный парк. Я только что закончил разговаривать по телефону, когда почувствовал запах ее духов.

– С кем разговаривал? – спрашивает она. – Новая подружка?

– Можно и так сказать. Я могу получить новую работу в Национальной научно-исследовательской лаборатории.

Она садится рядом, прижимается к моему плечу и смотрит на реку. Какой-то несчастный балбес пытается ловить рыбу в вязком потоке. Ничего он не поймает, кроме мутантов да болячек.

Аминат выглядит прекрасно, на ней узкие джинсы, демонстрирующие ее сильные ноги, но я чувствую в ней усталость, а ее левое запястье в гипсовой повязке.

– Ты в порядке?

– Да.

– Расскажешь, куда пропадала? – спрашиваю я.

Она качает головой.

– Ты меня все еще любишь?

Она кивает.

– Кто-то другой был?

Она легонько меня толкает. Я качаюсь обратно, словно маятник.

Мы сидим в вечернем свете, смотрим на глупого рыбачка и молча любим друг друга.

Возвращение к жизни кажется знакомым, и только спустя секунду я понимаю почему. Заглянув в голову Энтони, я получил его воспоминания, а он возвращался уже много раз. Я чувствую, как чужие клетки заменяют мои порванные кровеносные сосуды, восстанавливают поврежденное ударом сердце, скрепляют заново кости, сшивают мышцы, подкожные ткани и наконец кожу. Возвращается слух, и мир заполняется стрельбой. Веки кажутся набитыми песком, но я все равно их поднимаю. Я на треть засыпан землей, и на лице у меня песок. Земля влажная. Я смотрю на свою грудь. Одежда порвана, но шрама на коже нет. Вдобавок к выстрелам, грохочет еще и гром. Землю, кажется, трясет, но, может, это кружится голова.

– Ты в порядке? – говорит Ойин Да.

Она склонилась надо мной и выглядит встревоженной, но не совсем испуганной. Энтони у нее за спиной, смотрит в другую сторону.

– Он в порядке. Лучше, чем новый, – говорит Энтони.

По земле прокатываются волны.

– Не думаю, что я в порядке. Мне кажется, что земля шатается.

– Это не ты. Земля действительно шатается, – говорит Ойин Да.

– Что? – Я встаю. Земля легонько вздрагивает, не так как при землетрясении, но смещение почвы очевидно. – Что происходит?

Энтони поворачивается и берет меня за плечи:

– Твои работодатели нас атаковали. Ты, дуралей несчастный, попытался меня спасти и получил пулю в грудь. Спасибо тебе. Я этого не забуду, хотя, честно сказать, опасность мне не угрожала.

– Кааро, ты должен решить, – говорит Ойин Да. – Энтони воздвигнет барьер между нами и ними. Ты можешь остаться здесь или вернуться к прежней жизни.

– Я…

– Пойдем со мной, – говорит она. Впервые она проявляет какой-то интерес ко мне, и ее взгляд забуривается мне прямо в душу. В нем обещание, но я не знаю чего. Она не секс-бомба с телесами, выставленными напоказ, и не пытается быть красивой. Она думает о науке и ценности прогнозирования. Меня тянет к ней, но я и боюсь ее. Но и она боится меня, того, что я ее отвергну. За всей ее активностью я ощущаю неуверенность. Сверкает молния, превращая ночь в день, озаряя ее лицо и шевелюру. Выясняется, что то, что казалось мне сухой грозой, это на самом деле электрические разряды, которыми ганглии поражают нападающих.