Леонид Каганов - Калибр имеет значение?

– Какая разница? Какая, к чертям, вам разница? – Сорвалась вдруг Герда. – Пёс дряхлый. Слабый, как болонка. Он и есть, если выражаться вашим языком, пластиковый столовый прибор. Пусть доживет свои пару лет дома. Я его даже выгуливать не стану – в лоток справит дела.

– Таков закон, мэм. Мы заботимся о вашей безопасности. Десятый кабинет. Пожалуйста.

«Мы заботимся вашей безопасности»! Плакат, прибитый над оружейным павильоном, выглядел странно. Не привычный экран, на котором слоган Комитета сменялся уверенными лицами вооруженных граждан, а тряпичная растяжка с черной по красному надписью. Подойдя поближе, Герда разглядела, что буквы были не нарисованными, но идеально перфорированными. Расстояние между отверстиями было таким, что еще метров с двадцати текст выглядел обычным текстом. Но стоило подойти поближе…

– Кольт, – пробормотала Герда. И заставила себя добавить киношное, но от этого еще более похабное: – Старый добрый кольт. Хорошая работа.

Металлические двери павильона медленно разъехались. Ну что ж! Добро пожаловать в мир слабаков, стариков, изгоев. Наслаждайся.

– Бабка? Ты б еще после обеда п-приперлась. Чего раскорячилась посреди дороги, вбок отойди, с-старая. Мешаешь.

Коляска катилась прямо на нее бесшумно и быстро, без соблюдения каких-либо приличий, регламентов и правил. Герду аж замутило. Какой-то кривозубый азиат-спинальник в креслице на колесиках ведет себя с ней хуже, чем с овцой. Да за такой наезд ей сейчас полагалось орать «прецедент» и давить на кликере «фас». А потом стоять поодаль и с улыбочкой следить за происходящим, чтобы отозвать собаку ровно за секунду до того, как она перегрызет хаму горло.

– В смысле? Не поняла… – она все же отскочила, позволяя колясочнику притормозить рядом. – Вы думаете, что раз в коляске, так вам и грубить можно?

– Хахаххаа, – закудахтал спинальник. – Не привыкла еще, с-старуха? Бойцовое п-прошлое мешает? Всё можно. К-конечно. Только не п-потому что в коляске, а вот поэтому. – Он стащил с головы шапочку. Синяя «И» выглядела не менее уродливо, чем зеленая «С». Особенно на узком морщинистом лобике инвалида. – Стрелкам можно всё.

– Нет. Не привыкла. И вряд ли смогу.

– А ты п-привыкай. Теперь у тебя жиза – с-сплошной вестерн. «Каравай, каравай – кого хочешь убивай». И ничего тебе за это не будет, если попадёшь, конечно. Ну, что ищем? Зигушку? Глок? Вальтерочек? Т-тетешечку, может?

– К-кольт, наверное, – непроизвольно (хотя так ли уж непроизвольно) передразнила колясочника Герда и перекинула трость из правой ладони в левую. – Сорок пятый. Ааа! Маать! Это что еще за мразь?

Пол оружейки был холодным, чуть влажным и грязным. Кажется, даже заплеванным, если не хуже. Герда лежала лицом в вонючей лужице, не двигаясь и не дыша, чтобы не провоцировать собаку, впившуюся в ее шею чуть ниже затылка.

Псинка казалась совсем крошечной. Герда чувствовала все ее четыре когтистые лапки на своей спине, но хват у мрази был правильный и плотный. Шевельнись – и тварюшка скользнет пастью к сонной артерии. Хребет перекусить у нее, конечно, не выйдет, но и так получится хорошо. И вонючая лужица под носом Герды станет красной, густой и красивой.

– Что за порода, я не вижу?

– П-пудель. К-карликовый. Девочка. – В голосе азиата зазвучала очень понятная и знакомая Герде гордость. – Добрая, но не любит, когда дергаются. Барсетка, хватит. Отпусти бабушку. Бабушка хорошая.

Лапки весело потоптались по позвоночнику, зубы разжались, и Герда почувствовала сперва, как в ее щеку ткнулся холодный нос, а потом липкий горячий язык радостно облизал ее левое ухо.

– Эй-эй. Не настолько хорошая! Ты с-сама хоть поднимешься, или п-помочь?

– Битый небитого везет, – хмыкнула Герда, но не стала отказываться от протянутой руки, – Мне бы чаю с коньяком, если тут наливают. А ты что? Тоже собачник что ли? Южная гильдия? Что-то я про тебя прежде не слыхала…

Игоря (за чаем они познакомились) Герда все-таки знала. Он, как и она, был с северо-запада. На цеховом форуме светился под ником Кореец13 и перешел в высшую бойцовую лигу за год до того, как пропасть. Лично пересечься им не довелось, да и в Сети болтать тоже особо было не о чем. Но она помнила и его аватар – хмурый алабай в стетсоне, и семь заслуженных звезд под аватаром. В дуэльных списках Кореец13 торчал в первой сотне, хоть и не слишком высоко. Хороший боец и умелый собачник. Когда-то… А теперь кусок корейца в кресле. С натасканным (и запрещенным, между прочим) бойцовым пуделем на коленях.

– П-понимаешь, Иосифовна, после аварии я пять лет тянул. Не с-сдавался. На боёвки, конечно, забил, но в остальном ничего не изменилось. Собачникам, сама знаешь, и без ног можно жить. Ну, жена ушла. К лучшему другу. Дети с-стали реже навещать… Друзей п-поубавилось. Т-торчал на даче. У меня там оборудовано все по высшему разряду. Анжи опять же. Ты б видела мою сучечку, мою Анжи. Морда воооо. Лапищи воооо. П-пасть вооо.

– Алабай?

– Нее, метисочка… – заулыбался Игорь. – Только здоровая такая. К-как лошадь. Умница моя. Сто десять команд. Что под к-кликер, что под голос.

– Подохла, что ли? Новую не дали? Гильдия отказала?

– Не… Зачем не дали? Дали. Да я с-сам уже не захотел. Подал добровольную заявку в КБН на клеймо. Лабаз приобрел у одного ковбоя. Барсетку завёл, чтоб не с-скучно. Так и живу сам по себе. Гостей, сама понимаешь, принимаю редко.

– Как это добровольно? – Герда поперхнулась от удивления. – Добровольно вот этот позор? Как?

– А вот так. Были причины. Я ж тебя не с-спрашиваю, чего ты к-клеймо себе на лоб залепила. Чего овечить не пошла. Тебе жить-то осталось лет пять-десять, так и дотянула бы потихоньку в т-терпилах.

– Не твое дело! – Жилка на виске набухла и затрепетала. Волноваться и злиться Герде было вредно, но как тут не психануть. – Не захотела подмахивать, вот и не пошла.

– П-подмааахивать она не захотела. Ладно врать-то. Т-тест на т-терпимость не сдала. Как будто не видно. – Игорь долил коньяку в свою рюмку. – Пошли в т-тир. Подберем тебе с-ствол, с-старуха. Стрелять хоть умеешь?

Стреляла Герда терпимо. Натаскалась за год. Трени КБН проводил раз в две недели. С утра новобранцы шли на уроки ОВ, потом на полигон, как положено. Полигоном никто не пренебрегал, хотя всех от него мутило. Каждый, конечно же, рассчитывал без проблем сдаться на ОВ и никогда больше не унизиться до огнестрела. Ведь, по статистике, только три процента бойцов сливают ОВ-тесты.

Об этом и о том, какой будет их жизнь, если они попадут в три клятых процента бездарных слабаков, не способных даже отболтаться, говорить было не принято. Разговаривали вообще мало. В основном в раздевалках и только «передайте, будьте добры, полотенце» и «позвольте пройти в душевую». Свою лицензионку каждый оставлял в боксе, еще до раздевалки, но какие-нибудь опознавательные мелочи вроде цеховых браслетов или шарфов всё равно брали с собой. Хотя и без маркеров было ясно, кто есть кто. Отличить арбалетчика от лучника нетрудно. Тело, с детства привыкшее к тому или иному оружию, выдает бойца сразу. Кто как стоит, как идет, куда смотрит, как дышит. Даже «кислотниц» видно по разъеденным подушечкам больших и указательных пальцев.