Леонид Каганов - Калибр имеет значение?

В общем, про любимую семейную рукопашку пришлось забыть, а первую свою бойцовую собаку Лина, точнее, Герда (имя она поменяла в шестнадцать) получила через сутки после того ужина. Поздно для кинолога экстра-класса. Нормально, чтобы жить как полноценный боец, чувствовать себя уверенно, безопасно, а главное, регулярно радовать себя хорошей вежливой драчкой.

К шестнадцати с родными пришлось разбежаться, слишком непохожими они стали. Разные гильдии – разные интересы. Хотя собачники Герду так и не приняли до конца – для них она осталась чужачкой. Может, поэтому и не сложилось у нее с собственной семьей (обычно браки заключались внутри гильдии). Герда, однако, не огорчалась. Ей нравилось одиночество, самостоятельность и… собаки. Почти все потомственные кинологи считали, что привязываться к собакам глупо. Пёс, каким бы умным он ни был – всего лишь оружие. Любимое, ценное, подогнанное идеально под владельца, но не более того. У Герды так не получалось.

– Вам никогда не стать кинологом экстра-класса. Слишком привязываетесь к животным. А жаль. Жаль. Вы весьма талантливы. – Она слышала это от старейшин гильдии, наверное, миллион раз. Но поделать с собой ничего не могла. Да и не хотела.

Она. Ее собака. Простая честная работа в супермаркете. Сперва на кассе, потом в охране. Редкие посиделки с коллегами по работе – вежливые, скучные, недолгие. Любимый ресторанчик у ратуши. Иногда бар на набережной, тот самый, где она однажды почти насмерть билась с собачником из юго-восточной гильдии. Раз в год – театр. Она любила оперетту. И любимое развлечение – еженедельный променад по дуэльному бульвару. Самая большая радость для бойца. Выйти вечером на бульвар, выбрать противника по силам, спокойно оговорить условия, побиться до первой крови, а то и зайти чуть подальше, если есть взаимный интерес и желание. Иногда после хорошего махача можно было продолжить вечеринку. Сходить с хорошим человеком в ближайший бар, а то и провести вместе ночь.

Жизнь бойца проста, регламентирована и понятна.

Настоящих, не дуэльных прецедентов у Герды тоже было предостаточно, но все же она не считала себя оторвой или забиякой. С десяток переломов, несколько шрамов от ножей и дротиков, небольшие ожоги. В общем, до своих восьмидесяти она дотянула без серьезных травм и потерь. Хотя… Как-то раз ей неплохо навалял пожилой биточник. Причем, Герда сама наехала на дядю – ей показалось, что он скорчил ей рожу и назвал тощей овцой. Естественно, она заявила прецедент и, не дождавшись отзыва, спустила собаку. Пса дядя вырубил прямо в полете, ловким ударом в нос, а потом шагнул к Герде. Дальше она очнулась уже на газоне, куда ее и пса отволок заботливый биточник.

– Десять секунд отключки. Норма. Прецедент исчерпан? – улыбнулся он, глядя на часы. – Моя гильдия выставит вашей гильдии счет за ущерб.

– Какой ущерб? – простонала Герда. – Была же провокация с вашей стороны.

Потом уже, отсматривая запись, Герда поняла, что ослышалась. Кинологи оплатили биточникам солидный штраф, старейшины сделали Герде внушение. Сотрясение вылечили, плечо срослось, а вот собаку пришлось заменить. На маленького, суматошного и смешного питбулёнка. После питбулёнка был стафф, потом опять питбуль, потом ротвейлер, потом метис…

Герда помнила их всех. Их имена, их характер, то, как они тыкались мордой в ладонь, выпрашивая ласку. То, как скакали по квартире, гоняясь за заводным кроликом. Как работали на площадке… как заходили в бой… Как выходили из боя, если выходили.

Хорошие были времена – больше таких не будет.

Из-за кольта в подмышечной кобуре Герда чувствовала себя потерянной и глупой. К тому же ее снова стал мучить стыд за собственную слабость и никчемность, и за то, что все эту слабость и никчемность видят. Еще хотелось есть, пить и умыться холодной, желательно ледяной водой – кондиционер в грузовичке сломался давным-давно.

«Ладно. Рано или поздно мне придется это сделать. Так что лучше прямо сейчас», – сказала Герда сама себе и притормозила возле заправки.

Если меченая старуха заходит вдруг в придорожное кафе, чтобы заточить кусок пиццы, все потихоньку растворяются, и носатая барменша – лучница (блочник лежит на стойке, между бутылками с кетчупом и горчицей) разумно прячется в подсобке, даже не прихватив оружия, потому что – смысл? Лишний раз хвататься за лицензионку при стрелке – дураков нет.

Официантка медленно, медленнее, чем положено боевым регламентом, приносит горячую пепперони, стакан колы и кусок пирога. Узенький форменный жакетик официантки расстегнут так, чтобы старуха с зеленой меткой на лбу видела – все пять боевых дротиков распиханы по ячейкам, а руки официантки заняты подносом с едой. Прецедента нет! Нет даже намека на него.

Впрочем, меченому прецедент и не нужен. Герда может в любой момент выстрелить в плоскую грудь официантки (на бейджике нацарапано карандашом «Марина», под бейджиком цеховой значок). Просто так. По праву с-старости и с-слабости. Даже не надо пояснять, что ты огорчена, потому что заказывала пепперони на тонком тесте, а тебе принесли не пойми что.

Герда поблагодарила официантку кивком и откусила огромный горячий кусок. И еще один. И запила все это холодной колой. Подтянула к себе тарелку с пирогом.

– Добрый вечерок, леди. Приятного аппетита. Могу ли я обратиться к вам с просьбой, маленькой такой просьбочкой? Мне очень-очень нужно добраться до города, а я без машины. Если бы вы меня подвезли, я бы была вам признательна. Очень-очень признательна.

Вот так. Только задумаешься о том, что теперь у тебя даже сигаретки лишний раз не стрельнут, как сразу опровержение. Герда повернулась лицом к тощей несуразной девице, чтобы та разглядела клеймо и отвалила уже к чертям собачьим, но девица продолжала хлопать глазами, как овца. Собственно, ей она и была. Нашивка «ОВ» на рукаве была какая-то обмахрившаяся и засаленная. Как и сальные интонации и ласковые умоляющие глазки за заляпанными стеклами очков.

«Заходит как-то пьяная в слюни овца в бар рукопашников и блеет», – вспомнила Герда начало тупого анекдота.

– Нет.

– У меня финансовые трудности. Временные. Очень. Очень прошу… Умоляю.

Это, конечно же, был прецедент. Маленький, тупой овечий прец. Когда после прямого отказа продолжается нытье и губки бантиком. Еще позавчера Герда озверела бы и от этих умильных гримас, и от липкого голоска. Еще позавчера, и она бы уже натравливала Ника на оборзевшую вконец овцу. Не сильно, без крови, но слегка повалять по полу и напугать, чтобы думала, к кому лезет. Но сейчас Герде почему-то не хотелось «учить овцу жизни». Даже наоборот! Сейчас эта носатая жердь была как-то кстати, что ли.

Герда вдруг поняла, что страшно соскучилась по собаке. Невыносимо. Семьдесят с лишним лет Герда почти никогда не оставалась одна.