Хейли Баркер - Шоу непокорных

Но даже если они не знали тогда, то теперь наверняка в курсе того, что случилось.

Это была громкая новость: самая громкая, и не только в местных масштабах, но и в масштабах страны, а может, и всего мира. Что они чувствуют, зная, что маленькая девочка, которую забрали у них, оказалась закоренелой преступницей, к тому же безнаказанно сбежавшей от полиции? Думаю, они никому не говорят, что я их дочь. Наверное, им слишком стыдно в этом признаться.

Как это ужасно — не знать правды. Постоянно мучиться вопросами, без конца искать ответы, которые никогда не находятся. По крайней мере, дети несчастной Прии больше не будут терзаться неведением.

Нет, я не права. Теперь им хуже, гораздо хуже, чем мне. Раньше у них была надежда, нечто такое, за что они цеплялись. Теперь у них есть лишь горе и пустота. Теперь им нужно каким-то чудом обрести силу, чтобы противостоять холодной, жестокой реальности, в которой они будут расти без матери.

Смерть — это конец всякой надежды.

Слезы застилают мне глаза, угрожая вот-вот скатиться по щекам. Я вытираю их. Я должна быть сильной. Должна сосредоточиться на позитиве. По крайней мере, в цирке больше нет Сильвио. Кто бы там теперь ни заправлял, каким извращенцем ни был, сомневаюсь, что он такой же зверь, каким был Сабатини.

Я больше не буду думать об этом жутком месте.

Увы, это дается мне с трудом — цирк крепко засел в каждой ячейке моей памяти. Всякий раз, вспоминая его, я злюсь на себя за мою предательскую слабость.

Я так далеко унеслась в своих мыслях, что даже не смотрю, куда иду. Я сворачиваю на дорожку, которая, как мне кажется, ведет к нашей маленькой картонной лачуге, но ее там нет.

Я пытаюсь найти путь назад, но еще больше и больше запутываюсь. Я плутаю туда-сюда и, в конце концов, даже не знаю, в каком направлении я двигаюсь и откуда пришла. Эти трущобы представляют собой бесконечный лабиринт крошечных, сбившихся в кучки хижин, и спустя какое-то время они все кажутся мне одинаковыми.

Тучи над моей головой сгущаются еще больше. Стремительно темнеет. Начинают появляться группы людей, они вновь собираются вокруг костров. Никто не заговаривает со мной. Когда я прохожу мимо, они просто умолкают и безмолвно таращатся на меня.

Должно быть, прошлой ночью они слышали истошные вопли, доносившиеся из дома Кадира. Ужасные, мучительные крики, не смолкавшие несколько часов подряд. А потом ничего. Тишина, которая, казалось, длится вечно. Знают ли они, что это из-за меня?

Мимо, едва не сбив меня с ног, пролетает ватага детей, а потом дорогу мне перебегает огромная крыса с блестящими глазками.

Между тем начинается дождь, сначала слегка накрапывает, но затем становится все сильней и сильней. Холод проникает под мою тонкую одежду, пробирая до самых костей. Люди, собравшиеся было вокруг костров, быстро расходятся по своим лачугам. Я в полном одиночестве бреду по опустевшим дорожкам в поисках Греты и Джека.

Неужели Бен сейчас где-то в этом огромном городе? Есть ли у него крыша над головой? Он в безопасности?

Я понимаю, что окончательно заблудилась. Я вновь оказываюсь на дальней окраине трущоб, недалеко от того места, где мы вошли сюда вчера и куда прошлым вечером меня привели похитители. Я подхожу к огромному мусорному террикону и поворачиваюсь лицом к центру трущоб. Думаю, теперь я сориентируюсь.

Тишину нарушает какой-то звук, появляется группа темных фигур, которые скользят вдоль забора. Я отступаю, прижимаясь к тени вонючей насыпи позади меня, стараясь не думать о крысах и гниющих объедках. Не знаю почему, но для меня вдруг становится жизненно важно, чтобы они меня не увидели. Наверное, потому, что у них зловещий вид и они явно что-то замышляют.

Они говорят приглушенным шепотом, но я так близко, что мне хорошо слышно каждое их слово.

— Итак, все в курсе, кто что делает? И никому ни слова. Если это станет известно, нам всем хана.

— Что-то мне это не нравится, — говорит другой. — Мы не готовы. Какой смысл торопиться в такое место, не подготовившись полностью. Там на каждом шагу охрана, особенно после того, что случилось в прошлом году. Все пойдет наперекосяк, вот увидите.

— Мы должны сделать это сейчас, — говорит первый парень. — Или ты забыл, что там его брат? Мы обещали ему. И вообще, мы готовы. Феликс несколько недель изучал это место, а Билли сегодня вечером отправился напоследок взглянуть на него.

— Что, если его поймают?

— Не поймают. Сами знаете, как он хорош в таких делах.

Короткое молчание.

— Завтра вечером, — говорит первый парень. — Согласны?

— Согласны, — отвечают ему другие, после чего все обмениваются коротким рукопожатием. — Братство! — говорят они в унисон и один за другим расходятся.

В одном из них есть нечто знакомое, даже в темноте. То, как он засунул руки в карманы, как сутулит плечи. Выждав пару секунд, я, крадучись, следую за ним. Я подбираюсь все ближе и ближе, пока наконец не убеждаюсь в том, кто это такой.

— Феликс, стой!

Дождь льет еще сильнее прежнего. Феликс резко оборачивается, и дождевые капли веером слетают с его капюшона.

— Я слышала вас, — говорю я. — Там, за кучей мусора. Что вы задумали?

Он смотрит на меня непонимающим взглядом.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Я ничего не задумал.

— Только не надо лгать. — Я подхожу к нему ближе. — Вы собираетесь напасть на цирк.

Где-то внизу живота затаилось дурное предчувствие. Я не знаю, что произойдет, если я нажму эту кнопку, но чувствую, что ничего хорошего не будет.

Внезапно Сильвио резко выбрасывает руку вперед и, ударив сверху по моей ладони, прижимает ее к кнопке.

Следует ослепительная вспышка, и Шон, дернувшись, падает вперед. Его тело сотрясают судороги, глаза готовы вылезти из орбит.

Я смотрю на лицо Лии на экране. Она бросает быстрый взгляд вверх, и ее губы что-то шепчут. Может, молитву? Затем она обнимает Шона за талию. Стоило ей прикоснуться к нему, как через ее тело пробегает электрический разряд. Оба беспомощно падают и в судорогах катаются по сцене: дергаются, трясутся.

Они больше не похожи на людей.

Я выдергиваю руку из-под руки Сильвио, но, увы, слишком поздно. Шон и Лия продолжают биться в конвульсиях.

Мой желудок подкатывается к самому горлу.

У них обоих перевязаны руки. Они уже прошли через это раньше, и будут проходить каждый вечер, начиная с завтрашнего дня. Каждый вечер, до тех пор, пока?.. Видимо, пока не умрут. Сколько электрических разрядов способен выдержать человеческий организм, прежде чем лишится последних сил?

Наконец конвульсии прекращаются, и они оба тяжело падают на пол. Я даже не уверен, что они живы.

— Да ладно, пора привыкнуть! — кричит Сильвио и театрально закатывает глаза. — Подумаешь, легкий шок. Эти людишки чересчур хилые!