Хейли Баркер - Шоу непокорных

Она утверждает, что не собирается оправдываться, но я бы так не сказала. Бен без малейших колебаний отказался от своего статуса. Да и Джек тоже не ждал, когда ему наконец позволят высказать свое мнение. Ради нас он пожертвовал всем, что у него было.

Но я не говорю этого вслух. Что это изменит? Я просто сижу рядом с ней, слушая, как она пытается найти оправдание своему соглашательству.

— Как оказалось, нас, сочувствующих, было много, если не большинство, но никому не хватало смелости высказать эти вещи вслух. Бен был первым.

Она снова смотрит на дом правительства.

— С каждым днем все больше и больше людей открыто занимают сторону Отбросов, выступают против Вивьен Бейнс и всего того, что она олицетворяет. Волну общественного мнения удалось повернуть вспять, и сделал это твой Бен. Даже если мы на следующей неделе проиграем выборы, то, что я открыто баллотируюсь как кандидат, представляющий интересы Отбросов, уже само по себе победа.

Она смотрит на меня, и глаза ее вспыхивают злорадством.

— Помнишь, я попросила Вивьен Бейнс пройти тест? Ее отказ означает одно: она знает, что это ложь! Я поставила ее в щекотливое положение. Пройди она его, кто знает, какая генетическая грязь всплывет в ее якобы чистой английской крови? Поэтому рисковать она не станет. Но чем дольше она отказывается, чем громче называет тестирование незаконным, тем более шаткой выглядит ее позиция в том, что касается как ее самой, так и любого из нас. Что бы она ни выбрала, это не сулит ей ничего хорошего. Империя, которую она построила, рушится на глазах. Все уже никогда не будет таким, как прежде. Ей не вернуть того времени, когда все ходили опустив головы и помалкивали. Король оказался голым, и впервые никто не притворяется, что видит его новое платье.

Будь Бен на свободе, будь он со мной, возможно, ее слова вселили бы в меня надежду, но сейчас они наполняют меня даже большим страхом, чем прежде. Если Вивьен Бейнс действительно в ярости, ей наверняка захочется на ком-то ее сорвать. И кто лучше всего подходит на эту роль, нежели несчастные цирковые артисты? Или родной сын — тот самый, который первым нашел в себе мужество открыто выступить против нее, который зажег первую искру, из которой разгорелся весь этот ад?

Если он своим поступком причинил ей ущерб, разве не захочет она отомстить ему? Покарать, подвергнуть мучениям?

И если я сейчас выступлю с речью против нее, не сделаю ли я ему только хуже?

Сидящая рядом со мной Лора Минтон продолжает говорить.

— Нам нужно, чтобы тебя увидели как можно больше людей. Мы должны снять идеальное интервью, а затем с одной попытки залить его в Чистую Сеть и на телеканалы. У меня есть спонсор, владелец технической компании, он пообещал сотворить чудеса. То, что ты скажешь, должно быть ярким и острым, должно бить в цель! Если у нас все получится, твоя речь, Хошико, забьет последний гвоздь в крышку гроба этого режима!

Наверное, она говорит правильные слова, но мне все равно. Для меня самое главное — освободить Грету и Бена. А остальная страна пусть позаботится о себе сама.

Впрочем, нет, не совсем так. Мне небезразлична судьба моих цирковых товарищей. Судьба Эммануила, Иезекиля, всех остальных.

Я представляю себе их лица, такие дорогие для меня. А также лица тех, кто не дожил до сегодняшнего дня, многие десятки лиц. Я представляю себе Амину. Я чувствую ее в своем сердце. В отличие от меня, у нее никогда бы не возникло таких эгоистичных мыслей. Я точно знаю, что бы она сказала. Знаю, как бы она поступила.

Мы должны бороться с несправедливостью , сказала бы она. Ради себя и ради других. Мы должны сражаться всеми доступными нам средствами.

Она пожертвовала собой, чтобы спасти меня.

Ее смерть не должна быть напрасной. Я не имею права думать лишь о себе. Я должна сражаться. Ради нее. Ради всех друзей, которых я потеряла. Ради всех несчастных, что сейчас подвергаются в цирке нечеловеческим мукам, готовя себя к ужасу предстоящей премьеры.

Это мой долг перед ними.

Я оборачиваюсь к Кадиру.

— Я все сделаю, обещаю тебе, — говорю я ему. — Прошу лишь об одном: верни Грету. Пусть она выступит со мной. Она давно хотела это сделать.

— А, Грета! — говорит Лора Минтон и бросает на Кадира быстрый взгляд в зеркало. — Я думала, мы задействуем и ее тоже.

Она не знает, что сделал Кадир. Если я скажу ей, остановит ли она машину? Потребует ли она, чтобы Грету немедленно выпустили? А если да, то выполнят ли ее требование?

Кадир бросает мне предостерегающий взгляд:

— Нет, ее не будет. Я потом все объясню. Думаю, с нас хватит одной Хошико. Зато у нас есть обезьянка. Боджо будет отлично смотреться на телеэкране.

Лора кивает:

— Не сомневаюсь. Но я бы предпочла, чтобы там была и Грета, даже если она будет молчать.

— Видишь, она нам нужна, — говорю я Кадиру.

Он в очередной раз одаривает меня колючим взглядом, от которого мне становится еще страшнее за Грету.

— Нет, боюсь, будет только Хошико, — говорит он Лоре. — Вместо Греты будет Боджо. Думаю, вместе у них отлично получится.

— Даже не сомневаюсь, — улыбается Лора.

Пока мы едем, она исподтишка поглядывает на меня, и по ее лицу вновь мелькает уже знакомая мне брезгливость.

— Думаю, нам нужно слегка подготовить тебя перед выходом в эфир. В студии ты сможешь принять душ. А еще у меня для тебя есть сюрприз. Думаю, он тебе понравится.

Она смеется:

— Нет-нет, не пугайся. Это будет весело, обещаю тебе. Ты снова станешь звездой. К черту Вивьен Бейнс с ее дешевыми трюками и изощренными новомодными пытками. Ты непременно затмишь ее шоу! Я вот что тебе скажу, Хошико: ты, я, Кадир, вместе мы располагаем большей властью, чем когда-либо будет у этой женщины. Мы дадим ей хороший пинок под зад. Мы уничтожим ее и ее цирк!

Мы пересекаем внутренний двор. Меня мгновенно посещает мысль о том, насколько это место больше старого, передвижного цирка. Новый цирк огромен, это настоящий город внутри города. Неудивительно, что Сильвио разъезжает по нему в гольфмобиле. Мы катим дальше, мимо холма Аркадии, мимо десятков других зданий — разной формы, разных цветов, мимо аттракционов луна-парка, огромного колеса обозрения, мимо каруселей и автодромов, киосков, палаток и прочих увеселений к самому последнему зданию в дальнем конце территории, рядом с гигантским забором.

Это сарай черно-бурого цвета, совершенно невзрачный на вид. Такое впечатление, будто он построен из старых грузовых контейнеров. Краска местами вздулась и уже шелушится. Он совершенно не вписывается в общую яркую, праздничную картину, однако в этом есть своя изюминка. Как будто он нарочно не пытается подражать остальным зданиям. Как будто ему все равно. Вывеска над дверью выполнена в стиле уличных граффити. Мне требуется пара секунд, чтобы прочесть, что там написано: «Игровая Зона».